Вот даже прямо не знаю, с чего начать подобное повествование, в рамках понимания «кто я» и влияния среды. Школа. Что это такое? Бесспорно, вопрос идиотский! Большая часть населения посещало это муниципальное заведение. Чем же интересна моя история, и чем она может отличатся от других историй, об этом нежном возрасте, и об этом периоде человеческой жизни? Через это проходил каждый, и у каждого может быть своя, не менее интересная история. Однако, я хочу разобраться в себе, и рассказать кто я, рассказать именно мою историю, тем самым, возможно, оставив после себя долю понимания, того кем я был. Определенно, любое повествование, текст, музыка, имеет ряд ограничений для восприятия, но иных способов передать, что я видел, что я знаю, и возможно, кто я, я не ведаю. Потому буду пользоваться теми средствами, которыми хоть как-то владею.

Школа. Это такое место, это начало пути любого человека, начало всегда прекрасно, начало окутано тайной и новизной. Начало любого движения вперед, дает какую-то надежду, начало говорит о том, что весь путь еще впереди. Да, сразу становится понятно, что будет сложно, что будут несбывшиеся надежды, разбитые мечты, муки первой любви, разочарования, предательство друзей, будет очень больно, но в начале, ну кто думает об этом в начале, кто об этом может знать в начале. Кто может просчитать все это вначале? Родители, конечно, отводя своего ребенка в школу, все это отлично понимают, и все знают, ну хотя бы отдаленно, но большей частью, у них нет даже в мыслях, омрачать своему чаду эйфорию начала. Начало всегда удивительно. Конечно, не буду спорить, это только версия, она может отличатся от мировосприятия других людей, учеников. Кто-то, может быть, учился в школе, где были другие нравы, другие учителя, другая обстановка, может быть в светлом социалистическом прошлом подобных вещей вообще не могло иметь место быть. Кто знает.

Мне довелось посещать подобное учебное заведение, можно сказать, на стыке времен. Шел я в первый класс, при союзе, а заканчивал свое обучение уже в эпоху оголтелого, варварского капитализма девяностых. В социуме страны происходили страшные вещи. Однако, они не казались такими ужасными, во всяком случае мне лично. Может быть именно потому, что впереди было еще очень многое, неизведанное, что-то такое, что прямо дух захватывало. Сразу скажу это была надежда, но потом как-то её становилось всё меньше и меньше. Школа была не хуже и не лучше, чем другие, нет, ну конечно, когда я шел в первый класс, считалось, что именно в этой школе очень сильные учителя по точным дисциплинам, математике, физике, а вот когда я заканчивал это, уже больше увеселительное заведение, учителей, которые, действительно, пытались доносить знания, было, ну может быть, из всех тех, кто вел предметы у старшеклассников, один, от силы два, не более того. Приемы педагогической практики остальных, вызывали, во всяком случае, у меня, много вопросов. Нет, конечно, не сразу, а уже потом, когда я закончил обучение, когда уже имел основания жизненного опыта для ведения анализа и диалога по этому вопросу, а тогда, было вообще очень забавно, и вообще замечательно. Впереди было что-то такое, была целая жизнь, и повторюсь – надежда.

Я отчетливо помню свою первую учительницу, свой первый «первый класс», свои ощущения, свои страхи, свою первую любовь, свое первое домашнее задание. Как это было!!! Не как это было хорошо, или как это было плохо, а просто: «Как это было!!!»

Звали мою первую учительницу Татьяна Владимировна. Фамилию не помню. Нет, конечно, могу найти, но зачем это. Да и вообще, имена и фамилия в моем повествовании будут изменены, или попросту не озвучены, по этическим причинам, но явки и пароли некоторых из них я произнесу, потому, как страна должна знать своих героев, уж те, кого я упомянул, это выдающиеся люди, о них стоит вести речь. Некоторых уже попросту нет в живых, потому не вижу причин, по которым не могу придать огласки их инкогнито. Про выдающихся, это мне вспомнился мой преподаватель истории в ВУЗе, Доцент кафедры истории Кудинов Ю.П. он нам так и говорил, в конце вашего обучения, я буду знать только выдающихся из вас, в ту или иную сторону.

Мне отводили в школу мама, папа и дедушка, почему бабушка не присутствовала, сказать не могу. Тут следует отметить один момент, до того, как меня туда повести, родители покупали мне необходимые и достаточные для обучения предметы. Тетрадки с промокашками, карандаши, линейки, ручки, пенал и портфель. Это было вообще что-то из другого мира, из взрослого мира, портфель. У меня был портфель, коричневый, он конечно, был сделан из дешевого кожзаменителя, но как пахли эти вещи. Чем-то взрослым, таким новым, непонятным. Запах этих вещей я помню до сих пор. Еще была черная сумка, специальной, очень необычной конструкции, тоже из кожзаменителя, для ношения сменной обуви. Сменная обувь. Каким изощренным нужно быть педагогом, чтобы придумать это культурное явление. Сменную обувь приходилось таскать с собой. Бесспорно, я понимаю, что сменная обувь была нужна для того, чтобы в классах было не так грязно, чтобы ученики не тащили ошметки весенне-осеней жизнедеятельности в помещение, но как это объяснить ребенку, который каждый день должен был таскать с собой вот это вот. Почему нельзя в школе организовать ящики, закрывающиеся на ключ, для исключения воровства, зачем каждый день таскать «сменку» с собой, зачем?

Нас первоклассников построили в девять часов на школьном дворе, на стадионе, он был у нас прямо перед школой. Называлось это мероприятие линейкой. Было очень страшно. Волнения моего не было предела, ну в школу, в первый раз, с вечера были приготовлены ручки, тетради, тетради были с обложкой, полиэтиленовой. Были наглажены брюки школьной формы, конечно, не мной, а мамой, была приготовлена обувь, которая не была удобной. У меня иногда складывается такое впечатление, что те люди которые занимаются изготовлением обуви, они думают о чем угодно, но не об удобстве ношения оной. Вечером я не мог заснуть, в школу в первый раз, я даже представить себе не мог, что меня там ждет. Мне не с чем было это сравнивать. Сравнивать было не с чем! Вот, к примеру, когда я поступил в институт, обучение там мне уже было с чем сравнивать, оно определенно отличалось от школьного, но, по сути, в общем-то, было очень похожим, а тут вообще сравнить не с чем.

На этой линейке Петр Васильевич Романов, в бытность еще директор школы, человек бесконечно интеллигентный, образованный, произносил речь, которая вообще была не понятная для меня того возраста, да и не слушал я её, или не слышал. Вообще, строгий, не молодой дядька, в очках, от которого веяло сталинской эпохой, несколько пугал. Во-первых, своим статусом директора школы, а во-вторых таких серьезных дядек, я еще в своей жизни никогда не видел. Да и что такое сталинская эпоха я тогда тоже не имел ни малейшего представления. Просто он был «директором» как часто ребенок в семь восемь лет видит директора, да еще и директора школы. Выступали заведующие учебной частью, они говорили много пафосных вещей, о учебе, обо всем, о чем в таких случаях говорят. Говорили они это, только не мне, даже не «нам» – первоклассникам, или учителям, не учащимся старших классов, потому как нигилизм последних вообще отрицал авторитеты, говорили они это, большей частью, себе. Затем, звучал первый в моей жизни и последний «первый звонок». Потому что больше в моей жизни «первых звонков» не было. Понимал ли я в тот момент это, осознавал ли, да нет, конечно. Это сейчас я что-то пытаюсь понять, память рождает образы, выплывают в сознание какие-то обрывки воспоминаний, как будто кадры старой, пошарпанной киноленты, местами чёрно-белой, местами очень яркой, с пышно-вычурными цветами.

Несколько позже П.В. Романов был смещен с должности директора по причине выхода на пенсию, а еще он перенес инфаркт инфаркта. Примерно в период развала СССР, и вот именно исчезновение этого директора, было событием, разделяющим эпохи, на до и после. Заняла его место, здоровенная такая бабища, Юрьева Ириада Вячеславовна, очень похожая на цыганку, которые в то время, в этнических «костюмах», приставали к прохожим, вымогая деньги. Как выяснилось в последствии, она и проживала в районе города, где обитали цыганские семейства, даже построила там дом, хотя отец её работал на Стройуправлении Потребсоюза в ПТО. Что такое цыганские дома на Зубчаниновском шоссе в Самаре, это дворцы. Построенные, большей частью, на не трудовые доходы девяностых годов, на выручку от продажи контролируемых веществ. Запрещенные препараты. Ух, сколько их хлынуло к нам в начале девяностых, сколько молодежи померло от этой гадости и отсутствия обоих долей головного мозга. Возможно, я не прав, может быть, я ошибаюсь, мои соображения, это только версия, но мне лично, кажется, что именно она стояла за распространением контролируемых веществ среди учеников, и если не получала с подобной торговли полагающиеся материальные вознаграждения, то всё это происходило с её молчаливого согласия. Может быть, она боялась тех, кто занимался этим вопросом, может быть сама участвовала, но именно с её приходом на должность директора, в школе стали происходить лютые вещи, расскажи я про которые родителям, ну те бы мне попросту не поверили. Времена были смутные, новые, на стыке эпох, когда рушились светлые коммунистические идеалы, в нашу жизнь вторгалась эпоха оголтелого рынка девяностых. Это был даже не капитализм, описать оное у меня не хватает слов в рамках дозволенного, но давайте по порядку.

Мой первый класс, класс для меня был первым не только в отношении сообщества, как общественной формации учеников, это было и первое помещение. Со стульями, партами, хотя это уже были не парты конструктивно, а просто столы. Это были первое помещение с запахами класса, влажной доски, свежей, местами не высохшей краски на полах, это написанные мелом на доске поздравления с первым днем знания, это первый урок, на котором, как я помню, мы рисовали. Я нарисовал луг, домик, солнце, и самолет в небе, на самолете, нарисовал пулеметы, я так всегда рисовал самолет, потому как видел подобное в кино про Великую Отечественную Войну. Наша первая учительница, спрашивая меня, что я нарисовал, поинтересовалась, а что это за штуки на крыльях, и как бы подталкивая меня к правильному ответу: «ведь это мирный самолет?» Как просто манипулировать детьми, подводя их подобным образом к тому, что они должны сказать, по мнению взрослого, используя определенные рычаги влияния, они простые, в общем-то, добрые, в них нет ничего такого, но подобным образом, действуя через мой страх быть неправильно понятым, моя первая учительница подвела меня под мою первую в моей жизни ложь. Я согласился с ней и сказал, что на крыльях – это антенны. Ну не были это антенны, я рисовал пулеметы, это были пулеметы. Чего я испугался в тот момент, почему я соврал. Я не сделал ничего плохого, моя ложь никому не навредила, наоборот, казалось бы, должно стать лучше, ведь мирное небо, мирный самолет, с антеннами, но я рисовал пулеметы, почему я вот так вот взял и вспомнил этот момент, зачем я его вспомнил, и почему сейчас мне за него стыдно. Моя первая учительница, добрейшей души человек, вынудила меня испугаться и солгать. Чего я испугался и почему я солгал, да ну и что, что на крыльях у самолета пулеметы, что в мирное время военные самолеты не летают, да еще как летают, и не только с пулеметами, а с таким страшным оружием, осознать которое детский ум не в состоянии. Так вот, если разобраться, да у нас мир только потому, что эти самые самолеты способны летать. Однако, я соврал. Мне не то, что, вот, стыдно за этот поступок, он был не один десяток лет назад, да я вообще о нем вспомнил недавно, когда готовил этот монолог, но мне все равно стало неприятно. Знаете, такая вот, какая-то, прям вязкая субстанция по спине. Это было давно, я забыл про это, да никто из моих друзей про это не помнит и не знает, одноклассников я вижу раз в пятилетку, да и из них никто об этом, никогда не сможет вспомнить, никто меня, никогда, в этой лжи не упрекнет, но мне противно. Позже я врал еще больше, ложь моя становилась изощрённее, она порождала другую ложь, но все это последующее вранье, особенно-то и не вспоминал, а вот первую вспомнил отчетливо, и противно.