© Григорий Зарубин, 2022

ISBN 978-5-4496-2704-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Русским солдатам

павшим на полях

Первой мировой войны посвящается…

Глава первая

1914 год. 1 марта. Псков.

94-й пехотный Енисейский полк построен на главной городской площади ровными коробками, образуя серо-шинельный полукруг. Начищенные штыки сверкают. Полковые знамена чуть колышутся от весеннего студеного ветерка. Солнце сквозь морозную дымку просвечивает оттопыренные солдатские уши. Из-под лихо закрученных усов и красных носов валит пар. В задних шеренгах то и дело переминаются c ноги на ногу…

Несмотря на ранний час на улицах уже многолюдно, празднично. И Великолукская улица, и Сергиевская и Петропавловская и Александровская набережная, Кохановский бульвар у старой крепостной стены и уж тем более рынок – буквально утопают в цветастых платочках, шляпках c перьями, картузах, «котелках» последней европейской моды, а кое-где и английских кепи важных обывателей, – всюду смех, крики, толкотня: «…простите меня! Федор Кузьмич», «Бог простит!», «и ты меня прости, Варенька!»; «Блины! Блины! Кому блины?! C семгой, икорочкой зернистой! Со сметанкой, маслицем!», «почем, красавица?!», «пятьдесят копеек, барин!», «а че так дорого?»; «Пироги! А у нас – пироги! Со снетком, c грибочками!»; «Яблочки моченые!», «Брусничный квас!», «Медовушка! Медовушка освященная Печорская Монастырская!», «Ваше благородие! Купите барышне ландыши! А, ваше высокоблагородие?!», «Ну!», «c вас три копеечки!», «чего ты мне букетик суешь?! Всю корзину беру! Сдачи не надоть»…

Полицейский урядник у монумента Императору поймал за шиворот приезжего деревенского недотепу. Поставив рядом, что-то втолковывает ему нравоучительное.

Неугомонные мальчишки c гамом и криками, а то и дракой занимают излюбленные места повыше: на нижних ветках кленов, кованых оградах…

И только главный Собор за неприступными стенами Крома стоит достойно и недвижно. И купола Троицкого Собора cо шпилем колокольни величаво пронзают небесную сладко-синюю высь…

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —

Горожане любили поглазеть на «маневры» военных. А уж тем более на «енисейцев»! и не последней виной тому – подпоручик Новак…

Подпоручик Алексей Новак, младший офицер третьей роты 2-го батальона, что называется, слыл, чуть ли не во всей губернии неисправимым забиякой, балагуром и «разрушителем дамских сердец». К слову сказать, сам бы он очень удивился такой характеристике, потому как считал себя чересчур робким и застенчивым и крайне невезучим в отношениях c женским полом. На службе, правда, мог вспылить, но только если окончательно выведут из себя. Однако был отходчив, добиваясь поставленных целей не площадной бранью, а дипломатично, утонченно, так, что будь то нижний чин или командир, дня через три только понимали суть хитрой психологической уловки Новака.

Выглядел подпоручик в свои двадцать пять очень молодо, и всегда чрезвычайно опрятно: сапоги начищены, точно самовар у радивой хозяйки – до блеска, штаны отглажены, на кителе c серебряным значком полка ни единой пылинки; чисто выбрит, наодеколонен, усики до самых кончиков напомажены.

– Ну, я вам покажу! Выучу, – как государеву службу любить, всеми фибрами души вашею! – тряся кулаками, орал на солдат подпоручик Новак. Хотя был не особо разговорчив.

Но солдатики не обижались на него. Знали, что офицер этот, в случае чего, за любого из них жизнь положит. И не задумается. А если и сгоняет по случаю с них «семьдесят семь потов», то для их же пользы. Впрочем, в прошлом году как-то на Яблочный Спас, построив роту на полковом плацу в десятый раз с утра, удивил так удивил:

– Слушай, мою команду! Ро-та! Рав-няйсь!!! Сми-рна! Ружья – «на ремень»! Ружья – «на краул»! Семенов!!! Балда!!! Я сказал: «на караул»! Куды ты винтовку затискиваешь?!

Петька Семенов пыхтел, украдкой рукавом отирая со лба пот, и глупо таращил на командира глаза. Но, неизменно каждый раз ошибался, выполняя очередное замысловатое движение с личным оружием.

– Так, значит, так! – старался утихомириться подпоручик, – ладно. Рота разойдись! Ну, а завтра я вам всем устрою…

На следующее утро действительно «устроил»: построил солдат, велел унтер-офицеру Ефимову выдать винтовки и строем погнал роту не на Завеличье на полковой плац, а приказал взять левее…

На городской площади, недалеко от торговых рядов рынка, практически в «деловом» центре, на виду у множества приличных господ и краснощеких барышень, под бойкий ритм полкового барабана, «задал-таки перцу»!

Бедным солдатикам ничего не оставалось, как только из всех сил стараться – не упасть лицом в грязь. Донельзя выпячивая грудь, ставили винтовки: «на ремень», «на караул», «на плечо», «на молитву»…

Местные девки-красавицы приостанавливались, спеша с корзинками, кульками из лавок или с рынка, улыбаясь, что-то шептали друг дружке, c интересом поглядывая в сторону военных. У Семенова и «сотоварищей» краснели уши, и не только, но и резко возросло желание выполнять приказы Новака правильно и синхронно, так сказать, с удальством, переходящим в азарт. Нашел стимул! – мужское «либидо». Дабы не было б стыдно в очередном увольнении…

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —

Прибытие важной благородной свиты в связи c назначением нового командира полка отчего-то задерживалось. Полковые шеренги озябли.

Но вот c трудом пробрался сквозь толпу зевак и сразу направился к штабс-капитану Протопопову припоздавший полковой священник протоирей Валентин Робертович.

– Идут?! – Протопопов немного подплясывал, стараясь хотя бы голову не держать в холоде, вытягивая шею до границы тени и света.

– Пока не видать, Борис Викторович, – не видать-c пока.

– А чего это вы так, батюшка?! – разглядывал старший офицер странное одеяние протоирея. Поверх форменной рясы Покровский на все крючки и пуговицы напялил еще и офицерскую шинель.

– Богово Богу, а протоирею – зябко! – хитро улыбнулся в густую бородищу Валентин Робертович.

– Ну да, ну да, – Протопопов под видом чрезвычайной необходимости побежал к знаменосцам, стоявшим как раз на солнечной стороне.

Пихнув и прикрикнув на унтер-офицеров, откуда-то примчался Новак. Как ни в чем ни бывало, встал в строй c правой стороны от роты. Огляделся. Хмыкнул пару раз, встретившись взглядом c Семеновым. Строевым шагом направился к ротному командиру.

Чеканя шаг, приблизился к капитану Робачевскому, стоявшему в десяти шагах от строя, отдал отточенным движением руки приветствие. Поздоровавшись за руку, o чем-то зашептались. Новак беззаботно улыбался, – Робачевский, как всегда, презрительно кривил рот, сузив глаза, «пепелил» колючим взглядом «любимую» 3-ю роту.

Солдаты c восхищением наблюдали за подпоручиком: ни одного лишнего движения, точно гитарная струна: осанка; кожаные ремни, казалось, хрустели, поверх ладно подогнанной шинели; офицерская шашка блестела так, что глаза слепила…

– Ро-та!!! – рявкнул Новак, лихо развернувшись лицом к строю, – слушай мою команду! Ружья, на пле-чо! На месте, ша-гом арш!!!

Солдаты робко засучили затекшими ногами.

– Веселее! Солдатики! Веселее, разлюбезные! Раз, раз, раз, два, три! Левой, левой, левой! Раз, раз, раз, два, три!

Штабс-капитан Протопопов c удивлением и нескрываемой завистью поглядывал на хитрый маневр 3-й роты.

Подпоручик, поймав ритм, сам затопал на месте – молодцы! Бравые солдатушки! Храбрецы мои!!!

– Рады стараться!!! Ваше благородие!!! – одновременно гаркнули сто c лишним «молодцев-храбрецов». Щеки их из-под усов раскраснелись, некоторые заулыбались.

Тут же и остальные командиры рот, наблюдая, что штабс-капитан Протопопов снисходительно отнесся к действиям Робачевской роты, отдавали приказы «греться».

Без команды полковой барабанщик «застучал» боевой марш, присоединившись ко всеобщему «согреванию».

Не удержался и протоирей. Вышел в центр. Крестил размашисто каждый батальон в отдельности, и вдруг забасил густо, – спаси вас Господь! Соколики! Защитники Отечества!

– Рады стараться!!! Ваше Боголюбие!!! – синхронно и зычно ответил полк.

Валентин Робертович украдкой смахнул слезу. Ушел на свое место.

– Видать, «дернул» уже c утра, – хмыкнул про себя Ефимов.

– Сегодня можно, – не поддержал ехидного намека унтер-офицера фельдфебель Аркашка Уваров.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —

Но вот загудел большой колокол Троицкого Собора, следом звучно заиграли колокола Звонницы Паромо-Успенской церкви, что за Великой у Ольгинского моста, а дальше заливисто откликнулись и все вокруг колокольни городских церквей, монастырей, часовен.

Большая процессия появилась! Неспешно вышла из дубовых ворот Городской Управы и направилась мимо Зданий Губернских Присутственных Мест к площади.

Первое место в делегации уступили вступавшему в должность командира 94-го пехотного полковнику Чермоеву Владимиру Алексеевичу, на плечах его шинели еще золотились погоны лейб-гвардии Московского полка. Далее шествовал Псковский Губернатор камергер Высочайшего Двора действительный статский советник барон Медем Николай Николаевич c гордо сверкающими на груди орденом святой Анны 2-ой степени, серебряным знаком Императорского училища правоведения и недавно Высочайше пожалованным орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира 3-ей степени. За ним следовали: Епархиальный преосвященный Евсевий епископ Псковский и Порховский; Губернский Предводитель Дворянства Гофмейстер Высочайшего Двора Николай Павлович Лавриновский; начальник Губернского Жандармского Управления полковник Сомов Николай Арсеньевич; полицмейстер коллежский ассесор Власков Николай Семенович; командиры 96-го пехотного Омского полка и 93-го Иркутского пехотного полка полковники Копытинский Юлиан Юлианович, Янов Георгий Дмитриевич; Председатель Псковской Городской Думы – городской голова Агапов Алексей Алексеевич; прокурор Романов Алексей Федорович и других чинов и званий – человек пятнадцать…

– Полк!!! На месте, стой!!! Ружья, на кра-ул!!! Смир-но!!!

Оркестр заиграл марш. Штабс-капитан Протопопов, приложив ладонь к правому виску, слегка покачивая крепким туловом, точно моряк, спешно двинул встречать процессию…

– Господин полковник! 94-й Енисейский пехотный полк построен! Докладывал исполняющий обязанности начальника штаба штабс-капитан Протопопов!

Полковник Чермоев принял доклад. Начальник штаба уступил перед строем место, ловко отскочив в левый бок от нового командира.

– Здравствуйте, «Енисейцы»!!! – мягким бархатным голосом приветствовал полк Владимир Алексеевич.

Наступила тишина… Даже пестрая толпа, окружившая плотным кольцом военных, перестала галдеть. За несколько секунд, казалось, слышно стало, как звенит прозрачный морозный воздух. Но вот солдаты, вытянув подбородки, глубоко вдохнули… Протопопов незаметно подал рукой условный сигнал…

И полк «выдохнул»: грозное, красивое, мощное: здра-вия жела-ем, гос-по-дин полковник!!!

Стоявшие позади командиры Омского и Иркутского полков переглянулись, испытав некоторое чувство зависти. Однако ж, как еще отмаршируют? Может там допустят какую-нибудь оплошность?!

– Солдаты! Господа офицеры! – начал длинную речь Чермоев под пристальным изучающим взглядом тысячи c лишним новых подчиненных, – в это нелегкое для Отчизны время, нам c вами многое предстоит вместе…

Стаи голубей, громко хлопая крыльями, заглушив важные слова полковника, слетели c крыш…

– А командир-то, вродя, ничаго, и не толстопузый, – Семенов легонько толкнул плечом Аркашку.

– Угу, «ничаго», а по мне так у Матушки Рассеи – завсегда «времена тяжелые», – пробурчал фельдфебель.

Углядев за спиной всеслышащего и всевидящего Робачевского крепко сжатый кулак, оба заткнулись.

– …И в апреле, начале мая, – снова донеслись до шеренг посулы полковника, – на полковые учения к нам пожалует генерал от кавалерии Его Императорское Высочество Великий князь Николай Николаевич!

– У-р-а!!! У-ра!!! Ура!!! – громоподобно прокатилось по шеренгам.

Оркестр заиграл Гимн. Полк, а вместе и губернатор и приглашенные и много кто из горожан дружно запели: «Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам!»…

– — – — – — – — – — – — – — – — – —

Батальоны полка, отмаршировав необходимую часть c салютованием под оркестр важным персонам, двинули чеканить шаг по улицам города. Тут уж исправнику Уездного Полицейского Управления пришлось попотеть. Приставы, заодно и привлеченные к мероприятию полицейские надзиратели, офицеры конной и пешей стражи Жандармского Управления c великим трудом оттесняли народ, освобождая дорогу марширующим полковым ротам.

Третья рота зашагала излюбленным путем – по городским кварталам вывёртывала на Архангельскую, лихо отстукивая каблуками по брусчатке мимо штаба полка, а затем вывернув к Пскове, уходила в казармы по Троицкому мосту.

На Запсковье собралось тоже немало народу. Молодые женщины махали вслед платочками, старушки крестились на золотые купола церквей, низко кланяясь до земли, и тут же подвыпивший мужичек, буквально вывалился под ноги, c большим самоваром под мышкой, «салютовав» двумя перстами к седому виску, заорал: «Да здравствует Его Величество Николай Александрыч, и со всем своим семейством!»

Капитан c подпоручиком чуть приотстали от солдат, не вмещаясь в узкое пространство облепленной горожанами дороги. Робачевский хотел было дать команду повернуть роте на более широкую Ильинскую, но, опередив, из первых рядов донесся зычный приказ унтер-офицера Ефимова: «Рота! Равнение на пра-во!!!»

Солдаты c большим удовольствием затопали громче, повернув головы в правую сторону. Вразнобой, нарушая уставы, c кем-то радостно здоровались, и, чуть не сворачивая шеи, не могли оторвать от кого-то восхищенных взглядов.

Гадать долго не пришлось. У дверей булочной стояла жена капитана c маленькой дочкой – Робачевская Наталья Сергеевна! Мило улыбалась, отвечая на приветствия. Помахала мужу.

Муж, зловредный капитан, Его Благородие, Сергей Николаевич, как ни странно, тоже ласково улыбнулся.

Событие для 3-й роты из ряда вон выходящее! Некоторые, отслужив и третий год, никогда не видели командира c благодушной улыбочкой на лице, а кто и видал, предпочитал лицезреть, от греха подальше, строгую его физиономию.

Об исключительной красоте Натальи Сергеевны были многие наслышаны, – а сегодня, как говорится, воочию… Подлинно восхитительная учителка словесности из Мариинской женской гимназии c белокурыми завитками волос, выбивающихся из-под модной шляпки, c чуть заметно округлившимся животом, махала им ручкой вслед.

– Ух, ты!!! – только и слышен пересвист в солдатских шеренгах.

Престиж капитана в глазах ошеломленных солдат за одно мгновение вырос в десятки раз. Теперь понятно, отчего Сергей Николаевич в последние дни такой добрый!

Новак чуть приостановился. Щелкнув каблуками, кивнул. Не в силах подавить растянувшейся до ушей улыбки, побежал догонять роту…

Робачевский многозначительно оглядел подпоручика.

– Чего? Просто, поздоровался… вот, – ответил на немой вопрос Новак.

– Ничего. Я не про это! А про барышню в окнах дома Лахновского, – хмыкнул капитан.

– А, это… племянница его, Анна Войцехович…

– Ужинать сегодня приходи. И Наталья моя просила. Так что ждем, – еще раз хмыкнул Робачевский, и, точно опамятовавшись, рявкнул, – ро-та! Песню, запевай!!!

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Подпоручик Новак задержался в казармах. Проследил за сдачей оружия. Проверил порядок в помещениях. Выстроил получивших увольнительную, но, особо не придираясь, отпустил, напутствовав:

– По кабакам не шастать! Друг дружку не оставлять нигде! Чтобы утром на плацу – как огурчики!

– Не извольте сумлеваться, Ваше Благородие, Алексей Федорович! – Семенов уже мчался, точно шальной теленок, в сторону города.

Прибежал мальчишка. Спросив фамилию подпоручика, сунул Новаку записку. Получив копеечку, исчез также быстро, как и появился.

Прочитав короткое письмо, подпоручик помрачнел, ушел в офицерскую комнату и до полудня не выходил.

К вечеру из дверей крикнул дневального…

– На-ка денег. Сбегай в кондитерскую. Купи торт.

– Слушаюсь, Алексей Федорович!

– Только небольшой купи, но дорогой. Понял?!

– Понял! Чего ж не понять?! Маленький торт и самый дорогой!

– Хорошо! На сдачу можешь купить себе чего-нибудь, табаку или махорки. Давай, я за тебя подежурю…

– Спасибо, Ваше Благородие, я мигом!