© Григорий Корюкин, 2022

Обложка: Н. М. Юхнова

Книга издается в авторской редакции

* * *

Бричмулла
(повесть)

В поселок Бричмулла я приехал первым автобусом. В 60-е годы прошлого века это был кишлак с маленькими глинобитными домами, желтеющими на склонах горных отрогов, спрятанных в цветущих садах. Он походил на восточный аул в горной пустыне, где на минаретах распевным голосом кричали муллы, пахло жареными лепешками, дымились тандыры, голосили петухи, малахольно сновали козы и овцы, резко визжали ишаки и назойливо зазывали покупателей проворные торговцы.

Первое, что мне бросилось в глаза, – стройные девушки с кувшинами на плечах, в цветных штанишках до туфелек и с множеством косичек на голове. При виде меня они скромно склоняли головы, улыбались и убыстряли шаги. Я остановил одну девушку у колодца и спросил застенчиво:

– Извините! Я студент, направлен на практику в Бричмуллу. Где находится контора геологической службы? Потерялся я на ваших улочках!

Девушка строго посмотрела на меня. В глазах ее зажглись синие искорки, и она посмотрела на меня, как на просящего подаяния.

– Это вам к Иванычу. Он у нас в ГРП главный. Вон его синий дом. Поспешите. Иначе он на базар уезжает торговать.

– Спасибо, милая девушка. Меня Гришей зовут. Я буду здесь все лето. Пока!

– А я Замира. До свидания!

Мы расстались. Я медленно зашагал к синему дому. У ворот дома «Москвич» с прицепом, около него суетились люди.

– Будьте добры! Подскажите, кто здесь Иваныч?

– Ну, я! Тебе чего, малец? – ответил седой грузный мужик в сером кителе, с добрыми голубыми глазами. Он потирал руки от нетерпения, словно опаздывал.

– Здравствуйте! Я к вам прибыл на практику из Томска. Прошу любить и жаловать!

– Эх, не вовремя ты появился! На базар спешу. Да ладно. Какой курс?

– Четвертый. Геолог. Специальность «Поиски и разведка».

– Пойдет. Специалисты нам нужны. В конторе никого нет. Все на базаре. У нас сегодня базарный день, все торгуют. Поэтому иди к Акиму. Вверх до развилки, а там спросишь, где Аким живет. Он сегодня не на базаре. Наверное, бухает. Скажешь, что я послал. Пусть выдаст тебе всю амуницию и определит место для ночлега. Там найдешь главного геолога. Его звать Рустам. Он введет тебя в курс дела. Сегодня отдыхай, вдыхай воздух. Не спались под солнцем. Искупайся в нашей реке Кок-су. Сходи в чайхану. Деньги есть?

– Да есть немного. Пока хватит!

– Молоток! Завтра аванс выпишем. Ну, держись, сынок! Бричмулла – это сладострастный напиток! Смотри не захлебнись с непривычки. Джинна из себя не выпусти. На воле он чародей!

Иваныч с легкостью всадника вскочил в автомобиль и растворился в бензиновой дымке солнечного утра.

Я молча побрел вверх по дороге. Повсюду по узким улочкам сверкали ручьи. Жители поселка уже рассыпались по садовым участкам. Рогатый скот мирно жевал траву на склонах. Девушки в штанишках подметали метелками дворы. Ишаки уже стояли у ворот, лениво и обреченно уставившись в землю. В чайхане дымились самовары. По поселку разносился монотонный гул бытовой суеты.

Акима я нашел полулежащем на жестком топчане. Вокруг него суетились куры и индюки. Посреди двора торчал, как палец черта, закопченный тандыр. Из него дышал жар, пахло горелым самогоном.

– Из горла будешь? – спросил меня, не здороваясь, помощник Иваныча. – Ты кто?

– Меня Иваныч послал. Велел выдать спецодежду и определить на ночлег. Я студент. Прибыл к вам на практику.

– Значит, непьющий? Почему мне так не везет? Где мои братаны-собутыльники? Ну хоть пригуби! Уважь! Век помогать буду! Одену, обую, спальник дам, в саду уложу! Машка! Поди ко мне – дело есть.

На крыльцо вышла полная ясноликая женщина в платке и переднике, со скалкой в руках. Она с неприязнью смотрела на Акима.

– Чего разорался? К тебе человек пришел. На практику к нам приехал. Он с дороги. Устал. Отдохнуть надо. А ты как жлоб толстомордый – все о своем. Алкаш нещадный! О вас уже, Гриша, весь поселок говорит!

– Пойдемте! Я выдам вам спецодежду и спальник со вкладышем. Ночевать будете на раскладушке у нас в саду.

Я поставил раскладушку под абрикосовым деревом, постелил спальник с вкладышем. Прилег в тени ветвистого дерева, вслушиваясь в шорох ветра и булькающий звук падающих абрикосов. Солнце еще не горячило, легкая прохлада висела над садом, сладко пахло абрикосами. Я погрузился в воспоминания… Прощальные напутствия ребят. Крепкие объятья. Звон стаканов. Песни на перроне. И беспощадный возглас Любы:

– Прощай навсегда!

И мой усыпляющий самолюбие ответ:

– Бедная, несчастная девушка! Ты навсегда потеряла меня!

Никогда не зарекайтесь говорить друг другу – навсегда. Это слово отдает бесконечностью.

Главный геолог Рустам пришел в сад, где стояла моя раскладушка под абрикосовым деревом. Мы познакомились. Он чем-то напоминал мне Саладина. Черная аккуратная борода, прямой нос, жесткий взгляд, хорошие знания и достаточно мудрые решения. Он меня проинформировал о работе.

ГРП в Бричмулле образовалась на базе месторождения висмута и мышьяка.

Месторождение открыли до войны. В близлежащих горах были пройдены штольни, уходящие в рудное поле. Оттуда на вагонетках возили породу. Руду отправляли на обогатительную фабрику. В настоящее время месторождение не разрабатывается, но решается вопрос о переработке отвалов, в которых были обнаружены редкие и радиоактивные металлы. А также исследуются близлежащие горы, где прогнозируются полезные ископаемые.

Рустам мне для начала предложил заняться лошадьми. Я рвался в работу и был согласен на все.

Укрощение строптивых

Раннем утром, оформив все деловые документы, мы поехали на базу партии. Здесь находилось несколько дощатых домиков и паслись лошади. Я взял у Акима полмешка овса и пошел знакомиться с лошадьми. Кони паслись рядом.

Они были грациозны и красивы. Медленно передвигались по поляне, поглядывая недоверчиво на людей, как на поработителей. Чувствовалось, что между животными и людьми существует какой-то красный барьер, за которым злобная ненависть. Я решил с помощью овса прервать это недопонимание. Одет я был только в шорты и надеялся, что не спугну их своим обнаженным, мощным торсом. Лошадей было трое. Две кобылы и один мерин. Я, держа скрученный мешок с овсом перед собой, стал приближаться к лошадям, ласково повторяя:

– Мои милые, хорошие лошадки! Мои замечательные, красивые лошадки! Вы, наверное, кушать хотите? Вы, наверное, устали? Мои любимые, неповторимые, самые лучшие!

Я нагнулся перед самой сильной кобылкой. Она у них главенствовала в ожидании взаимной любви. Начал обильно насыпать ей в ведро вкуснятину – рассыпчатый свежий овес.

И вдруг я почувствовал, что мою кожу на спине энергично засасывают лошадиные губы, а затем смыкаются жесткие резцы челюстей. Челюсти сжимают сильнейшей хваткой мое тело. Раздается хруст порванной кожи. Ее смачное облизывание языком и благодарственная передача моей плоти обратно. «Вот это любовь со страстным засосом на спине», – подумал я. Отпрянув от лошади, я заорал отчаянно:

– Ты что, дура! Зверюга гадкая!

Кобыла дернулась, алчно заржала от неугасимой любви и, сорвавшись с привязи, метнулась и поскакала сломя голову в сторону гор. Не обращая внимания на боль и кровь, я бросился к молодой кобылке, вскочил на ее хрупкое тело и поскакал вслед. Но уже через несколько метров я понял, что не вставил удила кобылке в рот. И она понесла меня галопом по чистому полю, лихо скакала по горным просторам, а потом неожиданно повернула к дороге, над которой возвышался глубокий скальный обрыв.

– Все, конец, сейчас мы с ней на всем скаку грохнемся в пропасть… – Мгновение – и я представил себя разбитым вдребезги, лежащим на безобидной бетонке.

От ужаса предстоящего падения мои волосы встали дыбом! От страха неизбежной смерти я зажмурил глаза.

Но в самый последний момент лошадь над обрывом встала на дыбы и шарахнулась резко вправо, а я, по инерции пролетев вниз с десяток метров, рухнул на склон и покатился по нему, оставляя куски своей кожи на камнях.

С большим трудом я встал на ноги. Все тело кровоточило. Мне было очень обидно. Я чуть не плакал от вопиющей неблагодарности кобылы.

Почему желание принести добро оборачивается горькой несправедливостью?

Потом на вопрос в медпункте: «Это кто вас поцеловал так страстно, оставив ожерелье засоса на всю оставшуюся жизнь?» – я зло отвечал:

– Ишак!

– Зачем же вы так до беспамятности напивались, молодой человек?

– Безответная любовь! «Это мой крест до гроба!» – говорил удрученно я, и все женщины-врачи в сочувствии и восторге свои чепчики на пол бросали.

Признание в любви

Каждую субботу и воскресенье я помогал жителям Бричмуллы мазать свои домики глинистым раствором. Первоначально я помог одинокой матери с сыном. Мне было жалко смотреть, как она мучается, таская на крышу тяжелые ведра с раствором. Женщину звали Абиба. Она была маленькая и хрупкая, как веточка сирени. Ей приходилось внизу изготавливать раствор из цемента и песка. Затем по шаткой сколоченной лестнице поднимать ведра на крышу и размазывать раствор мастерком и кистью. Я ей предложил свою помощь, и мы быстро, часов за пять обмазали ее глиняный домик. Она пыталась всунуть мне какие-то деньги – я отказался. Она даже заплакала. И в знак благодарности поцеловала меня. А ее маленький сын долго обнимал мои ноги и просил не бросать маму. Слух о моей помощи пошел по поселку, и меня стали приглашать обмазывать дома другие одинокие женщины.

Однажды меня попросил помочь провести косметический ремонт своего дома наш рабочий Азамат. Дом был у него большой, но семья преимущественно женская: 12 девочек и 1 маленький мальчик. Мы работали весь день. Руки и ноги отваливались. Ведра у него были большие и увесистые с глиной. Девчонки его бегали вокруг, делали вид, что помогают. Но толку от них было мало. Поэтому всю работу мы сделали практически вдвоем. Дом Азамата в свежем обличье из бело-серой глины стал похож на новый игрушечный теремок. После работы женщины накрыли стол, а Азамат достал 10 маленьких чекушек с водкой.

Я разошелся – меня захвалили. Сидел, как падишах среди наложниц. Все его дочери ухаживали за мной. Мы выпили 5 чекушек. И Азамат повел меня в сад к Акиму. Я старался идти ровно и прямо, но ноги мои почему-то спотыкались на ровном месте. Мы весело смеялись, а местные мальчишки предлагали нам даже тележку. С горем пополам мы дошли до Акима.

Увидев меня на нетвердых ногах, Аким похлопал по плечу:

– Уважаю! Настоящий мужик! Так держать!

Рустам повел меня под абрикосы и уложил в спальник. Остальное я уже не помню. По рассказам односельчан, я бродил по Бричмулле до глубокой ночи и пел студенческие песни:

 
«Все перекаты да перекаты!
Послать бы их по адресу.
На это место уж нету карты,
Иду вперед по абрису!»
 

И на весь поселок кричал во все горло:

– Замира! Я люблю тебя!

А потом в центре поселка на глазах ошеломленных зрителей я взобрался на подиум и под микрофон исполнил гимн Бричмулле:

 
«Сладострастная отрава – золотая Бричмулла,
Где чинара притулилась под скалою, под скалою…
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела:
Бричмулла, Бричмуллы, Бричмулле, Бричмуллу, Бричмуллою…»
 

И даже сорвал аплодисменты под хохот местной молодежи.

После этого случая меня начали приглашать на все свадьбы и праздничные вечера в поселке.

Утром я болел. Лежал поверх спальника и считал абрикосы, падающие стремительно с дерева. Голова кружилась, и очень хотелось пить. Но встречаться с людьми было стыдно. В 12 дня ко мне пришла тетя Маша, жена Акима. Принесла квасу.

– Ну чего скукожился? Стыдно?

– Стыдно, тетя Маша. Я себя чувствую идиотом!

– Поселковые тебя поймут. Вот только зачем ты кричал на весь кишлак, что Замиру любишь?

– Так она мне очень нравится! Я извинюсь!

– Любовь – это благодать божья! Не кричать надо об этом. А молча доказывать! Вон к тебе ее отец идет! Возможно, убивать будет.

Я встрепенулся. Вскочил. Поправил спортивный костюм.

– Привет, Григорий. Ну ты мне поставил задачку.

– Добрый день, дядя Анзор! Я очень извиняюсь… – начал я, запинаясь.

– Прекрати оправдываться. Тебе нравится моя дочь?

– Очень!

– Согласен ее в жены взять? Но учти – она мусульманка.

– Дядя Анзор! Мне еще два года учиться.

– Это не проблема. Подождет два года. У тебя серьезные намерения?

– За два года много воды утечет. Я, честно, не знаю. Сейчас да, а через два года все может быть. Надо чаще общаться. Время изменяет чувства.

– Ладно, жених. Мой дом всегда тебе будет рад.

Приходи. Не стесняйся. Пообщайся с дочкой. Она у нас любимая. Расскажешь про свою семью. Про учебу. Про жизнь студенческую. Про свои планы. Не прощаюсь. Ждем.

У меня отлегло от сердца. Квас и воздух Бричмуллы живительно влияли на мои потрепанные душевные силы. Я помчался к дому Анзора, чтобы извиниться перед Замирой.

Просторный двор ничем не выделялся среди других. Тандыр в центре. Ишак в стойле. Курицы с цыплятами во главе с мудрым петухом. Плодоносный сад. Ковры на веревке сохнут после чистки. Двор тщательно подметен и очищен. Замира, увидев меня, спряталась в саду. Я постучал в окно. Дверь отворила приветливая женщина. Улыбаясь, поздоровалась.

– Здравствуйте! Могу я увидеть Замиру?

– Здравствуй, Гриша! Подожди. Сейчас я ее найду. Замира! Выходи знакомиться. От судьбы не убежишь!

Замира вышла из сада в платке и длинной юбке. Скромно села на край скамейки. Глаза покорно смотрели вниз, а руки перебирали уголки платка на шее.

– Замира, прости меня за вчерашнюю выходку! Я правда хороший! Я больше не буду пить и кричать на весь поселок. Сам не знаю, как у меня вырвалось! Считай, что это была моя ночная серенада. Прости! Я сам переживаю! Не нахожу себе места!

Замира посмотрела на меня с сочувствием. Ее глаза засияли синими зарницами.