Эта книга уникальна, как и ее автор. В возрасте за 65 лет вспомнить о том, что когда-то писал и даже публиковал фантастику (сами произведения и многочисленные сюжеты были утеряны) и снова начать писать – это поступок. Причем писать ярко, сочным языком, сюжетно оригинально и невероятно разнопланово – и делать это в таком сложном жанре, как настоящая научная фантастика!

Отдать Землю на разграбление победителю…

Серафим выплывал из небытия. Его пронзала дикая, невыносимая боль. Она была повсюду, в каждой клеточке его тела. Она пульсировала, давила, корежила и уничтожала. Но боль принесла и радость, в голове билась ликующая мысль: «Если мне больно, значит, я жив! жив!! жив!!!»

Последнее, что он помнил из произошедшего в той, иной жизни, без этой всесокрушающей боли, был запредельно стремительный бросок его катера, уходящего от преследования головного линкора земной эскадры. Впереди, по космическим масштабам совсем рядом – рукой подать – был спасательный для него и губительный для противника ЭКРАН. Невесомый, невидимый глазу и неуловимый даже самыми совершенными приборами, он был создан для того, чтобы уничтожить корабли землян. В худшем случае – сколько получится, в лучшем – все. Три торпеды, пущенные Серафимом в головной корабль, супердредноут, попали точно в цель. Наверное, земляне даже посмеялись глупости и наивности безрассудно отважного пилота катера. Что могут сделать огромному монстру со сверхмощной броней и усиленным защитным полем три маленькие торпеды? Это ведь как выстрелить в слона тремя дробинками, которые вряд ли пробьют его толстую кожу. Но это были особые торпеды. Они мгновенно прошили защитное поле и быстро прожигали корпус линкора, неумолимо приближаясь к сердцу страшной боевой машины, термоядерному реактору, который можно было использовать как для молниеносного набора скорости и перехода в гиперсветовой режим полета, так и для уничтожения целых материков. Мощнейший термоядерный взрыв должен был произойти после того, как катер Серафима пересечет открывшийся в ЭКРАНЕ проход. Но что-то пошло не так. То ли контр-адмирал, командующий космическим флотом Земли Збигнев Пржковски, взяв на себя управление, нарушил все возможные инструкции и бросился в погоню непозволительно резко, и расстояние между преследуемым и преследователем оказалось слишком малым. То ли создатели специальных торпед где-то ошиблись в своих расчетах, и взрыв случился на долю секунды раньше планируемого времени. Серафим понял это, когда страшный удар расплющил катер и находящегося внутри человека, то есть его. Сознание мгновенно погасло.

А сейчас с нестерпимой болью соперничала дикая, животная радостью: «Я жив!» Серафим совершенно потерялся в своих ощущениях, не понимал, целы ли его руки, ноги, что с глазами, головой. Его чувства затмевала пульсирующая, всепроникающая боль. Но Серафим знал, что ко всему можно привыкнуть, и терпеливо ждал. Наконец ему показалось, что боль чуть-чуть стихла, и он решился открыть глаза. То, что он увидел, заставило захлопнуть и плотно сжать веки, что привело к новому приступу боли. Картина была сюрреалистической, Серафим не понял, где находится: границы помещения не просматривались, мягкий белый свет как будто струился со всех сторон. А перед ним стояла невероятно красивая молодая женщина. Она приветливо улыбалась, чуть приоткрыв губы. Копна ярко-рыжих волос обтекала лицо, будто скопированное со старинных земных древнеримских статуй. И эта фигура, словно парящая в воздухе, была в белой, ниспадающей вниз одежде. Это напомнило Серафиму недавно вошедшие в моду шестимерные иконы с двигающимися святыми – на Иисуса Христа никто из производителей новинки пока замахнуться не решался. Удивление Серафима было так велико, что, казалось, даже боль отступила. «Где я? – с изумлением подумал он. – Это что, рай, и я вижу ангела? Но ведь наукой давно доказано, что рая не существует, тем более ТАКОГО, этого просто не может быть. Тогда что я вижу? Или у меня галлюцинации?»

Серафим приоткрывал веки буквально на долю секунды, но рыжая красавица это заметила и засмеялась: «Не беспокойтесь, вы не в раю. Вы в клинике «Айболит» – о ней вы должны знать, это самая знаменитая и, уверяю вас, самая лучшая клиника по крайней мере в нашей вселенной. Вы в ожоговом отделении, в палате номер один. Вы лежите на специальной антигравитационной кровати. Ничему не удивляйтесь и ничего не стесняйтесь».

«Почему я должен стесняться?» – удивился Серафим. Он осторожно приоткрыл веки и скосил взгляд вниз и понял, что весит в воздухе совершенно голый. Но поразило его не это, а неестественный, розовый цвет кожи. «Сестра, – прошептал он, – почему кожа такая? И какое сегодня число?»

Ничего необычного в его вопросе не было, но рыжая почему-то снова рассмеялась. Потом хмыкнула и ответила: «Кожные покровы регенерированы, они у вас пока как у младенца. Но очень скоро они приобретут все свойства, в том числе и цвет кожи нормального взрослого человека. А сегодня 30 августа 2911 года, это если по летоисчислению Земной Конфедерации. Вы находитесь в клинике ровно месяц. Сейчас к вам придет… – Серафиму показалось, что рыжая подавила смешок, – то есть меня сменит медсестра. А теперь мы вам введем лекарство. Никаких инъекций, оно попадает в организм через вдыхаемый воздух. Но вам не надо ни глубоко вдыхать, ни задерживать дыхание, дышите так, как вы это обычно делаете. Отдыхайте».

…Серафим открыл глаза. Боль во всем теле еще жила, но уменьшилась как минимум наполовину, и это было почти счастье. Рыжеволосая красивая медсестра стояла на своем привычном месте. «Вот и хорошо, что вы очнулись, – весело сказала она. – А теперь слушайте меня внимательно. Вы прошли серьезный курс полной регенерации организма. С сосудами, мышцами, руками, ногами, общей моторикой у вас все хорошо. Но после очень интенсивного и сложного лечения могут возникнуть проблемы с нейронными связями мозга. И чтобы все было в порядке, вам в ближайшее время придется очень хорошо и старательно поработать головой. Вам надо вспоминать свое прошлое, желательно подробно, в деталях, с запахами, вкусами, которые вы ощущали, с чувствами, которые вы испытывали. Чем качественнее вы это проделаете, тем лучше восстановятся все ваши мыслительные способности. Насколько я понимаю, это для вас крайне важно, ведь вы не простой военный, не солдат, а, как вас представило высшее руководство Перфициды, выдающийся аналитик, эксперт. Значит, вам и дальше нужны ваши феноменальные мозги – это я снова привожу слова руководства вашего Межпланетного Союза Перфициды. Поэтому, прошу вас, очень-очень постарайтесь. Спать вы будете две недели. Думаю, этого времени вполне хватит». Она очаровательно улыбнулась, тряхнула рыжей шевелюрой: «Вы сейчас уснете – и начнете вспоминать всю свою жизнь. Хотите, чтобы к вам вернулись все ваши сверхспособности – вспоминайте качественно!»

Серафим прошептал: «Извините, но можете ответить на вопрос: чем закончилась война с землянами?» Рыжая округлили глаза и звонко, как девчонка, рассмеялась: «Простите, я забыла, что вы человек военный. Надо было еще в первый день, как только вы пришли в сознание, обрадовать вас: Земная Конфедерация подписала акт о безоговорочной капитуляции перед Межпланетным Союзом Перфициды. Говорят, что вы в одиночку уничтожили космический боевой флот Земли. То ли врут, то ли я их неправильно поняла». Серафим не стал уточнять, кого неправильно поняла медсестра, он так блаженно улыбался, что даже боль куда-то ушла – полностью, напрочь, будто ее никогда и не было. Рыжая внимательно на него посмотрела, хмыкнула и покачала головой: «А теперь – спать! И как можно подробнее восстанавливайте в уме свое прошлое, больной!»

Вспоминать Серафим начал с самого начала, с идентификации личности. Кто он? Летунов Серафим Владимирович, родился на планете Перфицида. Что это за планета? Никто не мог точно сказать, откуда взялось такое название. Наиболее правдоподобной представлялась такая версия: первооткрыватель выдал первое пришедшее на ум звучное и непонятное название. Существовало и следующее предположение: в переводе с одного из древних, канувших в историю земных языков, Перфицида означала «идеальный». Но к моменту открытия планеты такого языка, как и самого народа, не существовало, а корабль первопроходцев состоял исключительно из русскоязычных землян. Как бы то ни было, за прошедшие пять с небольшим веков планета не только была капитально освоена переселенцами с Земли, но и смогла прирасти еще двенадцатью планетами, объединив их в Межпланетный Союз Перфициды. Все эти «ковчеги» на краю Магелланова облака оказались не очень богаты ресурсами, и руководство колонистов решило делать упор на развитие науки и технологий. Это принесло прекрасные плоды: с какого-то момента Союз стал процветать, выгодно продавая свои изделия, технологии и открытия всем желающим. Продолжалась эта благополучная жизнь ровно триста лет, после чего Земля почему-то решила, что Перфицида может представлять для нее и Земной Конфедерации угрозу, и началась война…

Разобравшись с родиной, Серафим перешел к собственной персоне. Родился и воспитывался он в семье, которую родители гордо называли потомственными интеллигентами: по женской линии были сплошь преподаватели, учителя и наставники, по мужской – инженеры, изобретатели и руководители самых разных производств, тесно связанных с воплощением в жизнь научных достижений. До десятилетнего возраста Серафим учился средне, в спорте тоже не мог похвастаться сколько-нибудь заметными достижениями. Все изменилось, когда он начал увлекаться коллекционированием и сборкой моделей сначала боевых космических кораблей, а затем вообще всякой связанной с войной техники, преимущественно летающей. Он стал отличником, сначала в точных, а затем и в гуманитарных науках. Когда понял, что станет военным, поднажал на физическую подготовку и спорт, и даже стал победителем ВсеПерфицидских юношеских игр по трем дисциплинам – рукопашный бой, полоса препятствий и стрельба из спортивного бластера по движущимся мишеням.

Неожиданно для родителей Серафим поступил и с отличием окончил военно-космическое училище, затем – военно-космическую академию Перфициды, причем на не самом популярном в силу невероятной сложности в обучении, инженерном отделении. Он преуспел и в практическом применении полученных знаний. Как раз на данном поприще и была приобретена и намертво приклеилась к нему кличка – «Крылатый Серафим». Он самостоятельно разработал крылья и первый сверхминиатюрный маневровый электродвигатель на старые боеприпасы снарядного типа, давно подлежащие утилизации. Врезанные в корпус снаряда крылья открывались в полете, увеличивая его дальность втрое, а находящийся в хвостовой части двигатель улучшал точность попадания – аж в 50 раз, отклонение от заданной цели составляло всего один метр.

Но большую часть времени Серафим проводил не за тренажерами, не в полетах и даже не на космодромах и не в ангарах военной техники. Он предпочитал бывать на сборочных стапелях всяческих корветов, линкоров, крейсеров и прочей боевой летающей армады. Он общался со сборщиками и создателями этой техники, копался в чертежах, выискивал любую доступную информацию во всех источниках. Благо, такая возможность была, Земля и Перфицида пребывали в деловых отношениях, по крайней мере, старшая в этом союзе сторона охотно приобретала и использовала научные разработки своего младшего партнера по выгодным ценам. Ответным жестом являлся если не совсем открытый, то достаточно легко организуемый доступ к земным технологиям. Перфицида в техническом развитии явно ушла вперед, поэтому считалось, что землянам скрывать что-то просто нет смысла. И у Серафима был допуск на многие объекты, ему интересные. Эх, знали бы земляне, обладателем какой бесценной информации он в итоге становился! Молодой, подающий большие надежды военный космолетчик-инженер с Перфициды выяснил особенности конструкций и строение всех без исключения земных военных кораблей. Он и сам не очень понимал, зачем это нужно, но старательно искал и находил слабые места внушительных и страшных монстров колоссальной разрушительной силы.

Тем более что такое на первый взгляд странное увлечение, переросшее в поистине маниакальную страсть, активно поддерживал двоюродный брат Серафима, Петр. Их семьи жили в соседних коттеджах, кузены все время были вместе, в детском саду сидели за одним столом, в школе – за одной партой. Их пути разошлись, когда один выбрал профессию военного, второй решил посвятить себя изучению истории. По крайней мере, все думали, что Петр будет копаться в архивах, ездить и летать на раскопки. Но он подался в чиновники, а к окончанию академии специально для Петра, несмотря на его несолидно молодой возраст, в Правительстве Перфициды появилась должность планировщика-советника. Серафим не очень понимал, что это такое, да и двоюродный брат от его вопросов отмахивался: «Да ничего особенного, консультирую по разным мелким вопросам». И непременно переводил разговор на своего собеседника: «А вот ты не обращай ни на что внимание, ни в чем не сомневайся и изучай боевые корабли землян. Помни, в мире не бывает ненужных знаний». Петр даже как-то во время очередного произношения этой тирады назвал землян «вероятным противником». Правда, потом смеялся, говорил, что оговорился. Оговорка, если она и являлась таковой, запала Серафиму в душу, и он продолжал свое дело с удвоенным рвением. Тем более что для себя решил: это вовсе не ошибка. А к Петру на самых обычных флаерах (для маскировки, что ли?) прилетали такие высокопоставленные лица из Правительства Перфициды, что голова могла пойти кругом – Перт дважды видел самого Президента. А ведь Серафим так редко бывал дома! Или ему просто везло, и таких прилетов было не так уж много? Но сам факт, что к мелкому чиновнику-консультанту наведываются и проводят по несколько часов (Серафим не отходил от окна до тех пор, пока визитеры не отбывали восвояси) высшее руководство планеты, просто обязывал относиться к советам Петра самым серьезным образом.

Серафим плавал по своим воспоминаниям. Он старался четко придерживаться хронологии, но порой сознательно нарушал четкий порядок событий. Иногда ему казалось, что что-то не так с его чувствами, и он возвращался назад, внимательно вслушивался, принюхивался и трогал окружающие предметы, сравнивал цвета, оценивая, все ли чувства работают правильно. Временами пытался полностью реконструировать полузабытые эпизоды, вроде бы стершиеся из памяти, и с удивлением обнаруживал, что легко удается восстановить каждую, даже самую незначительную деталь. Несколько раз он возвращался назад или прыгал вперед, чтобы лучше понять закономерность, взаимосвязь событий.

Особенно внимательно, не спеша, Серафим вспоминал все связанное с войной, объявленной Земной Конфедерацией его родной планете, а точнее, Межпланетному Союзу Перфициды.

…В небольшой комнате, за самым обычным столом, сидели пятеро человек. Рядом с Серафимом ерзал на стуле Гай Петрович Победоносцев. Это низенький, толстенький мужчина неопределенного возраста, с крупной лохматой головой, круглым лицом, носом-картошкой, глубоко посаженными глазами и то ли брезгливо, то ли обиженно сжатыми губами был гением компьютерного, виртуального мира. Он создавал такие программы, что самые великие программисты вселенной, знакомясь с ними, восхищенно цокала языком, закатывали глаза и широко разводили руками, поражаясь необузданной фантазии Победы, как его обычно коротко звали все, кто хотя бы шапочно был с ним знаком.

Напротив Серафима, скрестив на груди руки, сидел его насупленный двоюродный брат Петр Сергеевич Смыслов. На вид – типичный рубаха-парень: простое лицо с множеством веснушек, на котором каждый элемент – глаза, лоб, подбородок, раскосые скулы, растрепанные густые каштановые волосы – по отдельности были немножко карикатурны, однако в общем складывались в довольно приятную картину. За толстые, словно надутые губы, ему еще в школе пытались приклеить кличку Губошлеп. Но ничего не вышло, уже начиная с седьмого класса его звали не иначе как Петр Великий. Ближайший друг и одногодок Серафима, он, несмотря на молодость, занимал должность планировщика-советника в Правительстве Перфициды, был по сути правой рукой Президента.

Рядом с Петром, почти прижавшись к столу, положив на него руки, на самом краешке стула, казалось, не сидел, а парил в воздухе почетный член, пожалуй, всех существующих во вселенной академий наук Иванов Никита Валерьевич. Его худенькая, будто ссохшаяся фигура, узкое, птичье лицо с острым носом, глазами-пуговками и неожиданно широкой щелкой рта были неподвижны. Он лишь изредка перекатывал взгляд на одного их присутствующих, не обязательно говорящего, и долго и задумчиво разглядывал его, словно изучая под микроскопом что-то знакомое, но не очень понятное. Кличка у ученого была соответствующей – Знайка.

Во главе стола, откинувшись назад и положив на сцепленные за затылком ладони кудрявую голову с хищным древнеримским профилем, восседал Карпатый Юлий Святославович. Президент Межпланетного Союза Перфициды был на голову ниже всех, тем не менее, смотрелся величественно и монументально. И причина крылась не в широких, поистине необъятных плечах, а во всем его облике – слегка высокомерном и все понимающем. Лицо Юлия было бледным, почти восковым от явно читаемого утомления и хронического недосыпания. Но это не мешало ему вести совещание живо, быстро схватывать суть высказываний каждого из присутствующих и не давать ему говорить слишком долго.

Серафима поразило то, что Президент обращался к собеседникам исключительно по их кличкам. Его же кто-то называл Юлием, а кто-то – Святославичем. Только у Серафима не было клички – может, потому, что он на подобном совещании присутствовал впервые, то ли еще по какой причине.

Заседание длилось уже более часа и, казалось, никогда не закончится, настолько разных точек зрения придерживались участники. Серафим только успел об этом подумать, как всё завершилось – резко, в пару минут.

– Да я ручаюсь, что смогу провести катер Серафима в эту точку незаметно! – кипятился Победоносцев. – Я все рассчитал!

– Может, у нас появилась абсолютная невидимость космических кораблей? – саркастически заметил Президент. – У Земной Конфедерации очень много сканеров, только в нашем секторе под двести штук, и они работают без перерыва в автоматическом режиме. Здесь, как говорится, и мышь не проскочит, а ты, Победа – катер, катер! Он достаточно большой, чтобы сканер его сразу обнаружил. Или он что, особенный?

– Да я знаю, что не может быть абсолютной невидимости, – замахал руками компьютерный гений. – На всякую невидимость обязательно найдется зоркое око. Но катер действительно особенный, его усовершенствовали наши соседи.