Глава 4. Притворство

La feinte

“Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать”.

Альбер Камю

У Эдит сегодня день рождения. Светлые платья, ленты, запах абрикосового джема и едва различимый аромат полиантесов. Все это кружило голову, а она сама кружилась в танце, крепко сжав теплые ладони Куинси. Та что-то болтала про предлежание плодов, а Эдит чудились груши, яблоки и персики, а еще она все время твердила про новейший метод родоразрешения в сложных ситуациях – Кесарево сечение, мол, сейчас акушерство дошло до того этапа, когда применялся этот способ не только для того, чтобы извлечь дитя из чрева умершей матери, но и спасти жизнь самой роженице.

Эдит родилась в 16 часов и 59 минут. Об этом ее спросила мисс Бёрни, а она ей ответила. То же самое ей говорила матушка, отец и даже Аддерли. Появилась она на свет самым обычным способом, как рождаются все здоровые дети у здоровых матерей. А произошло это в их доме. О своем предлежании она ничего не знала. Значится, головное, – так рассудила Куинси, помешанная на акушерстве больше всех, даже в день рождения лучшей подруги. А раз уж это праздник рождения, то, пожалуй, говорила она о своем профессиональном увлечении еще более фанатично, чем всегда.

Все они сейчас рядом с ней: отец, Гарвана, мать и Аддерли, всевозможные гости и их мальформы – все кружились в танце и пели. Минутная стрелка достигла отметки 58.

Ровно восемнадцать лет назад в Милтон Хаус царила точно такая же шумиха. И виновница всему этому празднику и гвалту – новорожденная Эдит, еще этим именем не названная.

– Сюрприз! – Раздался голос, и в гостиную влетели двое юношей: один брюнет с глазами чайного цвета, а другой – весь такой светлый точно снег и с красными очами белого кролика.

Они внесли на подносе торт с зажженными свечами. Считать нет смысла, их восемнадцать, она это и так знала. Куинси захлопала в ладоши.

Стрелка на 59 минуте. Все замерло, все замерли. Время задувать свечи, но и сама Эдит окостенела – пытается сделать шаг, но не может. Часы бьют пять. И все по-прежнему стоит.

И как внезапно все закрутилось с бешеной скоростью.

Эдит ощутила нестерпимую боль внизу живота. Под ее светлым платьем что-то набухло, роилось и жужжало, будто кто-то поместил туда пчелиный улей.

– Нам нужно спасти твое дитя! – Куинси схватила со стола нож для торта.

Свечи погасли, Эдит не успела их задуть. Не успела загадать желание. Не успела обрадоваться. Не успела… ничего…

– Нет! – Она пыталась защититься. – Куинси, нет! Я не беременна! Это…

– Это мальформ! – вскрикнула подруга. – Сейчас. Сейчас, моя милая. Я тебе помогу. Только потерпи.

– Что? Нет! Остановись! Мне уже восемнадцать… – Эдит попятилась назад, мотая головой. – Это невозможно… Нет!

– Посмотри на часы, глупышка! – Куинси оказалась рядом. – Держите ее! – велела она, а сильные мужские руки тут же скрутили вырывающуюся именинницу.

Эдит устремила взор на часы: 16 часов и 59 минут. Одна минута. Оставалась всего одна минута, чтобы стать ренвуар.

Брюнет и его мальформ все еще держали поднос с тортом, стоя перед ней. И они же (или их точные копии?) крепко вцепились в ее плечи, не давая сбежать.

“Все это какое-то безумие!”

– Нет! Пустите! – взревела она, суча ногами, но все тщетно.

Ей никто не поможет. Отец и мать куда-то пропали. Гости тоже. Остался только Аддерли. Он равнодушно взирал на все это со стороны, сидя во главе стола.

Куинси взмахнула ножом. Эдит ощутила острую режущую боль. Ее белое платье моментально стало красным.

– Я его вижу! – Куинси торжествовала, упиваясь своей правотой. – Вижу! Вы видите? Вы тоже это видите?! У меня получилось! Я смогла! Я настоящая акушерка!

Теряя сознание, Эдит глянула в зияющий разрез – тот открылся ртом на ее животе, чавкал желто-белыми губами, выплевывая кровь. Она поскользнулась, начала падать, но ее все еще удерживали и не собирались отпускать.

Уже и она сама, и парни – ее захватчики, и пол, и все кругом стало алым. Куинси танцевала одна в самом центре залы, размахивая ножом и разрезая воздушное пространство вокруг. Тут и там открывались все новые и новые червоточины Первозданного – в них клубилась удушливая красная мгла. Эта тьма плакала, а Куинси продолжала отплясывать под кровавым дождем.

– Ну-ну! Ну-ну-ну! Ну-ну! – пела она.

Пасть на животе Эдит разверзлась вновь. Ей казалось, что она смотрит на себя со стороны. Бесконечная краснота раскинулась целой долиной, морем, океаном, она застилала все и простиралась во все стороны, ни конца ни края. А девушка утопала в ней до тех самых пор, пока не коснулась самого дна. У всего есть какое-то завершение.

Там она увидела три черных глаза, которые пронзили ее.

– Амам… – Раздался уродливо детский голос не пойми откуда. – Амам… Ам. Ам. АМАМ.

А затем она падала, падала и падала во мрак. Бесконечно долго.

– Мисс Эдит, мисс Эдит! – звала ее женщина. Ей вторил плач, какое-то мурлыканье и бульканье.

Эдит открыла глаза. Она лежала в кровати. Рядом с ней очутилась вовсе не Куинси с ножом, а Ханна – одна из служанок Милтон Хаус. Девушка любила ее больше остальных. Ханна – самая добрая и покладистая из всех.

– Недоброе утро, милая Ханна, – пошутила она, приходя в себя. Потребовалось чуть больше минуты, чтобы избавиться от сонного паралича. Он все еще ощущался крепкой мужской хваткой на ее плечах, вжимал ее в мягкость постели, не позволяя подняться.

Ее самый ужасный день рождения оказался лишь кошмаром.

– Какая же вы у нас маленькая бука! – воскликнула та. Сама Ханна ненамного старше Эдит, но сейчас она выглядела подобно ее заботливой, но строгой старшей сестре или даже матери. Она всегда казалась мисс Милтон более взрослой и рассудительной.

Настоящая же мать, вестимо, слишком занята, чтобы сразу же навестить дочь, пережившую худший кошмар в ее жизни.

– Спасибо тебе. Ты не поздравляешь меня, и это самое лучшее, что только можно вообразить, – все так же невесело отозвалась Эдит. Сегодня ей предстояло услышать тысячу раз, что она теперь ренвуар, как это чудесно и почетно! Сносить это ей предстоит еще много дней, пока все не уляжется.

– Ох, моя милая мисс. – Ханна опустила взор. – Не буду лукавить…

– За это я тебя и люблю. – Эдит протянула руки, и девушка ее крепко обняла. Так они и застыли на несколько минут.

Ладони Эдит нежно коснулись крепкой спины Ханны под красным платьем, а та поглаживала ее по плечам. Выглядели они сейчас точно кровь и молоко. Объятия Ханны стали чуть крепче, и Эдит невольно вздрогнула. Ощущение, будто ее держат двое парней, живо и ярко вырывалось из сна в реальность. Ханна выпустила юную госпожу и отстранилась, коротко и изящно откашлявшись.

– Я понимаю, для вас все это ново… – Горничная раскинула руки птицей и обвела взором комнату. – Но вы привыкните.

– Внезапно. Ужасно. Немыслимо, – продолжила Эдит, глянув на служанку. Сейчас они стали ближе как никогда, и она только осознала это. Теперь они сестры. Они обе – ренвуары. И перед ней первый человек, первая женщина, которая понимает ее так, как никто другой. Или делает вид… Что тоже неплохо, потому что ей не помешает даже иллюзорная поддержка.

– Сегодня много дел, – заговорила Ханна точно Аддерли. Действительно, весь дом поди уже на ушах стоял. Все готовились выполнить распоряжения главного мальформа в Милтон Хаус, и Ханна – не исключение.

– Буду сегодня точно породистая скаковая лошадь на торгах. – Эдит вздохнула, потягиваясь и сползая с постели.

Перспектива безрадостная. Но не лежать же вечно во мраке и одиночестве, заперевшись и отгородившись ото всех? А она уже через это прошла.

“А если Ханна права? Пережила эклюзию, – подумала девушка, – перетерплю и все остальное, а там и привыкну? Привычка – не вяжется никак это слово с мальформами…”

Тьма и покой – таковы предписания лишь для обычных рожениц, но не для ренвуаров. Процесс считается менее болезненным. Хотя она бы не сказала! Сначала так она и хотела поступить – запереться у себя, как и вчера, ссылаясь на продолжающееся дурное самочувствие. Только находиться наедине с затаившимся в колыбели чудовищем ей хотелось меньше всего.

“Похоже, он снова уснул, – не доносится ни звука”. – Эдит вздохнула.

Пусть уж все на нее таращатся, болтают, поздравляют. Пусть шьют ей проклятое красное платье, а доктор осматривает маленького трехглазого монстра, профессор-унформист обучает ее всем тонкостям обращения с мальформами, читает свои молитвы. Пусть!

– Это не навсегда, – мудро рассудила Ханна, уже занявшись подносом с утренним кушаньем. – Лучше уж пусть все пройдет быстрее, а завтра на душе станет куда покойнее.

– Верно…

Ханна права. Шаг за шагом, день за днем. Все вскоре не будет казаться таким трагичным, таким мучительно невыносимым. Смирение. Вот что ее ждет. Как и многих других девушек, ставших ренвуарами или выданных замуж в пятнадцать за богатого старика.

Тут Эдит подумала о том, что ей в каком-то плане даже повезло. Она представила, каково это – стать ренвуаром, когда ты не жил с рождения в переполненным мальформами доме. Как же тяжко пришлось всем тем людям, пережившим эклюзию в древние времена, когда это считалось ересью и проклятием. У нее же все, ха-ха, в просто отлично! Внутренняя негоция начинала утихать, девушка шла на некий компромисс, мирилась с высокой ценой, которую ей предстояло заплатить.

– Но сперва завтрак, мисс Эдит. – Ханна кивнула на прикроватный столик, сразу же заметив, как Эдит начала одеваться – та успела натянуть чулки и обуть туфли, пока думала о незавидной судьбе.

Ей не хотелось есть, но сопротивляться бесполезно. Это же Ханна!

На серебряном подносе красовались румяные булочки, выстроившись кругом точно девицы, ожидающие приглашения кавалера на балу, в центре важно высился кофейник, а поодаль отдыхали пузатенькая чашка, сахарница и розетка с абрикосовым джемом. На покрытых салфеткой столовых приборах благоухало соцветие туберозы.

“Вот откуда эти запахи в моем сне! Все-таки мозг и его сторожевые центры – удивительная вещь!” – подумала Эдит, приняв решение ничего не говорить никому о своем кошмаре, даже Ханне.

Какой бы понимающей она не выглядела, Ханна Стюарт останется на стороне Аддерли. Попроси она ее о помощи с побегом – служанка поступит так, как будет правильно для всего Милтон Хаус, а не для ее маленькой глупенькой мисс Эдит.

Юной ренвуар все еще казалось, что Куинси с ножом вот-вот выпрыгнет на нее из-за шкафа или прямо из него. Она отогнала это видение и сфокусировалась на теплой улыбке Ханны и завтраке. Кормить мальформа страхами и отголосками ночного бреда – не лучшая затея. А о своем здравии тоже надлежит позаботиться. Все эти ночные видения не приходят от здорового ума и тела, это все больное, и от этого необходимо излечиться. Жаль, но не существует лекарства от хвори с названием – мальформ.