Они сражаются за все то, что любой назовет благородными целями: свободу, независимость, правду, права… За субъективные иллюзии, за бессмертные лозунги. А мы – приспешники главного злодея. Мы признаем иллюзии и отрицаем материю.
Не существует самопровозглашенных злодеев, зато самопровозглашенных святых – полки и дивизии. А где зло и где добро, в конце концов определяют историки победившей стороны.
Мы чураемся ярлыков. Мы сражаемся за деньги и нечто эфемерное под названием «гордость». Политика, этика и мораль к делу не относятся.
Одноглазый связался с Душеловом. Тот направляется к нам. Гоблин сказал, что прохиндей аж завыл от радости, когда почуял возможность возвыситься за счет Хромого. Взятые дерутся между собой хуже невоспитанных детей.
Осаждавшая нас зима сделала короткую передышку. Наши солдаты и жители Мейстрикта решили очистить от снега крепостные дворы. Один из местных исчез. Одноглазый и Молчун, сидя в главном зале, с довольным видом перебрасывались в картишки. Мятежники узнают именно то, что пожелали им сообщить наши колдуны.
– Что ты затеял? – спросил я.
Эльмо, установив на стене блок и полиспаст, выворачивал из кладки один из амбразурных камней.
– У меня новое хобби, Костоправ. Стану ненадолго скульптором.
– Тогда ничего не говори. Мне на твои хобби начхать.
– Относись к ним как пожелаешь, дело твое. Кстати, я как раз хотел спросить: не съездишь ли вместе с нами за Загребущим? Чтобы потом все правильно записать в Анналы.
– И подпустить словечко о гениальности Одноглазого?
– Хвали тех, кто этого заслужил, Костоправ.
– Тогда Молчун заслуживает целой главы…
Одноглазый плевался, рычал, сыпал проклятиями.
– Сыграть не хочешь? – За столом сидели лишь трое, один из них Ворон.
Тонк гораздо интереснее, если в него играют четверо или пятеро.
Я выиграл три партии подряд.
– Тебе что, больше заняться нечем? Пошел бы срезал кому-нибудь бородавку, что ли.
– Ты сам пригласил его играть, – заметил солдат, которого Одноглазый не просил вмешиваться.
– Масло, ты любишь мух?
– Мух?
– Если не заткнешь свою пасть, я превращу тебя в лягушку.
Угроза не произвела на Масло впечатления.
– Да ты и головастика не сумеешь в лягушку превратить.
Я ехидно фыркнул:
– Ты сам напросился, Одноглазый. Когда прибудет Душелов?
– Когда доберется.
Я кивнул. Взятые поступают как хотят и обделывают свои дела когда хотят.
– Нынче мы все просто приветливые симпатяги, верно?. Масло, сколько он проиграл?
Тот лишь ухмыльнулся в ответ.
Следующие две партии выиграл Ворон.
Одноглазый поклялся, что сегодня больше не произнесет ни слова. Так что узнать придуманный им план нам не суждено. Может, оно и к лучшему. Если объяснения не прозвучат, их не подслушают шпионы мятежников.
Шесть волосков и блок известняка. Что за чертовщину они затеяли?
Несколько дней Молчун, Гоблин и Одноглазый по очереди трудились в конюшне над каменной глыбой. Время от времени я заходил туда поглазеть на работу. Они меня не гнали, но лишь рычали в ответ на мои вопросы.
Иногда к ним заглядывал Капитан, пожимал плечами и отправлялся к себе. Там он корпел над стратегией весенней кампании, во время которой все, чем располагает империя, будет брошено на мятежников. К нему трудно было войти – вся комната была завалена картами и депешами.
Как только погода позволит, мы нанесем по мятежникам болезненный удар.
Может, это жестоко, но большинство из нас наслаждается тем, что мы делаем, а Капитан – пуще всех. Нынче его любимая игра – мериться умом с Загребущим. Капитан