Отзывы на книги автора «Георгий Владимов»

Продолжим начатое вот здесь сравнение этого романа с Константин Симонов - Живые и мертвые (сборник) .

Если абстрагироваться от содержания и говорить только о форме, то нужно сказать, что "Генерал и его армия" это восхитительный роман, в лучших традициях русской классической литературы. Тонкий психологизм, яркие образы, продуманные персонажи, превосходные диалоги, философские вкрапления, уместная ретроспектива, переход фокуса от главного героя к второстепенным и обратно, драматизм, красивый и богатый язык. Наслаждение этот роман читать (а в моём случае - слушать в исполнении Сергея Чонишвили). Но это если, как я уже сказал, абстрагироваться от тяжелого содержания.

Но роман этот о войне, а у неё свои законы даже в литературе. А потому не факт, что художественность и изысканность текста делает этот роман лучше, чем написанный скупым журналистским стилем роман К.М.Симонова, строчащего литературно обработанные фронтовые сводки и грамотно соединяющего в один большой текст маленькие зарисовки и рассказики.

В книгах о войне мне всегда мешает обилие героев, появляющихся на сто тридцатой странице, чтобы на сто сороковой подорваться на мине. Я люблю привязаться к герою, узнать его. С моей стороны это страшное свинство, поскольку вся трагедия войны как раз и заключается в этой ужасающей текучке кадров. В том, что человек, с котором ты познакомился день назад, сегодня для тебя роднее матери. Поскольку только он может спасти тебя, а ты - его. Но через час его уже нет.

В "Живые и мертвые" так, в основном, и было. Хотя некоторые герои там всерьёз и надолго, но большинство исчезнет из жизни главного героя и со страниц книги, не успев как следует окопаться. Главные персонажи "Генерал и его армия" никуда не исчезают. Это связано с необычной структурой романа, большинство событий которого подаются в ретроспективе. Поэтому автор мог позволить себе гораздо глубже прорисовать их внутренний мир. А персонажи надо сказать колоритнее некуда. Сам генерал, его небольшая свита - адъютант, водитель и ординарец (тип - Василий Теркин, но гораздо глубже) и майор смерша Светлооков. Своих героев Владимов вырисовывает всеми возможными способами - напрямую, через диалоги, с помощью характеристик, данных другими героями (как своим собеседникам напрямую, так и через их мысли и жесты).

Аннотация к книге утверждает, что Особое внимание писателя привлекают фигуры немецкого генерала Гудериана и русского генерала-изменника Власова. Это не совсем так. Каждому из них посвящена одна глава, причем гудериановская никак не связана с нашими героями. Есть город, занятый власовцами, но не более. Но наш генерал думает свою тяжелую думу, и по всей видимости понимает мотивы генерала Власова, сочувствует ему. Хотя сам бы на месте Власова поступил иначе. Но понять, не значит принять, и уж точно не значит простить. Нет никакого оправдания человеку, взявшему в руки оружие против своей армии, да ещё и в разгар освободительной войны.

Генерал не хочет брать Мырятин. Этот город вроде бы занимают власовские дивизии. Кобрисов понимает, что эти будут сражаться насмерть. Они не побегут (некуда) и не сдадутся (Русские не сдаются. Да и зачем?). Генерал должен положить десятки тысяч русских людей по обе стороны Днепра. И он медлит. За что и поплатится.

Вообще приказы идут один за другим - атаковать, торопиться, взять к 7 ноября и т.д. и т.п. Но генерал Кобрисов никуда не торопится. Может быть он трус, плохой вояка, стал слишком сердоболен на старости лет? Ни то, ни другое, ни третье. Солдаты для него такие же ресурсы, как и танки. Зачем ими зря жертвовать? Показателен момент с двумя неисправными танками, которые Кобрисов не хочет отправлять в бой. Жалеет.

Отдельного разговора, в свете последних событий заслуживает подготовка к взятию Предславля. Как не трудно догадаться, Предславль - это Киев, Мать Городов Русских. Его любой ценой нужно освободить к 7-ого Ноября. Надеюсь, вы слышите горькую иронию в моём тоне.

А вот в начале войны никаких приказов не было вообще. В 41-ом Кобрисов отступает со своей армией до самой Москвы. Единственный из генералов, полностью сохранил и даже приумножил свою армию за счёт тех, кто вливался, принимая их без разбора. Какой разительный контраст с "ЖиМ", где только о предателях и говорится. Иногда нужна храбрость как раз, чтобы не вступать в заведомо проигранный бой и чтобы рискнуть взять под свою защиту всех своих. Или это всё-таки трусость и безответственность?

Будут в этом романе и главы из Лубянки, и воспоминания из Гражданской войны, и штабное совещание с Жуковым, Ватутиным, другими генералами и Хрущевым, и многое другое из жизни генерала Кобрисова (у которого был реальный прототип - генерал Чибисов). Кстати Кобрисов очень напоминает Серпилина из "ЖиМ" . Но почему-то если второй вызывает восхищение, то первый - только недоверчивое любопытство.

Книга изобилует блистательными пассажами. Вот, например, о роли молодых офицеров:

«Войну и вытягивали эти девятнадцатилетние, эта прекрасная молодость, так внезапно для него вставшая на ноги и так охотно подставившая хрупкие свои плечи, и никем, никем этих мальчишек было не заменить. Лучше всего это солдаты понимали: сорокалетние отцы семейств, относясь к ним по-отечески добродушно, даже порой и насмешливо, слушались, однако, беспрекословно. Когда-нибудь скажут, напишут: эту войну не генералы выиграли, а мальчишка-лейтенант, Ванька-взводный. Вся иерархия страха, составлявшая суть управления войсками, опиралась в конце концов на него, единственного командира, который мог бояться противника больше, нежели начальства»

Подводя итог можно сказать, что это очень сложный роман. И если в "ЖиМ" персонажи либо белые, либо черные (при этом и те, и другие - красные), то здесь все герои серые. Не в том смысле, что невзрачные (напротив, они очень яркие). А в том, что каждый читатель сам волен раскрасить их углем или мелом на свой вкус. Поскольку, как сказал один очень уважаемый мной историк и поэт -

истина - не догма, это подвижная, вечно меняющаяся субстанция, часто противоречащая сама себе (с)

Не устаю читать книги о войне и что особенно интересно и важно: не скажешь, что все одно и то-же и о том-же. Каждый из прочитанного роман приоткрывает новую завесу, рассказывает о новой для меня её странице.
Данное произведение, как показалось, выглядит попыткой осмысления её истории с позиции человека, уже могущего на неё взглянуть немного со стороны, когда те события стали историей, используя знания, о которых люди, жившие и воевавшие тогда, знали, догадывались, но не могли их высказать вслух, открыто, иначе можно было легко пополнить ряды на Колыме или еще хуже быть расстрелянным без суда и следствия.

Еще один, вернее два нюанса, возникших во время прочтения романа. Буквально на днях вновь прочитанная Война и мир Л.Н. Толстого и тут дала о себе знать. Дорога Наполеона через Смоленск на Москву была повторена спустя более ста лет другими, стремившимися завоевать Россию и так-же бесславно окончившими поход.
Но, конечно, не просто упоминанием ценен этот факт, а попыткой на двух примерах осмыслить и понять причины стойкости народа, его способности к самопожертвованию, поиска источника его сил к сопротивлению, несмотря ни на что, при том, что родная власть зачастую тоже прижимала и сильно, не щадила и поблажек никому не делала. Вот на примере ординарца Шестерикова как раз это хорошо прослеживается. Не зря есть там эпизод, где выясняется, что он из середняков, которые тоже были под ударом во времена коллективизации, но не продался, не предал, даже в мыслях.

Второй нюанс заключается в том, что читая, не раз ловила себя на мысли, что история вымышленного генерала Кобрисова мне напоминает чью-то, уже встречавшуюся в литературе. В первую и главную очередь, его профессиональная история созвучна истории генерала Серпилина из трилогии К. Симонова Живые и мертвые. Их судьбы как судьбы многих военных в те годы, испытавших на себе арест, сфабрикованные обвинения, желание власть имущих сломать и прогнуть под себя и как единиц в общей массе, возвращенных в строй в связи с начавшейся войной. И каждый их них пытается осмыслить природу этой власти и народа, позволяющего себя вести так с собой. И при этом каждый из них не подвергает сомнению быть, а не казаться. Быть честным, не изменяющим себе и другим, и постараться максимально беречь людские кадры, брать не числом, а умением прежде всего.

Чем еще интересна эта книга ? Историей генерала Власова и попыткой ни в коей мере не оправдать, а понять почему он, перспективный кадровый военный, имеющий за плечами успешные операции, вес в армии и прочая, стал предателем ? На что он рассчитывал ? К чему стремился, имея в общем-то, и тут привилегии ? Неужели усомнился в Победе собственного народа, чего ему никак и никогда не простится.

Пожалуй, книг, воспевающих не только мужество советских солдат, которое никто не оспаривает, но и стремящихся максимально достоверно показать из чего складывалась Победа, не так много. Это одна из них. Еще есть упомянутый К. Симонов в меру своих возможностей (условия времени) рассказывающий о суровых буднях, бессмысленных потерях, наказуемых вынужденных отступлениях, котлах окружения, особенно в первый год, случившихся из-за растерянности и абсолютной неподготовленности командования. Об этом-же у В. Астафьева Прокляты и убиты . А также о заградотрядах, которые упоминаются и тут. А еще СМЕРШ и его поиски внутренних врагов. О чем ,кстати, есть упоминание и в Ничего, кроме надежды Ю. Слепухина , которая рассказывает о подготовке Берлинской операции. У Г. Владимова речь идет о взятии Перславля, вымышленного города, под которым подразумевается мать всех русских городов - Киев. И там, и тут прослеживаются параллели, когда в первую очередь рассматривалась цель, а не средства, в угоду чьей-то милости, глупости, тщеславию брали согласно русской традиции

четырехслойности. Первые три слоя полягут на поле брани, а четвертый по ним поползет к Победе

Не дословно, но суть ясна. И кто возьмет, тоже проблема. Многим хочется оставить свое имя в веках. Тут уж не до народа простого...

И получается, что романов, показывающих всю неприглядную подноготную, без ура-патриотизма, но при этом не умаляющих цену Победы, не так и много. Поэтому пусть порой и сложно читать ввиду постоянного смешения настоящего и прошедшего тут, но лучше читать, знать и еще раз осмыслить прошлое, которое уходит все дальше от нас.

Верный Руслан.
Повесть написана в 60-х годах прошлого века и дополнительно отредактирована в 1974 г. Издана она была тогда же на Западе, т.к. в СССР это было невозможно. И потому, что тогда Владимов уже стал диссидентом и из-за самого содержания.
Повествование идёт от имени конвойной лагерной собаки. Но здесь нет оголтелой критики советского союза, которую многие хотели бы здесь увидеть (впрочем, при большом желании «увидеть» можно всё, что угодно), автор последовательно придерживается общечеловеческих ценностей.

«И не знал Руслан, – а мы, грамотные, знаем ли? – что наше первое движение к гибели всегда бывает брезгливо перешагивающим через какой-то порог».

У каждого был такой порог и будут ещё впереди. Так же, как каждый с детства чувствует, что такое хорошо и плохо. И погружаясь всё глубже в эту жизнь, мы забываем изначальные истины, перешагиваем пороги.

«И не то особенно худо, что устали ждать. Устали – верить».

Усталость – понятие этого материального мира, неприменимое в мире духовном. Сцены лагерной жизни проходят перед Русланом под необычным для нас углом и от этого всё только резче. Но это воспоминание, а настоящее действие идёт после закрытия лагеря.
Всех конвойных собак должны были расстрелять, но пожалели. И куда им было податься?

«В таких случаях человечество разделяется на два потока – одни
тебя обходят с опасливым состраданием, другие же, сердцем покрепче, просто перешагивают».

Людей, выброшенных на обочину жизни, как собак, ждёт подобная участь. А дальше автор показывает, как в зависимости от характера, каждый делает свой выбор. Верными долгу остаются единицы.

«Тот человек неумный, кто хочет, чтоб все жили, как он живёт. И тот народ неумный. И счастья ему не видать никогда, хоть он с утра до вечера песни пой, как ему счастливо живётся».

Когда вы слышите, что приходит новый мир, главное осознать, что мир этот был всегда. Приходит новое мировоззрение. Например, здесь кажется очевидным, что речь идёт о советском народе. Но что значит новое мировоззрение? Каждый человек делал выбор, когда приходил на эту Землю. И мы делаем этот выбор в течении всей своей жизни. И сознавая это, мы предоставляем делать этот выбор другим, без глупых крайностей. «Живи и жить давай другим». Не только люди, но и народы и даже цивилизации проходят стадию острого желания заставить всех окружающих плясать под свою дудку.

«– Внимание! – командовал инструктор, и все собаки заранее умирали от восторга. – Показываю!»

Вся повесть – удивительная аллегория. Инструктор – не просто человек, которого собаки любили, а человек, который любил их. Это было божество, позвавшее их в итоге на волю.

«Никогда! – он им отвечал. – Никогда собака не укусит того, кто её безумно любит. Поверьте мне, я старый собаковод, я потомственный, с вашего разрешения, кинолог, на такое извращение способен только человек. А про Джульбарса он сказал: – Он не зверюга. Он просто травмирован службой».

Профдеформация, что вам и снилось. Была в этой стае лагерников и белая ворона – Ингус. Не просто потомственный дворянин, а личность другого уровня, ближе к человеку, чем к собаке. Как есть люди, которые ближе к Богу, чем к человеку. Но видели это только другие собаки, да инструктор. Судьба таких личностей наглядно показана.

«Всякий зверь понимает, насколько велик человек, и понимает, что величие его простирается одинаково далеко и в сторону Добра, и в сторону Зла, но не всюду его сможет сопровождать зверь, даже готовый умереть за него, не до любой вершины с ним дойдёт, не до любого порога, но где-нибудь остановится и поднимет бунт».

Чем выше мы поднимаемся, тем с большей высоты возможно падение, и я не о социально-материальном статусе. Однако этот подъём стоит того, чтобы жить, а возможно, что и является самим смыслом жизни.
Экзистенциальные переживания овчарки – переживания автора.

«Но он уже начал догадываться, что не всё у них ладно в том месте, которым они думают».

Из этой логической и нравственной ловушки, казалось бы, нет выхода. Есть страх собственной смерти и есть страх за близких, семью. Так неужели вы хотите прожить всю свою жизнь руководствуясь страхом? Каждый раз делать выбор в принципиальных вещах исходя из собственного страха, неважно, признаваясь в этом или нет?
Никакие действия не должны оправдываться страхом.

«не он первый сталкивался с этим странным обыкновением толпы, которая обожает шута и тайно ненавидит героя».

Потому что страшно. Он смог, не испугался, а я нет. Вот и получил, чтоб не высовывался. А под маской шута можно и поглумиться.

«Они удалились охотно и очень довольные: в конце концов им и надо-то было куснуть по разику – потом ведь можно похвастаться, что и не по разику!»

Повесть практически прямым языком говорит о человеческом сообществе. Ненависть и трусость всегда рука об рукус тупой агрессией. Люди весело расстаются с душами, отдавая свои тела в бесплатную аренду.

Три минуты молчания.

Роман, сделавший автора диссидентом. Написан он был в 1969 году и затем опубликован в «Новом мире» Твардовского. Травля, последовавшая за ним, сделала автора непечатным и «свалила» Твардовского. А теперь по нему сняли фильм, получающий золотых орлов («Снегирь», который на самом деле общего с романом имеет только траулер и рыбу).
Произведение рассказывает о жизни матроса, работающего на СРТ, выходящего на промысел сельди в северные моря.

«Шура уже там распечатал ящик с одеколоном – «Маки» – и сливал из флаконов в чистый котелок. Двадцать четыре флакончика стограммовых – это команде на бритьё, но никто ещё с ними не брился, всё палубные выпивают в день отхода. Штурмана́ на это не посягают, у них своё законное – спирт из компаса, три с чем-то литра на экспедицию».

Призыв «старших братьев» написать о непростой добыче рыбы (которая нужна стране), Владимов принял очень близко к сердцу. Он нанялся простым матросом на СРТ (средний рыболовецкий траулер). Только настоящая правда пришлась не всем по вкусу, даже с водочкой и лучком.

«Я как попал в свою карусель, когда народ от всех святынь отдирали с кровью, я только и ожил, когда меня к машине поставили».

Здесь не только матросы, способные промотать за сутки 1000 рублей (60-е годы XX века), но и люди, потерявшие всё из-за подозрений на попадание в плен во время ВОВ. Это они оказались героями книги.

«–Васька, ты чего читаешь?
– Не знаю, Сень, у ней заглавие оторвано».

Несмотря на кажущуюся простоту, главный герой задаётся правильными вопросами. Он в поиске, и это ключ к развитию.

«вот упал – в первой борозде. Из того же я теста, что и все прочие».

Практически никто из них не способен скопить денег на что-то стоящее, они просто не держаться у них в руках. Но деньги эти они получают не просто так.

«Начинаются дни золотые. Рыбу – стране, деньги – жене, сам – носом к волне».

Применительно к работе постоянно употребляется глагол «уродоваться». Когда мы живём по-настоящему? Совсем не тогда, когда у человека всё есть.

«Потому что человек помнит – когда ему было трудно. Как он голодал. Валялся в окопе. Как делили цигарку на троих и ему оставили бычка. А когда он жил в тёплой квартире, с ванной и унитазом, это прекрасно, чёрт дери, а вспомнить нечего…»

И пока с экранов телевизоров, компьютеров, смартфонов льётся беспрерывный поток слов о том, кто хороший, а кто плохой, другие люди, не сидящие у экранов, молча делают своё дело.

«Когда-нибудь поймём же мы, что самые-то добрые дела на свете делаются молча».

О чём идёт речь, когда речь идёт о деньгах? Власть, свобода, уважение – всё это не то, что дают деньги, но это всё то, что за деньги пытаются получить.

«ходишь, с белым шарфиком, берёшь такси, едешь в ресторан, развлекаешься, как человек. Не «советский», не «хуецкий», а просто человек. Тебе – уважение».

Приведённый в книге эпизод является просто нехорошей закономерностью в нашем мире. Люди ненавидят других за свои же проступки. Они видят перед собой постоянное напоминание о своём свинском поведении и ненавидят его.

«– Феликс! За что ты меня ненавидишь, сволочь? Он сразу ответил, как будто моего вопроса ждал: – А добрый ты. Умненький».

У каждого своя причина, по которой он оказался здесь, на рыболовном промысле. Деньги – одна из многих. Но есть ли цель, если они постоянно возвращаются в рейс, собираясь завязать?

«– Может, мне просто интересно тут. Хочу что-то главное узнать о людях.
– Ты ещё не всё про эту жизнь знаешь?
– Про себя – и то не знаю».

Почему же деньги так меняют людей, разрушая семьи, дружбу и жизни? Кажется, что это наивный детский вопрос. Если пропустить логическую цепочку, придём к страху смерти. Нужна определённая смелость, чтобы это признать.

«Главное – этой кошке не верить, никому не верить, когда дело грошей касается. Это дело вонючее, тут каждый сам не свой делается…»

Человеческое тело не вечно, все умирают рано или поздно. Некоторые умирают всю жизнь, а некоторые только один миг, который последний. В итоге, тратя всю свою жизнь на добычу денег, человек умирает. А если эта добыча как каторга? В чём смысл?

«Но может быть, если таким горбом, если такими мозолями, такой каторгой, так это уже – и не деньги? Может, они уже как-то по-другому должны называться? Неужели же я за деньги – жизнь отдаю?»

Вы же не живёте ради того, чтобы умереть? Мы должны двигаться, расти, искать и не останавливаться на достигнутом.

«Но больше всего нам хочется успокоиться, на чём-то остановиться душой, и мы не знаем, что, как только мы этого достигнем, прибьёмся к какому-то берегу, нас уже не будет, а будут довольно-таки твердолобые обыватели».

Мы ежесекундно выбираем свою «судьбу». Всё, что нас окружает, мы заслужили. Частично выбрав ещё на этапе рождения, частично, принимая различные решения в течении жизни (или не принимая их).

«И это нам – за всё, в чём мы на самом деле виноваты. Не перед кем-нибудь – перед самими собой. За то, что мы звери друг другу – да хуже, чем они, те – если стаей живут – своим не грызут глотки. За то, что делаем работу, а – не любим её и не бросаем. За то, что живём не с теми бабами, с какими нам хочется. За то, что слушаемся дураков, хоть и видим снизу, что они – дураки».

В один из самых критических моментов романа главный герой обращается к Богу. Учитывая время написания, это было смело. А к кому мы должны обращаться в такие моменты? К партии? Неважно вероисповедание, ваш Бог находится внутри вас.

«Нет уж, чего в себе не имеешь, того нигде не найдёшь».

Раз в сутки все суда переключаются на одну частоту, чтобы слышать друг друга. Чтобы услышать сигнал SOS или другие важные новости. Это длится три минуты. Эти три минуты эфир молчит, чтобы не пропустить самого главного.

«А вот было бы у нас, у каждого, хоть по три минуты на дню – помолчать, послушать, не бедствует ли кто, потому что это ты бедствуешь!»

Помогите себе.

Я Владимова для себя открыл достаточно случайно. В 90х, когда издавали очень много всего, вышел "Генерал и его армия", имя автора стало на слуху, "Генерала" я оценил, а автора запомнил. И вот, в одной из поездок, накидывая в ридер книжек, наткнулся на "Три минуты" знакомого уже мне автора и без раздумий залил. И почему-то начал именно с него.
В результате, отлип только глубокой ночью. Я не знаю, в чем магия этого текста, но в него погружаешься и оторваться трудно. И не сказать, что там какой-то динамичный и увлекательный сюжет, все достаточно повседневно и просто. Мне думается, что это просто мастерство и талант - так написать о простом, что читатель, погрузившись в наслаждение восприятия текста, не может остановить чтение. Паустовский в воспоминаниях о Бабеле приводит монолог о том, как пишутся рассказы. И есть там одно высказывание Бабеля, которое я запомнил на всю жизнь -

От многолетнего соприкосновения с человеческой кожей самое грубое дерево приобретает благородный Цвет и делается похожим на слоновую кость. Вот так же и наши слова, так же и русский язык. К нему нужно приложить теплую ладонь, и он превращается в живую драгоценность.

Можно сказать и об этом тексте, что он живая драгоценность.
Ведь только с первого взгляда произведение выглядит как стандартный советский "производственный роман", оно вдруг начинает играть необычными красками и исподволь, незаметно, превращается в литературное событие. Я читал и читал, стараясь не отвлекаться. Не успокоился, пока не закончил. И через несколько месяцев перечитал снова.
Книгу называли "Джеком Лондоном для взрослых", "Хемингуэем для русских", сравнивали с какими-то произведениями других известных советских авторов. Но "Три минуты" не нуждается в сравнении. Это самобытный, эмоциональный и невероятно талантливый роман, сам по себе явление, не требующее сравнения или каких-то параллелей. И неважно, что предпочитает читатель - фэнтези, приключения, беллетристику или классику, если такой читатель ценит прежде всего Литературу, то этот текст будет оценен по настоящему.

Природа, создавая нас двуногими, не учла, что мы еще будем моряками.

Счастье у человека на чем держится? На трех китах — работа, кореши, женщина.

Непростая, но очень правдивая книга, расставляющая все точки над "i" для тех, кто ещё считает профессию моряка романтичной.

Ну да, наверное во время предзакатного штиля романтика ещё есть. Но когда палуба твоего корабля периодически встаёт вертикально во время десятибаллового шторма, когда ты как каторжник выбираешь сети и перекидываешь рыбу, когда в конце концов ты по полгода в море без женщины - это романтично? Ха!

Хорошо бы, все хоть день в чужой шкуре побыли, никто б никому не завидовал.

Владимову за этот роман крепко досталось, о чём он сам пишет в предисловие к полной версии своей книге. Обширная наша пресса, от столицы до окраин, немедля запестрела традиционными заголовками: "В кривом зеркале", "Ложным курсом", "Сквозь темные очки", "Мели и рифы мысли", "Разве они такие, мурманские рыбаки?", "Такая книга не нужна!", "Кого спасаете, Владимов?" и т. п.

А чего, собственно там не так? А там настоящее лицо морского рыбака. Там про их непростые отношения с женщинами. Там про их бытовые неудобства. Про конфликты на пароходе тоже. Про то, что в каждой команде дураков навалом, из-за которых то одно, то другое не клеится.

Ведь тут ничего не попишешь, если не понравились двое друг другу на пароходе. Не из-за бочки, конечно, а просто рылами не сошлись. В море и те, кто нравится, в конце концов надоедают. А тут мы рейс начинаем врагами и врагами, конечно, разойдемся.

Но клеится - не клеится, а план извольте выполнить, сукины дети. Селёдкой и треской страну советов обеспечьте, мать вашу. Они, кстати, обеспечивают (а по традиции той эпохи ещё и повышенные обязательства на себя берут). А рыбка лучше всего в шторм ловится. А моря-то северные. Так что если кто селёдку любит, пусть знает на всякий случай, что не одними только насморками она оборачивается на вашем столе (про матросский насморк, кстати, в книге не слова, там пожёстче есть эпизоды).

Все помалкивали да одевались. Что им ответишь? Перед каждым рейсом мы эти обязательства подписываем, а и в девять, бывает, работаем. Кандею не варить можно после шести, только сухим пайком выдавать, а варит. Да и никто их, эти бумажки, не вспоминает в море, иначе и плана не наберешь. Рыба-то их не подписывает, а знай себе ловится в шторм, и еще как. И подумать, тоже она права: этак у нас не работа будет, а малина. А надо — чтоб каторга.

В общем, это реализм, братцы-товарищи, причём ещё вполне благополучный реализм, поскольку команда на пароходе вполне себе нормальная. Не каждый сам по себе, а всё-таки в целом друг за друга (в особенности это видно, когда пароход несёт на скалы). Даже представить не могу, чего было бы написано про плавание на таком судне, где человек человеку волк. И она сильно развенчивает образ славного моряка-рыбака, который с улыбкой на лице добывает нам морепродукты, и за это имеет оч-чень серьёзную зарплату. Про зарплату автор не опровергает, она там действительно серьёзная. Но именно потому, что эти деньги достаются едва ли не кровавым потом, рыбаки не особо их и ценят, тратя на выпивку, баб, и на всякую ерунду.

Удивительно — каким горбом, какими мозолями мы эти деньги зашибаем и как стараемся побыстрее размотать!

Повествование держит читателя в особом напряжении начиная с середины книги, когда на пароход валятся неприятности - сначала корпус помяли, потом в море в шторм ушли несвоевременно, потом буря несёт на скалы, а рядом терпящее бедствие шотландское судно. Одни мирятся с мыслью о смерти, другие стараются выжить. А главный герой Сеня Шалай никак не может разобраться в своих чувствах между Люлей и Клавкой. Разобраться он не может потому, что у него давно сердце холодное. К тому же Лиля - настоящая серая мышь, а Клавка его обидеть успела.

*****************

Есть в море такое правило - дважды в час на три минуты прекращать любые разговоры в эфире, чтобы слушать, не подаёт ли кто сигнал бедствия SOS. Рассуждая в финале о своей судьбе, Сеня Шалай проводит очень интересное наблюдение:

Какие ж бедствия нам нужны, чтоб мы опомнились, свои своих узнали! А ведь мы хорошие люди, вот что надо понять; не хотелось бы думать, что мы — никакие. А возим на себе сволочей, а тех, кто нас глупее, слушаемся, как бараны, а друг друга мучаем зря… И так оно и будет — пока не научимся о ближнем своем думать. Да не то думать, как бы он вперед тебя не успел, как бы его обставить, — нет, этим-то мы — никто! — не спасемся. И жизнь сама собой не поправится. Вот было б у нас, у каждого, хоть по три минуты на дню помолчать, послушать, не бедствует ли кто, потому что это ты бедствуешь! как все «маркони» слушают море, как мы о каких-то дальних тревожимся, на той стороне Земли… Или все это — бесполезные мечтания? Но разве это так много — всего три минуты! А ведь понемножку и делаешься человеком…

И в самом деле, может быть нам иногда по три минуты слушать себя, чтобы себя же и услышать?

«Ход веков подобен притче…»
Б. Пастернак

С этой книгой у меня произошла многим знакомая история, когда желание прочитать книгу по самым разным причинам никак не может реализоваться. Все откладывается и откладывается книга. И вдруг посторонний «пинок-толчок» (в виде простого упоминания книги или интересной, подчас спорной мысли, высказанной в LL- рецензии по поводу автора или его книги). И ты уже не можешь не читать, бросив всё..
Рецензия оказалась таким толчком.
По сути произведения. Роман выстроен вокруг двух важных событий Великой Отечественной войны: героической битвы за Москву зимой 1941-1942 гг. и форсирования Днепра с последующим прорывом Красной Армии к Киеву (в романе Киев-Предславль).
В центре романа судьба генерала Кобрисова, командующего армией. Сначала под Москвой, когда все на стратегическом уровне наша армия только учится организовывать оборону и переходить от обороны в наступление, Кобрисов уже умеет это делать. Но он получает ранение, а генерал Власов «за него» исполняет миссию и отбрасывает немцев.
Затем в 1944 г. Кобрисов проводит блестящую операцию по преодолению реки, в совершенно неожиданном для противника месте, стремительному рывку армии к Предславлю.
Неожиданный успех Кобрисова на второстепенном направлении показывает Сталину неудачу основного замысла операции, которую разработали «генералы-любимчики».
За непокорность, за нежелание брать город Мырятин, стоящий в стороне от стремительно наступающей армии, Кобрисов снимается с должности. В сопровождении адъютанта, ординарца и водителя долгими дорогами войны генерал едет в Москву за новым назначением. Его будущее туманно…

Детали. Они начинают смущать с самого начала.
Вот в штабе армии два приезжих корреспондента в полковничьих погонах (во время войны не было ни одного военного корреспондента в звании полковника. Сам К. Симонов (понятно на кого намек) получил полковника после войны). Они шумно отоваривают свои продаттестаты, придирчиво выясняя у начальника столовой полагается ли им водка и по какой норме (что-же другое им делать в штабе армии!?).
Вот ополчение, укомплектованное интеллигентами (артисты, профессора, писатели) сплошь пожилые, одышливые, плоскостопные (в московском ополчении интеллигенции было минимум, в основном рабочие, студенты по разнарядке райкомов партии, больных не было вообще. Пожилых в ополчение призывали только в Ленинграде, когда уже никого не оставалось).
Вот загрядотряд (!) за спиной ополчения…
Вот Гейнц Гудериан за столом Льва Толстого, в его доме в Ясной Поляне пишет приказ о начале первого отступления своей армии. Нацист – ясный, устремленный, не сомневающийся, идейный, набожный и гуманный человек, истинный отец-командир, любящий супруг. Все, что написано о нем в книге – высокопарно, со множеством красивостей. И, конечно, забыто, что он виновен в смерти тысяч советских людей, – военнослужащих и мирных жителей.
Вот особист Светлооков. Червоточина, страх и что-то подленькое показаны в душах многих героев (водитель, адъютант генерала, связистка), но Светлооков вообще, это абсолютнейшее зло. Он владеет отличным психологическим проникновением в людские характеры, умением сломить волю человека. Он вербует всех вокруг генерала, чтобы иметь возможность «вовремя доложить куда следует». Он еще не дойдя до Европы, мечтает насиловать монашек-кармелиток.
Стиль и мастерство. В этом не откажешь. Сцены с ранением и чудесным спасением генерала Кобрисова, образы ординарца Шестерикова, бойцов, кавалеристов, танкистов, зарисовки форсирования Днепра великолепны. Порой кажется, что отдельными кусками текст Владимова один из лучших, что написано про войну.
Но. И этих «но» колоссально много.
Чаще и чаще в тесте романа появляются неестественные, не натуральные сцены. Зияющие провалы, когда не верится ни в происходящие события, ни во внутреннее состояние героев. Некоторые главы, куски текста словно написаны отдельно и вставлены в канву произведения. То ли в угоду политическим обстоятельствам, то ли из желания изменить направленность романа…
Например, не плохо прописано совещание с командующими армиями и командующим фронтом Ватутиным, которое проводит Г. Жуковым. Очень живое, реалистичное описание с художественно выверенными сценами военного совета. И вдруг разговор маршала Жукова с генералом Кобрисовым после совещания очевидно выпадает из общей картины и даже контекста.
Или характерный пример, одно из многочисленных доказательств, что роман дописывался и переписывался вставками. Уже в конце книги Кобрисов, люто ненавидящий Сталина, вдруг «забредил»:

И сердце его было полно солдатской благодарности Верховному, который его замысел разгадал и понял, что Мырятин был ключом не к одному Предславлю, но ко всей Правобережной Украине. И если так хочет Верховный, чтобы Предславль был взят именно к 7-му ноября, ну что же, он сделает все возможное, чтоб так оно и было. В конце концов, всем необходим праздник. Он думал об этом, проезжая по переправе...

Подобные великолепные куски автору приходилось оставлять, потому что убери хоть слово из главы и пропадет магия, красота и стройность (в данном случае сцена умирающего генерала).
Отдельные фактологические, исторические ошибки только усугубляют нарастающее негативное ощущение от произведения. Часто эпизоды книги становятся какими-то гипертрофированно сюрреалистичными.
Например, про 3 млн. пленных советских солдат (цифра вдвое завышена).
Про не существующий приказ Верховного, запрещающий личные отношения с женщинами ближе пятидесяти километров от передовой.
Про «заключенных» конструкторов танка Т-34 и русского Кристи -Кошкина, которому «пришили троцкизм», про то, как «четверо узников, вдохновляемых мечтой о свободе и о второй миске похлебки, сотворили настоящее танковое чудо». Великий русский конструктор Михаил Ильич Кошкин и его коллеги никогда не были осуждены, не находились под следствием, не подозревались.
Про то, как командир танковой колонны, проходящей на параде мимо мавзолея с руководителями государства на трибуне, даже не догадывается проверить боевые машины на наличие боезапаса.
Про комиссара армии, призывающего генерала объявить себя диктатором или народным президентом. Комиссар призывает разжечь пожар внутренней смуты в родной стране во время вражеского вторжения («это не противоречит марксизму-ленинизму»).
Про бред, нынче подхваченный «щирыми», что Украину освобождали украинцы.
Про абсурд со сжигаемыми следователем величайшей культурной ценностью – письмами Вольтера, чтобы заставить профессора признаться в преступлениях, которые не свершал.
Про выход из окружения армии Кобрисова, про противостояние (минные поля, колючая проволока) армии силам (НКВД?), которые должны разоружить, выполнить проверки (фильтрацию) вышедших из вражеского тыла людей.
Про еще десятки этих «но» не написать из-за размера разбора.
Все это придуманное, головное, ходульное и нисколько не похожее на действительность.
Удивительнейшая вещь, но те же обстоятельства, события, описываемые К. Симоновым в «Живых и мертвых», в романе, казалось бы, написанном по строго партийным (номенклатурным) установкам, те же самые обстоятельства представляются более объективными и живыми.
Власовцы. Эта линия в романе оказалась самой скандальной и потянула за собой цепочку жесткой литературной полемики.
В романе власовцы сражаются страшно стойко, до последнего патрона, одиннадцать их батальонов добровольцев обороняют г. Мырятин. Предатели стараются не попасть в руки Красной Армии, потому что знают, что в советском плену их, без суда и следствия, казнят.

— У меня впечатление, товарищ командующий, что драться они будут как звери, а на свою судьбу — рукой махнули… Никакого просвета впереди, и ни к чему душа не лежит, кроме водки. И — крови. Песня у них есть боевая, вроде гимна: «За землю, за волю, за лучшую долю берет винтовку народ трудовой…» А поют печально, чуть не со слезами… — За сердце берет, правда?

И еще:

Сказал же осторожный Ватутин: «Мы со своими больше воюем, чем с немцами.

И еще:

Русские батальоны, брошенные в оборону Мырятина, составлявшие костяк ее, явились бы для него, вполне возможно, только противником, как немцы или румыны, разве что более яростным и особенно опасным — в окружении.

Еще посыл, сладостно подхваченный сегодняшними «знатоками», что чехам помогли власовцы вышибить эсэсовцев из Праги.
В книге «еще» много.
А значит можно сделать вывод, что власовские части для немцев – это настоящая находка, поскольку очень надежны, боеспособны.
Такой портрет «власовцев» то ли глубочайшая ошибка от незнания, то ли «вольная интерпретация», то есть обман, сейчас не определить.
Дело в том, что власовцы не участвовали в боевых действиях против Красной Армии вплоть до апреля (!) 1945 года.
Трижды предавшие. Немцы изрядно «намучались» с власовцами. В формируемых из них тыловых, охранных частях постоянно случались ЧП. То тысяч четырнадцать из их состава драпанет к партизанам. То при проверке проявятся тысяч 5-6 ненадежных и их отправят обратно в лагеря для военнопленных.
К Восточному фронту до апреля 1945 г. их близко не подпускали. Презирая этих «унтерменшей», нацисты так и не решились окончательно разогнать «помощников». Всё ж хотели извлечь пользу из этой оравы бездельников.
Только в апреле 1945 г. было завершено формирование, оснащение и вооружение первой пехотной дивизии РОА Буняченко. Новое соединение обеспечили комплектом стрелкового и тяжелого вооружения, острый недостаток которого вермахт ощущал уже давно. Власовцам дали хорошее военное снаряжение.
Почти сразу после ввода бой они повернули оружие против хозяев.
Изменив своей Родине, Красной армии, присяге, перейдя на сторону врага, власовцы потом предали и нацистов. А следом за этим предали и восставших чехов в Праге, на помощь которым они якобы пришли. Как только Буняченко узнал, что в Прагу не придут англо-американские войска, он тут же вывел дивизию из города. Немцы вернулись в Прагу.
Гражданская война. Мне кажется, что в начальном замысле романа у автора было: описать на примере жизни, пути формирования генерала из командира Гражданской войны, как кровавая братоубийственная раздробила страну, людей, а Великая Отечественная объединила.
Потом в эмиграции Г. Владимов что-то в текст добавил, что-то передел. По определенным причинам. И вышло, что для автора война не Великая Отечественная. Для него эта война - в наказание. Стране, людям. За грехи второго десятилетия века. И к тому же она все еще Гражданская.
Вышло, что война с немцами и с нашими на их стороне – это продолжение Гражданской войны. Для героя книги генерала Кобрисова боевые действия против власовцев – это продолжение братоубийственной войны. И он еще и поэтому не хочет брать Мырятин – город обороняют власовцы.
«Великим русским разломом» видится она Кобрисову. И этот тезис абсолютно не органичен, «пришит» к Кобрисову белыми нитками, никак не вяжется с ним ни с какой стороны.
Это едва ли не главная тема книги. Она тем более в эпизодах с власовцами в раздумьях Кобрисова постоянно подчеркнута. Однако, вместе с тем, все-равно немного заретуширована автором. Будто слишком пока болезненная, острая тема, чтобы прийти к необходимому разговору с неподготовленным читателем.
На самом деле эта тема полностью несостоятельна и с литературной и с исторической точки зрения.
Не по должности, – по сути. Роман очевидно создавался вокруг идеи показать войну с точки зрения Командующего, человека, во власти которого десятки тысяч судеб и жизней подчиненных. Целью было изобразить его мысли, его действия, его жизнь во всей возможной глубине.
Показать, как командир (офицер) становится генералом, генерал становится Командующим. Не по должности, – по сути.
Показать, наконец, тот момент, когда Командующий становится Полководцем.
Великолепная идея раскрыть, что есть такое полководческий талант. Передать как военачальник видит свою армию. И как армия воспринимает своего Командующего Показать, как и почему рождается выдающийся замысел разящего удара по противнику именно там, где тот не ожидает. Решение, при необходимости, филигранно отступить. Или план мастерски выйти из окружения, сберегая личный состав, свою армию. Что такое терпеть неудачи, терять подчиненных, бросать их на смерть…
Как бывает, что снимают Полководца именно за достигнутый успех. Что такое личная жизнь, семья, любовь и многое другое.
Рискну предположить. Ничего не читал по нижеследующим своим выводам. Знаю, что была большая полемика между писателями Богомоловым и Владимовым по поводу романа. Что Богомолов критиковал, обличал Владимова, а на его защиту встали какие-то критики. И все же я не знаю содержательной части этой полемики и не знаю подтвердит ли мое предположение. Собираюсь безусловно ознакомиться с полемикой. Здесь не обойтись без отдельной истории, которую надо написать.
А сейчас все же рискну предположить: прекрасный роман, созданный на свою значительную часть на родине, очевидно, потом в эмиграции дополнялся политически ангажированными вставками.
И в целом романа не стало. Исчезла убедительность, красота.
В результате он превратился в посредственное произведение с незаконченными, брошенными, и ложными линиями. «Разломанный» роман, полный откровенной внеисторической дичи.

Это та самая книга, про которую очень трудно сказать, о чём она. О Великой Отечественной войне? И да и нет. О защите Москвы? И да и нет. О психологии солдат и генералов? И да и нет. О сталинско-бериевской мясорубке? И да и нет. О судьбах Отечества? И да и нет!!! Она обо всём это сразу вместе, и можно только оцепенеть от таланта Владимова, который взялся за все эти сложнейшие для литературы темы, сплёл их, объединил сюжетом и написал очень тонкий, психологичный роман, в котором, как мне кажется, вымышленными остаются только некоторые фамилии, включая главного героя генерала Кобрисова, да наименования местечек - Мырятин, Предславль и т.д.

О Великой Отечественной войне

Генерал, повелевая солдату умереть, по крайней мере не обманывает его. Но он трижды убийца, когда обещает победу, в которую сам не верит.

...солдату вера нужна в свое командование, иначе — как дальше ему воевать?

...чего и когда на войне хватает? Только того, что применить нельзя.

Если взять за основу только сюжеты войны (днепровскую переправу, оборону Москвы), то, конечно, можно признать, что существуют книжки и посильнее этой. И всё-таки картины боёв весьма живописны, настроения солдат предельно конкретны, видим мы и самоотверженных героев, вроде Нефедова, который знает, что идёт умирать, видим и солдатиков, которые всем своим видом показывают страх. Урежь роман до повести об этих битвах - получится что-то леденящее душу, сжимающее сердце.

Но прежде, чем продолжить тему, краткое отступление. Просто не могу не обратить внимание.

Дальше...

Читаю аннотацию.

В центре повествования - судьба генерала Власова и немецкого генерала Гудериана. Автор приоткрыл завесу глухой секретности над некоторыми «неудобными» для официальной литературы эпизодами войны. Сразу же после появления, роман Г.Владимова стал громким событием и был причислен к лучшим произведениям о войне.

Позвольте, какое это "в центре судьба генерала Власова"? У меня такое ощущение, что человек это написавший, читал роман как я впервые восемнадцать лет назад - чтобы только сдать доценту зачёт, "отстреляться" и забыть, выйдя за порог. Правда, на подкорке что-то отложилось такое, что все эти годы мне периодически напоминало, что "Генерала и его армию" надо перечитать, и на этот раз вдумчиво, не торопясь. А автору тех строк, ляпнувшему про то, за что глазом зацепился (что "в центре - судьба генерала Власова...") я готов по почте канделябр выслать, чтобы он сам себя по голове ударил и не писал больше глупостей. Потому что судьбы Власова и Гудериана конечно имеют в романе определённое значение, и всё-таки они не в центре, а на самой что ни есть периферии.

А их значение в следующем.

Не знаю, каким был по счёту Георгий Владимов, оправдывая Андрея Власова, но замечу одно: он оправдывает его как человека и генерала, но не оправдывает как предателя. Даже на такое оправдание, полагаю, требовалось достаточно мужества, если даже сейчас после неоднократных попыток Власов не реабилитирован (и правильно, я считаю). А вот поиск мотивов, которые привели этого человека к его поступку - они интересны. И в версии Кобрисова (читай - Владимова) выглядят вполне правдоподобно.

Присутствие Гейнца Гудериана в книге очень символично. Сидит себе генерал-полковник в захваченном особняке Толстого, почитывает-вспоминает классика, его рассуждения о судьбе Наполеона, и делает кое-какие выводы. И выводы вполне философские - Наполеон проиграл войну потому, что сумасбродная "графинечка" Ростова отдала все подводы раненым, и получается, что и теперь, спустя век с лишним, она объявила войну ему, Гудериану.

Что же это за страна, где, двигаясь от победы к победе, приходишь неукоснимо — к поражению?

О защите Москвы

Сюжет с Москвой, как мне показался, в этом романе вышел несколько искусственным. Или притянутым - как кому угодно. То есть он использован для очень конкретных целей. Первое - разнообразить биографию Кобрисова эпизодом с его ранением, страшным обморожением и привязать к нему покрепче ординарца Шестерикова. Второе - всё-таки закрепить на страницах этой книги Власова и Гудериана, которые так и норовят потеряться в общем сюжете. Ну и третье - передать настроение толпы, людей, армии. То есть это как бы важно, но это всё-таки третье.

О солдатах и генералах

Дурь — это хорошо... Дурь, она способствует украшению генеральского звания.

Вот это слово дурь - оно периодически встречается на страницах. Его в отношении Фотия Ивановича и солдатики употребляют, и приближённые генерала, и начальники, и антагонист Кобрисова чекист Светлооков. Да и сам он, генерал, признаёт за собой эту черту. И да, по сравнению с другими людьми бедняга Кобрисов действительно иногда дурит. Но что это за дурь? Оказывается, это слово имеет совсем не то значение, что придурь. Его дурь лишь в том, что из всех персонажей, а в особенности из военачальников, Фотий Иванович оказывается самым человечным. Ну, или почти самым. И кто бы мог подумать, что сделало его ещё более человечным, чем он был от рождения? Оказывается, линейка, которой его били по рукам в НКВДшном застенке. Правда, она его сделала ещё и немного боязливым, но о том чуть позже.

Другой генерал - Гудериан - в этом отношении отчасти героизирован Владимовым (наверное, и тут потребовалось определённое мужество, ведь это предводитель фашистов-танкистов, от которых ох как досталось мирному населению, а про нашу армию так и вообще помалкиваю). Но это генерал совсем иного рода - не знающий поражений, берущий своё нахрапом, любим своими солдатами и пекущийся чуть ли не о каждом из них. Тут даже Кобрисову далеко до него. Одно мне кажется - будь советские генералы такими, каким Владимов изобразил Гудериана - и 70-летие победы праздновали бы не мы, и не в этом году. А в 2011-м. Потому что мы совсем иные. Есть такое слово менталитет. Очень удобное, чтобы объяснять им русский характер. А ещё наши генералы жёсткие, что оправдывает число жертв, положенных ими во имя Победы.

Репрессии

Об этом в книге говорится много. Этого хлебнул и сам Кобрисов, и на его счастье началась война в тот самый момент, когда уже следователю оставалось только подписать обвинение. Прекрасная иллюстрация того, как людей стирали в порошок двумя железными аргументами "партия не ошибается" и "раз арестован, значит уже виноват". Кобрисов мог попасть в места очень отдалённые по случайному недоразумению (а случайностей в те годы, как известно не бывало) с отягчающими обстоятельствами: он предвидел, что немец - враг более вероятный, чем японец. Немец помог восстановить справедливость.

...если пересеклись твои пути с интересами тайной службы, то, как бы ни вел ты себя, что бы ни говорил, какой бы малостью ни поступился, а никогда доволен собой не останешься.

Увы, есть такого рода страх, которому все подвержены без исключения, и даже — вооруженные мужчины.

Истинно говорят... не камнем и не железом крепка тюрьма. Она крепка арестантами. Пожалуй, рухнет она — без одного хотя бы узника-патриота

В который раз показалось генералу диковинным, как велика, необъятна Россия и как ничтожна возможность укрыться в ней бесследно. Да если и выпадает она, человек всего чаще от нее отказывается как от выбора самого страшного.

Как я уже сказал, благодаря ЧК Кобрисов стал чуть человечнее. Даже посылая солдат на верную смерть, он всё-таки оставался с ними не столько командующим, сколько человеком. И в то же время он стал побаиваться чекистов. На фронте иначе - смершевцев. Генералу ли бояться их на войне? А ведь побаивался Светлоокова.

В который раз извечный вопрос, доставшийся нам в наследство от истории - почему сталкиваясь с "органами" люди сразу становились послушными, безвольными, смирненькими, словно в башке их какой-то тумблер выключали? Не потому ли, что человечество в то время было большим овечьим стадом?

Судьба Отечества

Опять же благодатная тема. Ну как не поднять её, если даже война с общей бедой не может объединить сторонников и противников коммунизма-большевизма, если ведётся охота на белых недобитков? А уж в особенности, если побывавшим в оккупации и тем паче в плену светило от десяти до расстрела?

Да вся история России, может статься, другим руслом бы потекла, если б отказывались мы есть и пить со всеми, кого подозреваем. А может, на том бы она и кончилась, история, потому что и пить стало бы не с кем, вот что со всеми нами сделали.

...жить им довелось в стране, где орденов и всяких иных наград выдается больше, чем в какой бы то ни было другой, и где никакие заслуги не имеют цены, стоит тебе лишь пошатнуться.

Предательство

А вообще сюжет этой книги - это несколько серьёзных предательств, главные из которых - это сознательное предательство военачальников, которым очень не нужен Кобрисов при взятии Предславля, и несознательное предательство генеральского водителя, из-за чего книга заканчивается так, как она заканчивается.

Очень сильный роман. Очень стоящий. Даёт возможность ещё раз посмотреть на прошлое своей страны, и как всегда не прийти ни к какому конкретному выводу. Только очень общим...

Разные существуют книги о море и о моряках. Большущую книжную полку займут томики с разного рода морскими приключениями в исполнении Сабатини, Дефо, Купера и других мастеров пиратско-романтических морских баллад. На другой полке мужественно сомкнут свои ряды томики Мелвилла и Джека Лондона, Стивенсона, Конрада и других певцов романтико-героической морской линии. На третьей полке горделиво и вместе с тем скромно встанут книги-автобиографии и книги-мемуары, написанные настоящими морскими волками — ледовым капитаном Бадигиным, адмиралом флота Советского Союза Кузнецовым, и к ним присоединятся книги Виктора Конецкого и Леонида Соболева, Пикуля, Александра Зонина, Станюковича и Новикова-Прибоя... На отдельной полочке займут свои места книги писателей-фантастов Жюль Верна, Сергея Жемайтиса и того же Мьевиля, Еремея Парнова, Герберта Уэлса и Артура Кларка... Многочисленные военно-морские мемуары и сборники займут своё собственное место на нашей виртуальной книжной полке, и отдельную полку нужно выстраивать для морских книг для юношества ("Золотые нашивки", Если звёзды зажигают" и прочих). Список и перечень и книг и авторов можно продолжать и продолжать (нельзя ведь не вспомнить Тура Хейердала или Мишеля Турнье, Хемингуэя или Сенкевича)...

Но вот для этой книги я бы выделил своё собственное, особое и отдельное место. Потому что такой настоящести и реалистичной открытой правдивости книг я не встречал. Ибо автор совсем не романтизирует ни море, ни моряков. Перед нами встают обыкновенные, простые донельзя и ни на гран "не причёсанные" искусной литературной рукой мастера-писателя люди — обыкновенные бичи советского сельдевого траулерно-сейнерного флота образца пятидесятых-шестидесятых годов. Встают такими, какими они были — одетыми в фуфайки и рыбацкие робы, опухшие с похмелья и обуреваемые самыми простыми человеческими желаниями и слабостями, разгульно проматывающими свои тяжким трудом заработанные "тыщи", и в острых аварийных и почти безнадёжных ситуациях ведущих себя совершенно по-разному, но практически никогда не произносящими ни лозунгов, ни вообще красивых или трескуче-громких слов и фраз, а стиснув зубы и превозмогая самих себя и стихию продолжающими делать своё морское Дело, свою морскую Работу.

Это настоящая Маринистика, и это — настоящие Моряки! Понятное дело, что такого рода открытая и неприглаженная правда была совершенно неугодна ни Партии, ни Правительству, и потому книга была встречена жесточайшей критикой и нападками и на автора, и на редактора "Нового мира" Твардовского... впрочем, об этом тоже вы прочтёте в авторском предисловии к этой книге — Книге с заглавной буквы. Приятного чтения!

От книги я испытал сильное разочарование. Ничего особенного я от нее не ждал, потому что не помню, с чего вдруг решил ее прочитать, и совершенно не знал того, как она вообще воспринимается читательской публикой. В результате поначалу я был в полном восторге. Замечательный плотный слог, когда от авторского языка получаешь массу удовольствия, уникальная, захватывающая образность, многоголосое построение повествования с жесткой структурой, которая удерживает внимание к рассказу несмотря на многочисленные скачки по времени.

Да, первая половина была хороша, даже - не буду преуменьшать - отличной, но с середины начались вкрапления махровой перестроечной публицистики, поначалу их было мало, и можно было игнорировать их, но чем дальше, тем больше, и вот это уже не вкрапления, а абзацы, а потом целые страницы, а вот и сюжета уже нет, а одно сплошное.

И да, я понимаю, что книга вышла в середине девяностых, и Георгий Владимов диссидент, и внезапно стало можно и модно писать вот именно это, ранее запрещенное и табуированное, и пепел Власова стучал автору  в сердце. Что он еще мог написать, варясь в эмигрантской эхо-камере?

Владимов пишет не о той войне, которая была, а о той войне, представление о которой оформилось в головах у определенной прослойки нашей интеллигенции. Я даже не буду перечислять все многочисленные фактические ошибки - с ними проще ознакомиться в рецензии DollakUngallant.

И проблема не в том, что Владимов подает как факты множество стремных мифов вроде "кукушек", привязывавших себя к верхушкам деревьев - в конце концов, глупости эти проговариваются персонажами, и подобные мифы вполне естественны для войны, порождающей множество разнообразных слухов и легенд.

И даже не в том, что в книге много откровенного вранья - во многих местах от этого можно отмахнуться (хотя стоит отметить, что яростное сопротивление власовцев, в нашей с вами реальности сдававшихся целыми подразделениями при первом же удобном случае, относится к плацдарму в Мырятине - осевому эпизоду романа, который выдернешь - и все посыпется) или воспринимать как художественное превеличение.

Проблема в другом - как только начинается эта диссидентская чернуха, где немцы богатыри не мы, а советские генералы ведут себя как мафиози, качество романа стремительно начинается ухудшаться. Плотный слог первой половины во второй становится рыхлым, четкая структура превращается в шаткую конструкцию, с трудом выдерживающую вес разоблачительного пафоса, попытки автора вложить свои собственные диссидентские мысли никогда не воевавшего интеллигента в головы советских солдат лишают повествование естественного правдоподобия, а стремная концовка вызывает тот самый испанский стыд. И отличная книжка становится... ну, в лучшем случае неплохой.

флэшмоб № 13.

уже месяц я думаю над тем, что написать в рецензии. и в конечном итоге вынуждена признать, что я не знаю, что сказать и что написать. а такое бывает только в двух случаях: когда книга ужасна и когда книга прекрасна. сейчас - второй вариант. и, если честно, я не ожидала, начиная пять раз читать книгу на протяжении этого года, что, прочитав ее за каких-то четыре вечера, я буду ходить, как пришибленная из-за угла мешком, не смея взяться за другую книгу, только с той целью, что боюсь показать себя недостойной книги прочитанной... (вот накрутила! сама не поняла...)

каждая сцена написана с таким знанием жизни... знаете, так писали только в советское время, сейчас так не пишут. к сожалению. или пишут очень и очень редко.

взять хотя бы встречу моряков в порту.

Третьему нашему переживание досталось: дама его пришла встречать, та самая, что "за полторы сойдет", в пальто с лисой и в шляпе. Однако "морская наблюдательность" его не подвела, он свою "дорогую Александру" заранее высмотрел, как она прогуливается под фонарем, постукивает себя сумкой по коленям. Он поотстал слегка, спрятался за нашими спинами:
— Не прощаюсь. И вообще меня тут не было, ясно? — И за угол скрылся.
Она пригляделась к нам близоруко, спросила низким голосом:
— Простите, это экипаж восемьсот пятнадцатого? Штурман Черпаков не с вами плавал?
— С нами, с нами, только что видели. Ах, нет, на судне задержался.
— Но он здоров, по крайней мере?
— А чего с ним сделается?
Она кивнула:
— Спасибо. Мне этого достаточно. — И ушла вперед широким шагом.

— Встретимся в "Арктике"?..
"Маркониева" жена сказала:
— Точно не обещаем. Как обстоятельства сложатся.
Клара на нее цыкнула:
— Ты моряцкая жена или злыдня? Уж так торопишься мужика под туфлю скорей затолкать, дай ему хоть вечер от тебя отдохнуть.
Та смолчала, губы сжала в полоску, лицо побелело от злости. «Маркони» развел руками, улыбнулся виновато:
— Приложу все усилия, бичи.

или сцена спасения шотландцев с тонущего сейнера. и это при том, что и наш-то траулер с дырой в боку и вот-вот утонет...
или сцена с голубым китенком, так счастливо закончившаяся...

я не знаю.
как по мне, так это книга, которую я бы рекомендовала всем. только боюсь, что именно всем она не понравится, она - для тех немногих, кто любит ЛИТЕРАТУРУ, а не литературные высеры.

А так ли это важно — как я свою судьбу устрою, ведь Клавки со мной не будет, а никакая другая мне вовек не нужна. И я же все равно нигде покоя не найду: отчего мы все чужие друг другу, всегда враги. Кому-то же это, наверно, выгодно — а мы просто все слепые, не видим, куда катимся. Какие ж бедствия нам нужны, чтоб мы опомнились, свои своих узнали! А ведь мы хорошие люди, вот что надо понять; не хотелось бы думать, что мы — никакие. А возим на себе сволочей, а тех, кто нас глупее, слушаемся, как бараны, а друг друга мучаем зря… И так оно и будет — пока не научимся о ближнем своем думать. Да не то думать, как бы он вперед тебя не успел, как бы его обставить, — нет, этим-то мы — никто! — не спасемся. И жизнь сама собой не поправится. Вот было б у нас, у каждого, хоть по три минуты на дню помолчать, послушать, не бедствует ли кто, потому что это ты бедствуешь! как все «маркони» слушают море, как мы о каких-то дальних тревожимся, на той стороне Земли… Или все это — бесполезные мечтания? Но разве это так много — всего три минуты! А ведь понемножку и делаешься человеком…