© ООО «Издательство «Эксмо», 2012

Introduction
Предисловие

Now that this book is printed, and about to be given to the world, a sense of its shortcomings both in style and contents, weighs very heavily upon me. As regards the latter, I can only say that it does not pretend to be a full account of everything we did and saw. There are many things connected with our journey into Kukuanaland that I should have liked to dwell upon at length, which, as it is, have been scarcely alluded to. Amongst these are the curious legends which I collected about the chain armour that saved us from destruction in the great battle of Loo, and also about the “Silent Ones” or Colossi at the mouth of the stalactite cave. Again, if I had given way to my own impulses, I should have wished to go into the differences, some of which are to my mind very suggestive, between the Zulu and Kukuana dialects. Also a few pages might have been given up profitably to the consideration of the indigenous flora and fauna of Kukuanaland^[1]. Then there remains the most interesting subject – that, as it is, has only been touched on incidentally – of the magnificent system of military organisation in force in that country, which, in my opinion, is much superior to that inaugurated by Chaka in Zululand, inasmuch as it permits of even more rapid mobilisation, and does not necessitate the employment of the pernicious system of enforced celibacy. Lastly, I have scarcely spoken of the domestic and family customs of the Kukuanas, many of which are exceedingly quaint, or of their proficiency in the art of smelting and welding metals. This science they carry to considerable perfection, of which a good example is to be seen in their “tollas,” or heavy throwing knives, the backs of these weapons being made of hammered iron, and the edges of beautiful steel welded with great skill on to the iron frames.

scarcely ['skeǝsli]

indigenous [ɪn'dɪʤɪnǝs]

Теперь, когда эта книга напечатана и скоро разойдется по свету, я ясно вижу ее недостатки как по стилю, так и по содержанию. Касаясь последнего, я только могу сказать, что она не претендует быть исчерпывающим отчетом обо всем, что мы видели и сделали. Мне очень хотелось бы подробнее остановиться на многом, связанном с нашим путешествием в Страну Кукуанов, о чем я лишь мельком упоминаю, как, например: рассказать о собранных мною легендах, о кольчугах, которые спасли нас от смерти в великой битве при Луу, а также о Молчаливых, или Колоссах, у входа в сталактитовую пещеру. Если бы я дал волю своим желаниям, я бы рассказал подробнее о различиях, существующих между зулусским^[2] и кукуанским диалектами, над которыми можно серьезно призадуматься, и посвятил бы несколько страниц флоре и фауне этой удивительной страны. Есть еще одна чрезвычайно интересная тема, которая была мало затронута в книге. Я имею в виду великолепную организацию военных сил этой страны, которая, по моему мнению, значительно превосходит систему, установленную королем Чакой^[3] в Стране Зулусов. Она обеспечивает более быструю мобилизацию войск и не вызывает необходимости применять пагубную систему насильственного безбрачия^[4]. И, наконец, я лишь вскользь упомянул о семейных обычаях кукуанов, многие из которых чрезвычайно любопытны, а также об их искусстве плавки и сварки металлов. Это искусство они довели до совершенства, прекрасным примером которого служат их толлы – тяжелые металлические ножи, к которым с удивительным искусством приварены лезвия из великолепной стали.

The fact of the matter is, I thought, with Sir Henry Curtis and Captain Good, that the best plan would be to tell my story in a plain, straightforward manner, and to leave these matters to be dealt with subsequently in whatever way ultimately may appear to be desirable. In the meanwhile I shall, of course, be delighted to give all information in my power to anybody interested in such things.

Посоветовавшись с сэром Генри Куртисом и капитаном Гудом, я решил рассказать простым, безыскусственным языком только наши приключения, а обо всем прочем поговорить как-нибудь в другой раз, если, конечно, это явится желательным. Я с величайшим удовольствием поделюсь сведениями, которыми располагаю, со всеми, кто этим заинтересуется.

And now it only remains for me to offer apologies for my blunt way of writing. I can but say in excuse of it that I am more accustomed to handle a rifle than a pen, and cannot make any pretence to the grand literary flights and flourishes which I see in novels – for sometimes I like to read a novel.

accustomed [ǝ'kʌstǝmd] accustom

flourishes ['flʌrɪʃǝz] flourish

Теперь осталось лишь попросить читателя извинить меня за мой неотесанный стиль. В свое оправдание могу лишь сказать, что я больше привык обращаться с ружьем, чем с пером, и потому не могу претендовать на великолепные литературные взлеты и пышность стиля, встречающиеся в романах, которые я иногда люблю почитывать.

I suppose they – the flights and flourishes – are desirable, and I regret not being able to supply them; but at the same time I cannot help thinking that simple things are always the most impressive, and that books are easier to understand when they are written in plain language, though perhaps I have no right to set up an opinion on such a matter. “A sharp spear,” runs the Kukuana saying, “needs no polish”; and on the same principle I venture to hope that a true story, however strange it may be, does not require to be decked out in fine words.

Allan Quatermain

spear [spɪǝ]

Вероятно, эти взлеты и пышность стиля желательны, но, к сожалению, я совсем не умею ими пользоваться.

На мой взгляд, книги, написанные простым и доходчивым языком, производят самое сильное впечатление, и их легче понять. Впрочем, мне не совсем удобно высказывать свое мнение по этому поводу. «Острое копье, – гласит кукуанская пословица, – не нужно точить». На этом основании я осмеливаюсь надеяться, что правдивый рассказ, каким бы странным он ни был, не нужно приукрашивать высокопарными словами.

Аллан Квотермейн

King Solomon’s mines
Копи царя Соломона

This faithful but unpretending record of a remarkable adventure is hereby respectfully dedicated by the narrator,

ALLAN QUATERMAIN, to all the big and little boys who read it.

Эту необычайную, но правдивую историю, рассказанную Алланом Квотермейном, он с чувством глубокой симпатии посвящает всем прочитавшим ее мальчикам – большим и маленьким…

Chapter I
I meet sir Henry Curtis
Глава I
Я встречаюсь с сэром Генри Куртисом

It is a curious thing that at my age – fifty-five last birthday – I should find myself taking up a pen to try to write a history. I wonder what sort of a history it will be when I have finished it, if ever I come to the end of the trip!

curious ['kjʊǝriǝs]

Может показаться странным, что, дожив до пятидесяти пяти лет, я впервые берусь за перо. Не знаю, что получится из моего рассказа и хватит ли вообще у меня терпения довести его до конца.

I have done a good many things in my life, which seems a long one to me, owing to my having begun work so young, perhaps. At an age when other boys are at school I was earning my living as a trader in the old Colony. I have been trading, hunting, fighting, or mining ever since. And yet it is only eight months ago that I made my pile. It is a big pile now that I have got it – I don't yet know how big – but I do not think I would go through the last fifteen or sixteen months again for it; no, not if I knew that I should come out safe at the end, pile and all. But then I am a timid man, and dislike violence; moreover, I am almost sick of adventure. I wonder why I am going to write this book: it is not in my line. I am not a literary man, though very devoted to the Old Testament and also to the “Ingoldsby Legends.”

violence ['vaɪǝlǝns]

Оглядываясь на прожитую жизнь, я удивляюсь, как много я успел сделать и как много мне пришлось пережить. Наверно, и жизнь мне кажется такой длинной оттого, что слишком рано я был предоставлен самому себе. В том возрасте, когда мальчики еще учатся в школе, я уже вынужден был работать, торгуя всякой мелочью в старой колонии^[5]. Чем только я не занимался с тех пор! Мне пришлось и торговать, и охотиться, и работать в копях, и даже воевать. И только восемь месяцев назад я стал богатым человеком. Теперь я обладаю огромным состоянием – я еще сам не знаю, насколько оно велико, – но не думаю, что ради этого я согласился бы вновь пережить последние пятнадцать или шестнадцать месяцев, даже если бы заранее знал, что все кончится благополучно и я так разбогатею. Я скромный человек, не люблю крови и насилия, и, откровенно говоря, мне изрядно надоели приключения. Не знаю, зачем я собираюсь писать эту книгу: это ведь совсем не по моей части. Да и образованным человеком я себя не считаю, хоть и очень люблю читать Ветхий завет^[6] и легенды Инголдзби^[7].

Let me try to set down my reasons, just to see if I have any.

Все же попробую изложить причины, побудившие меня написать эту книгу.

First reason: Because Sir Henry Curtis and Captain John Good asked me.

Во-первых, меня просили об этом сэр Генри Куртис и капитан Гуд.

Second reason: Because I am laid up here at Durban with the pain in my left leg. Ever since that confounded lion got hold of me I have been liable to this trouble, and being rather bad just now, it makes me limp more than ever. There must be some poison in a lion's teeth, otherwise how is it that when your wounds are healed they break out again, generally, mark you, at the same time of year that you got your mauling? It is a hard thing when one has shot sixty-five lions or more, as I have in the course of my life, that the sixty-sixth should chew your leg like a quid of tobacco. It breaks the routine of the thing, and putting other considerations aside, I am an orderly man and don't like that. This is by the way.

liable ['laɪǝbl ]

mauling ['mɔ:lɪŋ]

routine [ru:'ti:n]

Во-вторых, я сейчас нахожусь у себя в Дурбане, и делать мне все равно нечего, так как боль в левой ноге снова приковала меня к постели. Я страдаю от этих болей с тех самых пор, как в меня вцепился этот проклятый лев; сейчас боли усилились, и я хромаю больше чем обычно. Вероятно, в львиных зубах есть какой-то яд, иначе почему же совсем зажившие раны снова открываются, причем – заметьте! – ежегодно и в то же самое время.

На своем веку я застрелил шестьдесят пять львов, оставшись живым и невредимым, и не обидно ли, что какой-то шестьдесят шестой изжевал мою ногу, как кусок табака! Это нарушает естественный ход вещей, а я, помимо всех прочих соображений, люблю порядок, и мне это очень не нравится.

Third reason: Because I want my boy Harry, who is over there at the hospital in London studying to become a doctor, to have something to amuse him and keep him out of mischief for a week or so. Hospital work must sometimes pall and grow rather dull, for even of cutting up dead bodies there may come satiety, and as this history will not be dull, whatever else it may be, it will put a little life into things for a day or two while Harry is reading of our adventures.

satiety [sǝ'taɪǝtɪ]

Кроме того, я хочу, чтобы мой сын Гарри, который сейчас работает в лондонской больнице, готовясь стать врачом, читая этот рассказ, отвлекся хотя бы на некоторое время от своих сумасбродств.

Работа в больнице, вероятно, иногда надоедает и начинает казаться довольно скучной – ведь можно пресытиться даже вскрытием трупов.

Fourth reason and last: Because I am going to tell the strangest story that I remember. It may seem a queer thing to say, especially considering that there is no woman in it – except Foulata. Stop, though! there is Gagaoola, if she was a woman, and not a fiend. But she was a hundred at least, and therefore not marriageable, so I don't count her. At any rate, I can safely say that there is not a petticoat in the whole history.

queer [kwɪǝ]

fiend [fi:nd]

Во всяком случае, рассказ мой Гарри скучным не покажется и хоть на денек-другой внесет немного разнообразия в его жизнь, тем более что я собираюсь рассказать самую удивительную историю, которая когда-либо случалась с человеком. Это может показаться странным, так как в ней нет ни одной женщины, за исключением Фулаты. Впрочем, нет! Есть еще Гагула, хотя я не знаю, была она женщина или дьявол. Но нужно сказать, что ей было по крайней мере сто лет, и поэтому как женщина особого интереса она не представляла, так что в счет идти не может. Во всяком случае, могу с уверенностью сказать, что во всей этой истории нет ни одной юбки.

Well, I had better come to the yoke. It is a stiff place, and I feel as though I were bogged up to the axle. But, “sutjes, sutjes,” as the Boers say – I am sure I don’t know how they spell it – softly does it. A emphasis team will come through at last, that is, if they are not too poor. You can never do anything with poor oxen. Now to make a start.

yoke [jǝʊk]

axle ['æksl ]

Но не пора ли мне впрягаться в ярмо? Почва тут трудная, и мне кажется, будто я увяз в трясине по самую ось. Однако волы справятся с этим без особого труда. Сильная упряжка всегда в конце концов вытянет, со слабыми же волами, конечно, ничего не поделаешь! Итак, я начинаю!

I, Allan Quatermain, of Durban, Natal, Gentleman, make oath and say – That’s how I headed my deposition before the magistrate about poor Khiva’s and Ventvögel’s sad deaths; but somehow it doesn’t seem quite the right way to begin a book. And, besides, am I a gentleman? What is a gentleman? I don’t quite know, and yet I have had to do with niggers – no, I will scratch out that word “niggers,” for I do not like it. I’ve known natives who are, and so you will say, Harry, my boy, before you have done with this tale, and I have known mean whites with lots of money and fresh out from home, too, who are not.

«Я, Аллан Квотермейн из Дурбана, в Натале^[8], джентльмен, приношу присягу и заявляю…» – так начал я свои показания на суде относительно печальной кончины Хивы и Вентфогеля, но, пожалуй, для книги это не совсем подходящее начало. И вообще, могу ли я назвать себя джентльменом? Что такое джентльмен? Мне это не совсем ясно. В своей жизни я имел дело не с одним ниггером^[9]. Нет, я зачеркну это слово, оно мне совсем не по душе! Я знал туземцев, которые были джентльменами, с чем ты согласишься, Гарри, мой мальчик, прежде чем прочтешь эту книгу до конца. Знавал я также очень скверных и подлых белых, которые, однако, джентльменами не были, хоть денег у них было очень много.

At any rate, I was born a gentleman, though I have been nothing but a poor travelling trader and hunter all my life. Whether I have remained so I know not, you must judge of that. Heaven knows I've tried. I have killed many men in my time, yet I have never slain wantonly or stained my hand in innocent blood, but only in self-defence. The Almighty gave us our lives, and I suppose He meant us to defend them, at least I have always acted on that, and I hope it will not be brought up against me when my clock strikes. There, there, it is a cruel and a wicked world, and for a timid man I have been mixed up in a great deal of fighting. I cannot tell the rights of it, but at any rate I have never stolen, though once I cheated a Kafir out of a herd of cattle. But then he had done me a dirty turn, and it has troubled me ever since into the bargain.

innocent ['ɪnǝsnt]

wicked ['wɪkɪd]

bargain ['bɑ:gɪn]