Цитаты из книги «Годы в Белом доме. Том 1»

В ходе работы нам пришлось извлечь болезненный урок, суть которого заключалась в том, что события могут находиться под влиянием тех, у кого есть четкий набор целей

Суть советской реакции на кубинский опыт воплощен в едком замечании В. В. Кузнецова Джону Макклою, когда два ветерана советской и американской дипломатии обговаривали детали вывода советского оружия с Кубы в конце 1962 года: «Вы, американцы, больше никогда не сможете так поступить с нами снова!»[65] С тех самых пор Советский Союз запустил решительную, систематическую и долгосрочную программу расширения всех категорий своей военной мощи – собственные ракеты и бомбардировщики, танки и подводные лодки, истребители – на высоком техническом уровне и с глобальной широтой охвата. Таким образом, кубинский кризис 1962 года был исторической поворотной точкой – но не по причине, которую благодушно предполагали некоторые американцы.

На протяжении всего послевоенного периода Советский Союз имел огромное преимущество в обычных сухопутных войсках. Однако советский военный потенциал страдал от двух недостатков: радиус действия Советов был сравнительно коротким; он ограничивался фактически районами, прилегающими к Советскому Союзу. А американское превосходство в ядерных стратегических силах было подавляющим. Советский Союз не мог сыграть на своем внутреннем преимуществе в превосходстве по численности войск из опасения столкнуться с ядерным превосходством Соединенных Штатов. Это было главной причиной того, почему Советский Союз, несмотря на периодически поднимаемую шумиху, никогда не прибегал к своим многочисленным обычным войскам против стран, являющихся союзниками Соединенных Штатов Америки

силу только против союзников Советского Союза (в Восточном Берлине в 1953 году, в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии в 1968 году и на границе с Китаем в 1969 году).

По иронии судьбы в наше время после 1945 года Красная Армия

даже самая возвышенная цель рискует оказаться подавленной диктатом других.

На протяжении истории политическое влияние стран примерно совпадало с их военной мощью. В то время как государства могут отличаться по моральному достоинству и престижу их институтов, дипломатическая сноровка может прибавлять, но никогда не заменять военную силу. При финальном расчете всех «за» и «против» слабость постоянно подталкивала к агрессии, а в результате слабость вела к отказу от своей политики. Некоторые не очень большие страны играли значительную роль в мировом масштабе в короткий промежуток времени, но лишь когда действовали в безопасных рамках международного равновесия. Баланс сил, концепция, столь очерненная в трудах американских политологов, – редко использовалась без предшествовавшего ей ругательного слова «устаревшая» – была на самом деле предпосылкой для мира. Расчет сил, разумеется, является только началом любой политики; он не может быть ее единственной целью. Факт остается фактом, но без наличия силы

В 1959 году Советский Союз отозвал своих технических советников и прекратил всякое оказание экономической помощи. Появилась личная антипатия между двумя группами коммунистических руководителей в нарушение всяческих марксистско-ленинских предписаний против «субъективизма». Китайцы воскресили старинные обиды, требуя возврата обширных пространств территории Сибири, якобы захваченных царями во времена русской экспансии.

Газета китайской коммунистической партии «Жэньминь жибао» 17 марта 1969 года, например, назвала вторжение в Чехословакию «вооруженной агрессией и военной оккупацией» со стороны «советской ревизионистской предательской клики». Она осудила доктрину Брежнева ограниченного суверенитета как «типично фашистскую теорию». Речь о том, что в буквальном смысле доктрина Брежнева была применима к Китаю в той степени, как и к любой восточноевропейской стране. А на самом деле, с учетом неприкрытой враждебности Китая к советскому руководству, даже, может быть, и более того.

Мое восприятие обуславливалось моим общим подходом к проведению внешней политики. Наши отношения с вероятными противниками должны быть таковыми, как я считал, чтобы наши возможности в отношении обеих других сторон были всегда выше, чем их возможности в отношении друг друга