Цитаты из книги «Византийский путь России»

Византия продолжала балансировать на краю пропасти. В 1274 г. между обеими церквями была заключена Лионская уния.

Как мы видим, русские князья не спешили принимать предложение папы, но тот не терял надежды получить под свое крыло Русь. Обмены посольствами продолжались, и папа пытался соблазнить Даниила галицкого традиционным способом: русскому князю предложили королевскую корону. Однако Даниил отверг высокую честь, ссылаясь на то, что папа не в состоянии оказать ему существенную помощь против татар, а последним вряд ли бы понравилось появление нового короля. В то же время митрополит Кирилл отправляется в опасное путешествие в Никейскую империю за благословением патриарха. Русь осталась последним и самым преданным членом «византийского союза», она не отвернулась от своей духовной матери в тяжелейшие времена. Даже, когда Михаил Палеолог заключил с Римом унию и сам принял католичество, Русь продолжала принимать у себя присылаемых Константинополем митрополитов. В 1253 г. Даниил все же принял королевскую корону из рук папских послов, но этот шаг не имел никаких последствий. Риму не удалось подчинить своему влиянию православную церковь, не удалось создать и союз двух христианских церквей. В 1257 г. папа Александр IV (1254–1261 гг.) призвал к крестовому походу, как против литовских язычников, так и против русских «схизматиков». Рим сделал ставку на силу и проиграл. В результате агрессивных действий папства между православием и католичеством возникла пропасть; мосты не наведены и по сей день.

смоленского. Иван Берладник, лишившись покровителя, сбежал в Константинополь. Что ж, Ярослав галицкий отомстит и Византии за прием, оказанный его врагу. В Галиче найдет приют самый гениальный византийский авантюрист и впоследствии император ― Андроник Комнин. Его приключения необычны даже для времени, когда толпы крестоносцев бродили по Европе и Азии; когда странствующий король-рыцарь, покинув Англию, разгуливал по миру в поисках острых ощущений. Не рассказать, хотя бы кратко, о похождениях Андроника невозможно. Воспользуемся для рассказа тем поводом, что двоюродный брат императора в самые трудные для себя времена находил приют на русских землях. И поскольку династические смуты сопровождали Византию довольно часто, то хотя бы об одной просто необходимо поведать читателю. Конечно, мы немного покривим душой, ибо все прочее братское соперничество было менее ярким и заметным, менее грандиозным, чем это. Андроник Комнин родился в семье, слишком близкой к византийскому трону, чтобы прожить спокойную жизнь. Он приходился двоюродным братом императору Мануилу (1143–1180 гг.), более того, в детстве братья были лучшими друзьями, вместе воспитывались и взрослели. Пожалуй, детской привязанностью и объясняется долготерпение Мануила, хладнокровно переносившего попытки Андроника захватить императорский трон. Мануил был достойным правителем. «В возрасте нежного юноши он уже превосходил благоразумием людей, состарившихся в делах, был воинствен и смел, в опасностях неустрашим и мужествен, в битвах решителен и храбр, ― описывает императора Никита Хониат. ― Ростом он был высок, хотя несколько и сутуловат». Иоанн Киннам добавляет следующие подробности из жизни Мануила: «Обладая великой силой тела, он ходил на медведей, нападал на кабанов и шел на них большей частью пеший с одним дротиком». Мануил нисколько не боялся Андроника: для него борьба с братом являлась продолжением детской игры. Императору был необходим человек, стремившийся его свергнуть: он волновал царственную кровь, и заставлял совершать мужественные поступки, изобретать новые способы противодействия конкуренту. То была смертельно опасная игра длиною в жизнь, с которой не сравнится даже русская рулетка. Все же Мануил старался держать двоюродного брата подальше от Константинополя. Император отправлял его в неспокойные провинции: Андроник прекрасно себя чувствовал среди опасностей, но практической пользы от него было мало. В качестве полководца Андроник прибыл в Киликию: ему было поручено наказать мятежного армянина Терозия. «Может быть, он и

Перестают упоминаться и русские наемники на византийской службе, их сменили англосаксы, в огромном количестве появившиеся в Константинополе после завоевания Англии норманнами в 1066 г.; они продолжали бежать в Византию и в следующем столетии. И, тем не менее, связи не разорвались окончательно; некоторые их формы стали настолько обыденными, что даже не упоминаются хронистами (например, назначение Константинополем очередного патриарха в Киев). «Есть в тавроскифской стране город Киама (Киев), ― рассказывает императорский секретарь Иоанн Киннам, ― который превосходит все другие города, воздвигнутые там, и является митрополией этого народа, так как сюда прибывает и архиерей из Византия (Константинополя). У города есть и другие привилегии старшинства». Да. В Киеве по-прежнему находился митрополит. Он все также являлся крупнейшим городом Руси, но власть великого князя существенно уменьшилась в сравнении со временами Владимира Мономаха. Рядом с Киевом возникло относительно могущественное, независимое и алчное Галицкое княжество, ― его влияние распространилось вплоть до северных границ Византии. Политика русских княжеств становится сложнее, изощреннее, ― знакомство с Византией не прошло даром. Вместо бесхитростного и простого «враг», появляется принцип: «Враг моего врага ― мой друг». Галицкий князь Ярослав Осмомысл (1153–1187 гг.) на словах признавал подчиненность Киеву, на деле же, был полностью независимым правителем. Изяслав киевский (1157–1159 гг.), в свою очередь, пытался сокрушить могущество Галича чужими руками; он обзавелся для этой цели ручным князем ― Иваном Берладником. Этот изгой безжалостно грабил купцов Галича и даже пытался захватить несколько городов, подвластных Ярославу. Галицкий князь побил Берладника, но тут в защиту разбойника выступил формальный гарант справедливости ― Изяслав киевский. Разозлившийся Ярослав в союзе с волынским князем захватил Киев, и вместо Изяслава на великокняжеском столе посадил Ростислава

Дальнейшую его историю С.М. Соловьев распутывает, опираясь на русские летописи: «Леон (Лев), без сомнения, не без совета и помощи тестя своего, русского князя, вздумал в 1116 году вооружиться на Алексея Комнина и добыть себе какую-нибудь область; несколько дунайских городов уже сдались ему; но Алексей подослал к нему двух арабов, которые коварным образом умертвили его в Доростоле. Владимир хотел, по крайней мере, удержать для внука своего Василия приобретения Леоновы и послал воеводу Ивана Войтишича, который посажал посадников по городам дунайским; но Доростол захвачен был уже греками: для его взятия ходил сын Мономаха Вячеслав с воеводою Фомою Ратиборовичем на Дунай, но принужден был возвратиться без всякого успеха. По другим известиям, русское войско имело успех во Фракии, опустошило ее, и Алексей Комнин, чтобы избавиться от этой войны, прислал с мирными предложениями к Мономаху Неофита, митрополита эфесского и других знатных людей, которые поднесли киевскому князю богатые дары ― крест из животворящего древа, венец царский, чашу сердоликовую, принадлежавшую императору Августу, золотые цепи и проч., причем Неофит возложил этот венец на Владимира и назвал его царем».

права на лучшую перспективу. Ростислава не удовлетворила эта малость, он привык быть хозяином судьбы. Князь-изгой собрал дружину таких же искателей приключений и отправился на юг. Там, в предгорьях Кавказа он пополнил войско разноплеменными народами и отобрал у своего двоюродного брата, Глеба, Тмутараканское княжество. Затем обложил соседние народы данью и начал подбираться к византийским владениям в Крыму.

Отец Ростислава ― Владимир ― был старшим сыном князя Ярослава. Ростислав мог надеяться на блестящее будущее, но, увы, его отец умер раньше деда, и теперь молодого князя ожидал маленький удел без

Внешние сношения Руси не ограничивались Византией и походами против соседей. После принятия христианства Русь на равных вливается в семью европейских государств. Мы уже не видим отношения к русским, как к варварам-язычникам, а растущая мощь Киевской Руси внушает уважение и вызывает желание иметь ее союзником. Уважительное отношение Европы к Руси подтверждается и западными источниками: Титмар Мерзебургский считает Киев 1-ой половины XI ст. чрезвычайно большим и крепким городом, имевшим около 400 церквей и 8 рынков, другой писатель этого же времени, Адам Бременский называет Киев соперником Константинополя. Ярослав Мудрый перенял византийскую привычку заводить друзей посредством династических браков. Киевский князь превзошел своих учителей, ибо масштабы его брачной политики поражают и ныне: Ярослав женился на Ингегерде ― дочери шведского короля Олафа. Их сын, Изяслав, взял в жены сестру польского короля Казимира I ― Гертруду. Другой сын, Святослав, вступил в брак с Одой ― дочерью австрийского графа. Третий сын, Всеволод, женился на византийской принцессе ― дочери Константина IX Мономаха. От этого брака родился знаменитый

Отношения с Византией при Ярославе не всегда были безоблачными. Возмужавшая Русь уже не подчиняется безропотно старшей сестре, порой она тяготиться излишней заботой Константинополя. Противостояние однажды вылилось в жестокую войну (об этом конфликте мы рассказывали выше). В церковных делах Ярослав также стремился к независимости: в 1051 г. киевским митрополитом впервые стал не назначенный из Константинополя, а русский ― избранный князем и утвержденный на собрании епископов. Причина конфликтов была, скорее всего, в личности Ярослава, не терпевшего диктата, и даже советов. Став обладателем огромной, вполне цивилизованной страны, он посчитал, что пора избавляться от византийской опеки, но, видимо, поспешил. У Византии еще многому можно было учиться…

По их приказанию собственный повар Глеба зарезал его, «как безвинного ягненка». Тело князя выбросили «на берегу между двумя колодами, затем же, взяв его, увезли и положили его рядом с братом его Борисом в церкви святого Василия». Мученический конец братьев потряс Русь, впоследствии церковь объявила их святыми. Третий брат, Святослав, не стал дожидаться своей участи и решил бежать к венграм. Однако был настигнут убийцами в Карпатских горах. Святополк вошел во вкус; он решил: «Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землею». Следующая выбранная жертва оказалась достойным противником. Между Ярославом и Святополком началась долгая упорная война с участием иноземных войск. Последняя битва произошла спустя четыре года после смерти Владимира, ― так долго братья делили Киевский стол. «И была сеча жестокая, ― ужасается летописец, ― какой не бывало на Руси, и, за руки хватаясь, рубились, и сходились трижды, так что текла кровь по низинам». Наконец братоубийца был побежден; израненный, он бежал до тех пор, пока смерть не остановила его на границе с Польшей. Ярославу недаром дали прозвище Мудрый. Он понимал, откуда на Руси может случиться очередной раздор, и потому оставшиеся в живых братья не получили никаких городов. Дележ наследства произошел не по русской традиции, но вполне по-византийски. Ярослав предложил братьям искать волостей самим, ― на землях, неподвластных киевскому князю. Один из его братьев ― Мстислав ― оказался достойным наследником своего деда ― Святослава. После изрядных приключений он появился с внушительным войском на берегу Днепра, и пришлось Ярославу поделиться отцовским наследством. А потом они «начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране». Ярослав много сделал для усиления Руси. В военном отношении: на юге он разбил опаснейших врагов ― печенегов, после похода Ярослава этот народ больше не осмеливался совершать грабительские набеги на русские земли; на западе велись успешные войны с поляками, на севере он победил чудь и заложил в Прибалтике (на территории современной Эстонии) город Юрьев. В Киеве Ярослав построил знаменитый Софийский собор, который расписывали византийские художники. Вслед за ним Софийские соборы начали появляться и в прочих русских городах. При Ярославе Киев окружили мощные стены; были сооружены, так называемые, Золотые ворота с церковью Благовещения; заложены монастыри св.