Copyright

© Гектор Шульц, 2022. 

Все права защищены законом. 

Автор не дает разрешение на воспроизведение и копирование этой книги в любой форме и любыми средствами (электронными и механическими, включая фотокопирование, магнитную запись или иные средства копирования и сохранения информации) для целей, связанных с извлечением прибыли. 

В случае цитирования отдельных фрагментов или всего текста обязательно указывается авторство и проставляются все необходимые обозначения.

От автора

Ну, спасибо, Гектор Шульц. Теперь ты обосрал и школу…

Так, возможно, скажут некоторые из вас, но я парирую тем, что я не собирался обсирать школу.

«Уроды» возникли после множества бесед с моими друзьями и знакомыми. Рано или поздно поднимался вопрос о школах, а учитывая, что почти каждый из нас закончил школу в конце девяностых, радостных воспоминаний было не очень много.

После этих бесед у меня и возникла идея книги, которая покажет, что не все так радужно, как пытаются показать редкие, преисполненные ностальгии посты о девяностых в социальных сетях. Мы долго общались, многое вспоминали, а я многое записывал. Друзья и знакомые попросили лишь одно – изменить имена, прозвища, места и некоторые события, если я вдруг решусь собрать их воспоминания в полноценную книгу. Я так и сделал, рассказав простыми словами о школе в одном из неблагополучных районов провинциального города.

Если же кто-то во время прочтения взбеленится и заявит, что все написанное – пиздеж, и в его школе такого не было, то я лишь мысленно порадуюсь за этого человека. Тебе повезло! В других школах случалось кое-что похлеще, чем мелькавшее в книге.

Основной посыл «Уродов» в другом. Способны ли вчерашние уроды, издевавшиеся над теми, кто не мог им ответить, измениться и извиниться перед изгоями. Способны ли они попросить прощения у тех, над кем измывались на протяжении всей учебы. Способны ли они пробудить внутри себя человека, как некоторые из героев книги, или же ситуации, описанные в «Уродах», будут вызывать у них радостный ностальгический смех.

Моя жизнь в конце девяностых была более счастливой, чем у моих друзей и знакомых, чьи воспоминания легли в основу этой истории. Но кому-то повезло не так, как мне, и ему пришлось выживать. Но выжить – это полдела. Куда важнее остаться человеком, учитывая, какой пиздец творился в то время.

Я не пропагандирую поведение героев, не пропагандирую насилие и употребление всякой запрещенной дряни. Я лишь показал, как все было, и призываю взглянуть между строк и найти тот самый посыл, который я пытался вложить в эту историю. А вот получится его найти или нет – это уже зависит от тебя, читатель.

ДЕВЯТЫЙ КЛАСС. Глава первая. Первое сентября девяносто восьмого.

1 сентября 1998 года. Девятый класс, изменившиеся одноклассники, дефолт, оставивший с голой жопой кучу людей. Ненависть, слезы, полный ахуй от того, как теперь жить дальше. И я – обычный девятиклассник, вынужденный выживать в говне провинциального города. Где неизвестно, кто тебя прикончит: обсаженный сосед, попутавший берега, или одноклассники, у которых к хуям снесло крышу.

Казалось, восьмой класс все расставил по своим местам. Но девятый думает иначе. Да ты и сам понимаешь, когда приходишь на линейку первого сентября и видишь все собственными глазами. Охуевших учителей, которые тихонько обсуждают дефолт и хули теперь делать со сгоревшими рублями. Изменившихся одноклассниц, чьи сиськи нехуево выросли за лето, и одноклассников, в глазах которых появилось нечто иное. Жестокость, лед и безразличие. Лишь ты – все тот же лох. В потертых отцовских туфлях, старенькой, начинающей желтеть рубашке и с клетчатой сумкой, в которую через пару часов сложишь учебники, выданные библиотекаршей. И плевать, что папка полночи надраивал туфли кремом, «чтобы все, как у людей». Плевать, что мама пыталась отбелить рубашку. Плевать, что обещанного ранца так и не купили, потому что денег нет, и придется снова ходить с пакетом. Ты все тот же, что и в восьмом классе. Но не остальные. Все изменились, кроме тебя. Но тебе предстоит измениться. Без вариантов.

Я стоял внизу, на первой ступеньке, ведущей в школу. Здесь обычно стоят лохи, вроде меня. Щенков, чья голова вечно в перхоти, одет в облезлый пиджак и яростно скребет вспотевший лоб грязными ногтями. Огурцова, старательно прячущая облупившийся портфель, доставшийся ей в наследство от мамки, и краснеющая, когда добрые одноклассницы в очередной раз высмеивают её громоздкие ботинки. Шпилевский, которому вообще не повезло, что он родился. За нами стоят лошки из других классов, а вот старшаки, наоборот, подальше. Подальше от родителей, учителей и контроля. Но и они нахуй никому не нужны. У взрослых на слуху одно, лишь дети еще не догоняют, что жизнь в очередной раз поменялась, и что снова надо учиться выживать.

– Ворона, у тебя курить есть? – почувствовав чесночный шепот Щенкова, я вздрогнул и с омерзением посмотрел на него.

– Я не курю! – так же шепотом ответил я. Щенков – дырявая башка – постоянно забывает это.

– Бля, курить хотца… – промычал он и, шумно сглотнув слюну, отвернулся доебывать других. От жары и чесночного шепота Щенкова мне стало дурно.

– «Кры-ы-ыла-а-атые ка-а-ачели…» – надрываются древние колонки на ступенях, а к горлу подкатывает тошнота. Лето закончилось так быстро, что я даже моргнуть не успел. И теперь снова придется терпеть уродов-одноклассников и уродов-учителей. Из года в год одно и то же…

Бледная первоклашка, сидящая на плече бугая из одиннадцатого, отрывает от мыслей противным, дребезжащим звуком старого колокольчика, и этот звон вызывает табун мурашек. Первоклашка словно отдает сигнал к началу казни, настолько мрачно и трескуче звучит старый колокольчик с полинялым красным бантом.

Первыми, понятное дело, поднимается краса и гордость каждого класса. Короткостриженые мудаки в одинаковых черных брюках и светлых рубашках и повзрослевшие бабы, выпячивающие грудь так, чтобы она казалась больше, чем у соседки. Я, отвернувшись, буравил задумчивым взглядом хрипящую колонку, из которой теперь несся гортанный вой «Уча-а-ат в шко-о-оле», пока проходящий мимо Зяба не прочистил горло и его плевок не шлепнулся мне на грудь. Слюна мерзкая, с зеленоватыми прожилками, такая же противная, как и сам Зяба – ебаный урод, который заебал всех в школе.

Даже в белой рубашке и черных брюках Зяба выглядит как уебок. Рыхлый, белобрысый, с большой головой на тонкой, словно кочерыжка, шее. Безжизненные серые глаза и мокрые губы, в уголках которых вечно белеет засохшая слюна. Он ходит так, словно у него широчайшая как у Арнольда, а сам он весит сотню, не меньше. Но Зяба типичный урод, которых полным-полно в каждом дворе. Они срут в подъездах, бухают «плодово-ягодным» или «Жигулями», зассывают подвалы, и отличить их можно по особому смеху: визгливому и шакальему. В моем дворе тоже наберется с десяток таких Зяб, но меня они не трогают. Типа, хоть и лох, но свой. Да и хули, если с половиной в детстве все песочницы изрыли…

Старших у нас в классе четверо – Зяба, Дэн, Кот и Глаза. С Зябой пересеклись пути, когда его родители переехали в наш район и отдали сына в школу по соседству. Было это в третьем классе. Зяба в первый же день умудрился отличиться: залез на перемене на парту и рыгнул своему соседу в лицо. Его соседом, к несчастью, оказался Дэн, с которым мы учились с первого класса. Дэн отпиздил Зябу на месте и осушил напоследок стулом, а стулья в нашей школе были тяжелыми. Не эта современная хуета из экологичного пластика. Таким переебешь, мало не покажется. После школы Зяба и Дэн еще раз подрались: раз на раз и по правилам, но Дэн и тут Зябу отпиздил, потому что с первого класса серьезно занимался боксом и самбо. Поэтому на Дэна если кто и залупался, так только новенькие, не знающие, чего он стоит.

Дэн отличался от Зябы, как Бэтмен от Пингвина. Высокий, крепкий, физически развитый – он сразу занял место лидера в нашем классе, а если хорошенько подумать, то и в школе. Другие старшаки старались с Дэном дружить, но оно и неудивительно. В седьмом классе Дэн отпиздил девятиклассника. Отпинал, как щенка, а потом обоссал на глазах у всех. Пацан после такого из школы ушел и правильно сделал. Зачморили бы окончательно.

Понятно, что школьные девки, да и на районе тоже, по Дэну ссали кипятком. Хоть и тот еще гондон, но смазливый и сильный. В первый класс Дэн пришел со своим лучшим другом – Котом. Хитровыебанным уродом, которому нравилось доебываться до тех, кто ему сдачи дать не может.

Кот был жирным, но всем постоянно трепал, что он на массе и качается. Пиздел, конечно, потому что качок не будет столько бухать и курить, как Кот. Смешно, но он и внешне походил на кота. Кастрированного, жирного пидораса, который утром спиздит у хозяйки сметаны, потом нассыт в тапки и съебется гулять на весь день, пока жрать не захочет.

К седьмому классу Кот вытянулся и чуть похудел. Не иначе, Дэн заставил в качалку с ним ходить. Вместе с этим характер Кота стал совсем уж невозможным. Он мог запросто избить Шпилевского на перемене. Просто так, потому что ему скучно. Или нагрубить, если училка по литературе влепила пару за убогое сочинение. Но особое сближение у Кота случилось с Зябой. Эти два урода словно соревновались, кто сотворит самую гадкую хуйню: то пиздюков из младших классов отловят в туалете и заставят друг с другом пиздиться, то Кукушке – нашей классной – в ящик стола насрут. То купят в киоске бутылку дешевого винища, выдуют в два рыла и заблюют парту на уроке математики. А в шестом классе пришел Глаза.

Пришел и сразу влился к старшакам. На Дэна не залупался, но Кота и Зябу построил сразу. Говорили, что у него брат сидит, а сам он с центровыми района дружбу водит. Может и пиздели, кто теперь знает, но выглядел Глаза жутко.

Вроде массивный, но при том рыхлый, он напоминал мне черепаху без панциря. Даже шею вытягивал, как черепаха. Погоняло ему подарил Дэн в первый же день. Все потому, что у Глаза были натуральные рыбьи глаза – бесцветные, вылупленные и мутные. Они блестели в двух случаях: пиздят кого-то из лохов или есть что покурить и выпить. В восьмом классе появился третий случай: симпатичные девки. Глаза сразу оживлялся, если в класс вплывала Панкова, и алчно пялился на её сиськи и жопу. Зяба как-то пизданул, что он у неё трусы спиздил, когда физкультура была, а потом давал за пять рублей нюхать в туалете всем желающим.

Из этой четверки меня не трогал только Дэн. Да и вообще, Дэн редко кого трогал. Если только Шпилевский, забывшись, не напрашивался на пиздюлину. Остальные творили что хотели. За исключением четвертных и годовых контрольных, за месяц до которых Дэн запрещал Коту, Зябе и Глазам трогать кого-то из нас. По одной простой причине, само собой: я шарил в истории и биологии, Шпилевский хорошо разбирался в химии и физике, а Огурцова была отличницей, что не снискало ей любви от наших баб. Без иммунитета остался только Щенков, и за месяц до контрольных он летал по школе, как ебаный теннисный мячик. Впрочем, как и всегда.

Сразу после седьмого класса я заявился к родителям и сказал им, что хочу в другую школу. Но хуй там плавал. Папка работал на заводе, мама тоже не собиралась съезжать, потому что через два двора от нас жила её мать, моя бабка. Проспиртованная старуха, тугая на два уха и редкостная дрянь. Как-то раз напиздела родителям, что я у неё «похоронные» тиснул. А я в душе не ебал, где она хранит свою мелочь, но пизды получил. Виной всему выменянный у Шпилевского комикс про черепашек-ниндзя. Родители посчитали, что я его не выменял, а купил на украденные деньги. Пизды я получил, а через месяц выяснилось, что бабка обманула. Папка нашел пакет с её заначкой, когда вытаскивал обоссанный матрас на помойку. Извинений не последовало. Сказали, что не все взял, а часть, чтобы не засыпаться. Но мне уже было похуй. На все родительские просьбы навестить бабушку или помочь убраться в её хате я мотал головой и даже под угрозой пиздюлей не менял решение.

Поэтому родители выслушали меня и отказали. Папка сказал, что надо уметь постоять за себя, забыв о том, что я несколько раз просил отдать меня в секцию бокса или дзюдо. Я не стал ему говорить, что если сейчас решусь постоять за себя, то мне проломят башку и оставят валяться в Колодце за школой. Просто смирился с тем, что мне придется видеть ненавистные рожи до девятого класса.

Но хуй там тоже плавал. Мамка где-то услышала, что престижно иметь полное среднее, в институты таких детей берут куда охотнее, а потому меня ошарашили новостью, что мой кошмар продлится еще на два года. Не помогли ни истерики, ни слезы, ни мольбы. Родители отказывались верить, что в моем классе есть такие «уроды», как я их описывал. С того момента я им вообще ничего не говорил о школе, ограничиваясь стандартным: «все нормально». Даже если ссал кровью, когда Кот отбивал мне почки потехи ради, или приходил домой в изорванной одежде и с разбитым носом.