Цитаты из книги «Комплексная гуманитарная экспертиза»

речь при этом идет об исследовании социально значимых проблем; • оно осуществляется

В отличие от собственно научных исследований, в структуре ситуации экспертизы выделяются заказчик, служащий источником постановки задачи, и независимый от него эксперт, дающий ответы на поставленные вопросы, при необходимости выходя за их пределы. От инспектирования и консультирования экспертиза отличается независимостью эксперта, а также тем, что эксперт всегда представляет интересы истины, а не заказчика, и отношения заказчика с экспертом строятся принципиально иным образом, чем оказание экспертом услуг в интересах заказчика.

Этико-юридические принципы КГЭ Как деятельность, оказывающая (по замыслу) влияние на управленческие и судебные решения, имеющие следствия для большого числа людей, КГЭ, несмотря на большую роль в ней субъективности и личной ответственности эксперта, должна подчиняться строгой системе этических и юридических принципов. Этические и юридические регуляторы КГЭ, как и других видов человеческой деятельности, имеют сходную природу и различаются лишь тем, что нарушение принципов, сформулированных на языке юридических норм, влечет за собой правовые санкции (административную, гражданскую или уголовную ответственность), а нарушение этических норм – лишь моральные санкции (или исключение из общественной организации, если это предусмотрено ее уставом). В сфере судебной экспертизы, правовое регулирование которой лучше всего проработано, что не удивительно, выделяется три группы этико-юридических принципов (см.: Сафуанов, 2006). Соблюдение законности, соблюдение прав и свобод человека и гражданина при производстве экспертизы. Этот принцип носит конституционный характер и состоит в приоритетности соблюдения норм Конституции РФ и других законов по отношению к выполнению экспертных задач. В частности, при экспертном исследовании проектов и программ, касающихся конкретных граждан, эксперт (эксперты) должен неукоснительно соблюдать равноправие граждан, право на неприкосновенность частной жизни, личную, семейную, врачебную, нотариальную, коммерческую и т. п. тайны. При производстве гуманитарной экспертизы в негосударственной экспертной организации целесообразно в уставе закрепить обязанность эксперта не разглашать сведения, которые стали ему известны в связи с проведением конкретной экспертизы (за исключением случаев, предусмотренных законом). Независимость эксперта. Этот принцип означает, что при проведении гуманитарной экспертизы эксперт не может находиться в какой-либо зависимости от органа или лица

Однако осмысление экспертизы вообще – как формы человеческой деятельности, применимой к решению разных задач, – отсутствует. Нет даже более или менее общепринятого определения экспертизы. В наиболее общем виде экспертиза – это способ анализа причинно-следственных связей, причем по отношению не только к тому, что уже произошло, но и к тому, что ожидается, что должно или может произойти. Ее место, в данный момент в подавляющем большинстве случаев пустующее, – в промежутке между «хотели» (как лучше) и «получилось» (как всегда). Как хорошо известно из любой практики, между даже детально разработанным проектом и реальными результатами его осуществления почти всегда имеются немалые зазоры. В самом простом и безобидном случае эти зазоры сводятся к неверной оценке ресурсов, требующихся для его осуществления. Гораздо хуже, когда результаты реализованного проекта не оправдывают ожиданий или же порождают непредвиденные негативные следствия, ущерб от которых обесценивает полученные результаты.

Следующая проблема связана с установлением факта причинно-следственной связи между текстом и психологическими эффектами воздействия: оскорблением чести и достоинства, причинением морального вреда или ущерба репутации, разжиганием розни и т. п. Как определить наличие интересующего нас воздействия? Поведение людей детерминировано нелинейно и неоднозначно. Любое воздействие текста опосредовано психологическими процессами восприятия, понимания и принятия решения. Даже в случае сильно идеологизированных текстов, призывающих людей к определенным действиям, задача выявления связи между текстом и последующими действиями людей не имеет однозначного решения. Сами по себе адресованные человеку слова, в том числе приказы, становятся основанием для действия лишь при условии, что существуют уже сформировавшиеся механизмы побуждения, предполагающие следование инструкциям, полученным из определенного источника. Только эти внетекстовые по своей природе психологические предпосылки способны наделить текст силой влиять на поступки людей. Без них он останется пустым звуком. Поэтому говорить о речевом воздействии или воздействии текста можно только в модальности возможного. Многие тексты содержат в себе широкий вариативный потенциал возможностей их восприятия, толкования, реагирования на них и т. д., однако редко когда можно утверждать, что сам текст предопределяет свое воздействие на людей. Умысел, на который в ряде случаев ссылается законодательство, представляется неудачным квалифицирующим критерием не только в силу его труднодоказуемости, но и в силу того, что его отсутствие не обязательно снижает тяжесть преступления. Например, несдержанный, распущенный и не владеющий собой человек, плохо контролирующий свои слова и действия и совершающий поступки, о которых впоследствии сам жалеет, может легко оскорбить и унизить окружающих без какого-либо специального намерения. Вряд ли он должен по этой причине освобождаться от ответственности за воздействие своих слов, как и действий, на окружающих. Отсутствие умысла может рассматриваться иногда как смягчающее обстоятельство, но не отменяет сам факт оскорбления или нарушения чести и достоинства. Для установления этого факта требуется анализ эффектов реального, а не намеренного или возможного воздействия. Вместе с тем сам факт наличия у истца либо потерпевшего чувства оскорбленности или субъективно констатируемых моральных страданий также не дает достаточно оснований для квалификации состава преступления, поскольку есть люди, которых трудно задеть, а

Это определяет как принципиальные ограничения КГЭ, так и ее стратегию – творческое конструирование сценариев развития множественно детерминированных процессов и событий, своего рода деятельность по производству предсказаний, которая включает в себя не только точную оценку тех или иных факторов и их возможных взаимодействий между собой, но и понимание того, какие вообще факторы требуют учета.