© Галина Тимошенко, 2019

© Елена Леоненко, 2019

ISBN 978-5-4490-1048-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

20 августа 2014 г., Москва

Чемодан, стоявший в прихожей, был чемоданом, достойным во всех отношениях: добротным, вместительным, явственно намекавшим на наличие у его владельца и вкуса, и статуса. Однако Егор взирал на этот во всех отношениях достойный чемодан весьма неприязненно. Впрочем, сегодня все вызывало у Егора неприязнь: и кофе, который вопреки обыкновению приходилось пить без сливок по причине весьма раннего пробуждения, и сам факт такого пробуждения, и доносившееся из спальни Машкино мурлыкание… Как на грех, все подтверждало, что сегодня любимая женщина уезжает на целых четыре месяца – и самое отвратительное состояло в том, что ее-то как раз этот отъезд очень радовал.

…Несколько месяцев назад Машка получила очень соблазнительное предложение поучиться в Мюнхенском техническом университете каким-то решительно непонятным для Егора компьютерным штукам. Во всяком случае, он делал вид, что ему абсолютно недоступны премудрости, в которых его подруга чувствует себя, как рыба в воде. Была у них такая взаимовыгодная игра: Машка не рвалась овладевать хотя бы первичными медицинскими знаниями, как полагалось бы порядочной невесте успешного хирурга, а Егор закатывал глаза, когда слышал насчет «апгрэйда», «тулов» и «багов». Игра давала каждому из них дополнительные причины восхищаться друг другом, и потому конца ей не предвиделось.

В общем, Машка, конечно же, согласилась (правда, Егор сильно подозревал, что она даже не задавала себе вопрос, стоит ли на такое заманчивое предложение соглашаться, а просто в ту же секунду радостно завопила «Когда?!»), и отъезд на долгожданную стажировку должен был случиться именно сегодня. К перспективе четырехмесячной разлуки Машка относилась весьма философски – в отличие от Егора, который не был так уж уверен, что готов к подобным жертвам. Тем не менее, деться ему было некуда, и сейчас он сидел на краю кухонного стола с кофейной чашкой в руках, скорбно рассматривая через открытую дверь готовый к европейскому путешествию Машкин чемодан.

Машкино мурлыкание внезапно затихло, и на пороге возникла она сама с возмущением на лице:

– Силаков, а мне кофе? Или ты уже сварил, и теперь он тихо стынет, пока я крашусь?

Егор срочно принял безразличный вид, но было уже поздно: Машка засекла его горестный взгляд.

– Ну и чего ты опечалился, старче? – весело вопросила она. – Ну да, чемодан. Я уезжаю сегодня, ты в курсе?

– Да в курсе я, в курсе, – проворчал Егор, направляясь к любимой кофемашине. – Чего я буду варить заранее? Ты ж у нас на выданье собираешься, я думал, что ты еще полчаса одеваться-краситься будешь. Как-то ты несерьезно отнеслась к этому процессу, тебе не кажется?

По Машкиному виду трудно было сказать, что она отнеслась к этому процессу несерьезно, поэтому она не удостоила вниманием выпад скорбящего Егора. Она попросту уселась на край стола, с которого Егор только что сполз, и стала благосклонно наблюдать за процессом. Внезапно ее осенило:

– Слушай, хирург, а ты когда-нибудь бывал на Октоберфесте? Как-то это прошло мимо моего сознания.

К этому моменту кофемашина уже покончила с увертюрой перемалывания зерен и перешла к теме журчания ароматной струйки.

– Не бывал. Ты же знаешь, я насчет пива не очень… – тут до Егора дошел смысл Машкиного вопроса, и он несколько воспрянул духом. – А что, это мысль! Он ведь в выходные проходит?

Машка презрительно фыркнула:

– В выходные! Да он больше двух недель идет, темень ты непросветленная!

Егор преподнес ей вкусно дымящуюся чашку в красно-зеленую клеточку, пристроился рядом и чмокнул Машку в макушку:

– Я всегда говорил, что ты у меня умница.

Машка с невыносимо томным видом поправила роскошный беспорядок своей кудрявой гривы, которую якобы катастрофически разрушил Егор, и высокомерно заявила:

– Это не нуждается в подтверждении, знаешь ли, – не выдержала, прыснула, звонко поцеловала Егора в ответ и продолжила: – В общем, я там все разузнаю подробно, ты приедешь, и мы обопьемся пива, да?

– А когда они там пиво пьют? – прогудел Егор, перебирая Машкины волосы губами.

– Я же и говорю, мгла беспросветная, – безнадежно вздохнула Машка. – В конце сентября. Это же как-то там с созреванием хмеля связано, – задумалась и осторожно уточнила: – Кажется…

Егор прикинул, что получит возможность лицезреть свою беспокойную подругу через месяц, и поинтересовался:

– А в октябре и ноябре у них, случайно, ничего похожего не празднуют?

– А что, ты без официального повода к любимой женщине приехать не можешь? – возмутилась Машка, глянула на часы и взвизгнула: – Але, гараж, я скоро уже никуда не полечу! И не будет тебе никакого Октоберфеста!

…Конечно, они приехали в аэропорт за час до того времени, когда было бы уже поздно. Машка все время вертела головой, пытаясь высмотреть своего начальника, с легкой руки которого она отправлялась в Мюнхен. Поскольку Егор никак на это не реагировал, она попробовала обидеться:

– Тебя вообще никак не беспокоит, что я так страстно ищу другого мужчину, который обещал меня проводить?!

Наконец-то у Егора появилась возможность отыграться, и он мстительно заявил:

– То есть совершенно. Какой смысл ревновать тебя к гению?! Ты же не можешь претендовать на его мужское внимание, жалкая программистка…

– Я – программистка?! – взвыла Машка и с размаху треснула Егора по спине. – Я софтвер-инженер!

– Все, все, молчу, характер мягкий, – дал задний ход Егор. – Ты адрес материной сестрицы взяла?

– Ты меня уже третий раз спрашиваешь! Я вообще не понимаю, как тебе удается у одного человека отрезать только один аппендикс, – сердито буркнула Машка.

Мать Егора, царственная Марта Оттовна, была из поволжских немцев, и у нее имелась какая-то очень многоюродная сестра, со времен третьей волны эмиграции жившая в Германии. Марта Оттовна с недавних пор питала трепетную слабость к Машке и искренне полагала, что Егор только по какому-то божественному недосмотру мог выбрать такую чудесную девушку: по ее мнению, Машка могла претендовать как минимум на младшего британского принца – того, который пока еще оставался бесхозным. В знак благодарности за столь высокую оценку Машка даже согласилась съездить в Баутцен, где обреталась многоюродная сестра, – если, конечно, ее стажировка позволит ей иметь хоть какие-нибудь выходные дни.

Сергей, Машкин начальник, все-таки появился – как раз перед тем, как Машка собиралась скрыться в запретной для провожающих зоне. С Егором он был знаком практически с самого начала их отношений с Машкой. Собственно говоря, именно Егор, сам того уж точно не желая, оказался катализатором решения Сергея отправить Машку на злосчастную стажировку. Один его давний разговор с Сергеем – мастером задавать точные вопросы – неожиданно подтолкнул того к мысли, что Машка, пожалуй, вполне созрела для карьерного роста. Трудно было понять, что именно в том разговоре могло пробудить у Сергея подобную мысль, но Егор с тех пор усиленно старался доказать Машке, что это ему она обязана исполнением своей давнишней мечты. Дескать, Сергей решил, что раз Машка оказалась способна привлечь внимание такого мыслителя, как Егор, то она, можно надеяться, и сама чего-то стоит. Правда, подобные Егоровы умозаключения почему-то не казались Машке хоть сколько-нибудь убедительными.

Сергей с Машкой незамедлительно перешли на свой птичий язык, обсуждая главные задачи предстоящей стажировки, и Егор грустно начал отсчитывать последние минуты, расходуемые на бессмысленные разговоры. Наконец задачи были сформулированы, и Сергей со своей всегдашней ироничностью раскланялся и удалился. Егор подхватил тоненькую, легонькую Машку на руки и поднял ее огромные восточные газельи глазищи к своему лицу:

– Я тебя очень люблю, армянская княжна. Правда, ты это не забудешь?

Машка отчаянно помотала головой:

– Не забуду, не надейся. И звонить буду, и письма писать буду… Электронные. На обычные ты не налюбил.

Она увидела его печальные глаза и торопливо добавила:

– Шучу, шучу, хирург. Я даже скучать буду, – и честно уточнила: – Наверно. Ты билеты бронируй, а то желающих пиво пить тьма-тьмущая. За жилье отвечаю я. Все, ставь меня на место. Мне идти пора.

Егор легонько шлепнул ее по соблазнительной попке и долго смотрел вслед, пока она не исчезла в кривом коридоре.