ПРОЛОГ.

Прижавшись к стене, он перевел дух. Кажется, удачно. Впрочем, расслабляться рано. Просто ему повезло. Впереди еще открытое пространство внутреннего двора, потом зал ожидания, затем турникеты, ведущие к терминалам, барьер регистрационной стойки, аэробус… Но он сумел. Он все-таки решился. Он сделал самый первый, трудный шаг. Шаг, за которым его ждет либо удача, либо провал, и тогда не поможет даже то, что он прячет в кармане.

Нет! Об этом думать нельзя. Ни в коем случае. У него все получится. Ведь, если это правда, то, о чем рассказывал отец…

Хватит! Он поразмышляет об этом потом, когда все кончится…

А когда все кончится?

Очень скоро, – подсказал инстинкт, – если он и дальше будет тут стоять. Торчать практически на виду у всех в двух шагах от стоянки, рядом с проходной – верный способ привлечь ненужное внимание. Полиция не дремлет, пусть им еще пока и не сообщили о преступлении. Правда, группа контроля смешанная, две женщины и мужчина. Естественно, каждый должен досматривать только представителей своего пола… если у женщин не возникнет желания лишний раз пощупать чужого мужа.

{Мужа!}

Лишень!* Как же он об этом не подумал! Его статус. Он виден невооруженным глазом. Для некоторых этот знак – как трепало* для скотчера*! С этим надо что-то делать.

(*Значение слов, помеченных *, смотри в конце книги.)

Впрочем, так ли обязательно что-то делать? Как говорил кто-то из книжных персонажей: «Кто нам мешает, тот нам поможет!» Сейчас не важно, кто и когда это сказал. Важно, что он был ужасно умен.

Взмолившись об удаче, он отлепился от стены, изо всех сил стараясь придать своему лицу выражение напряженного тревожного внимания. Решительно, изо всех сил показывая, что ему хочется перейти на бег, направился к полицейскому посту. {Они увидят… они должны увидеть именно то, что он им покажет.}

– Мне нужна помощь! – выпалил на ходу, сбивая дыхание. – Я понимаю, что это выглядит глупо, но… я отстал!

Он все-таки не переиграл, не налетел на полицейских и не стал хвататься за них, изображая потерявшегося мальчишку. Даже сумел улыбнуться, намекая, что сам понимает глупость ситуации – взрослый человек, с соответствующим статусом, и попал в такую нелепую историю!

– Что? – женщина-полицейский, чьи нашивки изобличали высокий ранг, никак не меньше групта*, заступила ему дорогу. – Что случилось?

– Моя жена. Я, кажется, потерял мою жену. Здесь не проходила одинокая женщина… жена без спутника, но с вещами?

Буквально несколько минут назад через внешний терминал прошло несколько человек. Мужчины и женщины, со спутниками и без. Он заметил их издалека, подходя. Если хоть одна из них имела статус жены, и при ней не было мужчины, он спасен. Если нет…

– Здесь, кажется, проходила какая-то жена, – припомнила женщина-групт. – В одиночестве. Но она не заявляла о том, что у нее пропал муж!

– Понимаете, мы не так давно женаты. Я… еще не привык…к этому, – он продемонстрировал свой знак отличия и попытался улыбнуться, прекрасно зная свое главное оружие. Было время, когда он тихо ненавидел себя за свою внешность, но пришло время ею воспользоваться.

Сработало? Кажется, да. Полицейские понимающе переглянулись. Взгляд той женщины, что была помоложе, потеплел, но…

– Имя.

– Что?

– Имя вашей жены, – пояснила старшая по званию женщина, не купившаяся на его улыбку. – Мы можем дать объявление по громкой связи, и тогда…

– Умоляю, не надо! – разыгрывать испуг даже не пришлось. – Это такой скандал! Если она узнает, что я потерялся, я… наше семейное счастье будет под угрозой. Если я смогу нагнать ее незаметно, без объявлений, я по дороге придумаю адекватное объяснение, чтобы не пугать и не травмировать ее психику. Я ведь должен заботиться о душевном состоянии моей жены! Нельзя подвергать ее риску и портить настроение, понимаете?

В принципе, ни один детектор лжи не мог бы обнаружить в его словах фальши – ведь забота о душевном состоянии супруги и обязательство оберегать ее от любых моральных потрясений есть одна из обязанностей мужа. Ведь ему самому пришлось клясться в этом несколько отрезков* назад! И разве не моральным потрясением будет для его жены – его {настоящей} жены – когда она узнает, где он сейчас находится и чем занят? Нет, пусть она подольше ни о чем не подозревает. {По крайней мере, вы должны так подумать!}

Видимо, у полицейских в мозгах был где-то встроенный прибор считывания информации, потому что ему внезапно поверили. Или легенда не врет, и то, что лежит у него в кармане, действительно сработало.

– Ну, коли так… Однако, если ваша супруга все-таки обратится за помощью, мы вынуждены будем пойти ей навстречу. Будьте добры, назовите свое имя, чтобы мы могли разыскать {вас!}

Ну, к этому он был готов.

            ГЛАВА 1.

Месяц спустя. Планета Вангея.

Плац Военно-полицейской Академии Звездных Котов был залит светом солнца и экранов, транслирующих действо на целый квартал, для всех желающих. Академия славилась на весь сектор Галактики, сюда слетались тысячи и тысячи абитуриентов, но пробиться в ее ряды было абсолютно невозможно, если у тебя нет либо выдающихся данных, либо связей в военных кругах.

Трое друзей, остановившихся у ограды, где им было прекрасно видно не только часть плаца, но и два парящих в вышине экрана, то окидывали взором общий план, то поднимали глаза вверх, рассматривая показываемые крупным планом лица застывших стройными рядами новичков.

– Подумать только, два года назад… – произнес один из них.

– Два года назад, – подхватил второй.

Третий ничего не сказал, только покачал головой.

Два года назад они стояли там же, на том же самом плацу, вместе с несколькими сотнями счастливчиков, которым выпала удача дослужиться до конца. Отсев был огромным – в том наборе был отчислен до окончания срока каждый одиннадцатый. Все были уверены, что столь плохого набора не бывало в Академии последние пятьдесят лет, но кто же знал, что на долю выпускников выпадет доля еще худшая?

Два года назад их в отряде было двадцать четыре человека. Сейчас осталось только трое. Остальные были либо мертвы, либо до сих пор валялись в госпиталях, а некоторые были списаны по инвалидности – ибо, даже если тебе удалось сделать отменный протез взамен утраченной конечности и даже вырастить новый глаз, с такими «недостатками» путь в военный десант был все равно заказан. Опытные старики, прошедшие огни, воды, медные трубы и горячие точки, могли бы найти себя в качестве преподавателей и наставников, но куда податься вчерашним мальчишкам двадцати пяти лет? Только на гражданку, ибо «жизнь не кончена, и у вас есть шанс начать все сначала».

Два года назад они были уверены, что перед ними новая жизнь. Впереди их, выпускников, ждали обычные «практические» сборы в условиях, приближенных к боевым – полная имитация военных действий, разве что никого не убивают на самом деле – после чего окончательное распределение и служба на гарнизонах и границах империи. Но разразившаяся и вышедшая из-под контроля война в системе Гамма Стрельца, названная Стрелковой Заварней, положила всему этому конец. Вместо двух месяцев игрушечной войны – неполный месяц, после чего они были брошены в настоящую войну, откуда вырваться им удалось лишь две недели назад. Две недели назад в Гамме Стрельца наступило относительное затишье, которое позволило командованию спешно отправить потрепанные части в тыл для лечения и переформирования, а на их место подтянуть издалека свежие силы. По сути дела, вчерашние мальчишки, полные надежд и иллюзий, затыкали собой дыру, пока не подтянутся наемники, профессионалы и правительственные войска. И оставались на переднем крае до последнего.

Два года назад они улетали отсюда юношами, сейчас вернулись мужчинами и не могли удержаться от усмешек, глядя на показываемые крупным планом лица курсантов нового набора.

– Дотянут? – подумал вслух один, перебегая взглядом с лица на лицо.

– Не должны, – ответил второй. – Не успеют. Минимум полгода их нельзя будет никуда дергать, а там…

– Закончится Заварня – начнется что-нибудь другое, – вставил третий. – Могут и не дотянуть.

– Девушек много, – подсчитал первый. – Восемь из ста.

– Тебе бы только о девушках думать, Цезарь, – промолвил второй.

– А что не так, Рой? – парировал тот. – Они…

– Они бывают разными, – перебил Рой. – Тебе ли не знать?

– А как же! Это ты у нас однолюб, все ищешь ту единственную и неповторимую, которая согласна ждать, терпеть и верить, несмотря ни на что. А мы-то с Леоном знаем, что наша жизнь чертовски коротка – сегодня ты жив и здоров, идешь по улице и улыбаешься людям, а завтра в бой и от тебя может остаться кровавая каша, не подлежащая восстановлению. Нет, жить надо здесь и сейчас, пока можешь! И, во всяком случае, не строить долгосрочных планов с женитьбой. Если еще и детишек наделать…

– А чем тебе дети-то помешали?

– Как – чем? Это же ответственность!

– Вернее сказать – «обуза»?

– Говори, как хочешь, командир, – отвернулся Цезарь, обрывая разговор, который грозился закончиться ссорой. – А мое мнение ты знаешь.

Третий, Леон, на которого оба спорщика то и дело посматривали, лишь молча пожал плечами. В их тройке именно Леон Ларсон был тем фундаментом, на котором крепилась их дружба. Он никогда не спорил, не спешил отстаивать свое мнение, не лез с непрошенными советами, а просто молча делал свое дело. Когда после первой же атаки одного из них, Роя Линка, рекомендовали в командиры взвода, возмущался только Цезарь – мол, не рановато ли звания раздавать? – а Леон лишь пожал плечами и обратился к Рою: «Ну, что прикажешь, командир?» И Цезарь сник.

Спор увял сам собой, как всегда бывает, когда спорщики знают, что тут может быть два мнения. В той первой атаке, после которой Рой Линк стал взводным, их было три десятка человек. Сейчас в строю осталось трое. Еще семеро должны были вернуться в армию после лечения, но для остальных путь назад был закрыт навсегда. И тут поневоле задумаешься, что лучше – спешить жить, как Цезарь Тит, или не торопиться и спокойно ждать своего часа, как Рой Линк.

Громкий аккорд привлек их внимание. Церемония принятия новичков завершалась. Один за другим курсанты выходили из строя и, приблизившись к командующим, приносили присягу, после чего им вручали индивидуальные значки. Трое друзей невольно замолкли, всматриваясь в лица, словно выбирали тех, кому через два года придется передавать эстафету. Разные черты лиц, разные цвет кожи, волос и глаз, разные фигуры и пропорции – в Академию принимали курсантов со всего сектора Галактики и тут были представители практически всех миров. Всех человеческих миров. В обычной жизни они были разными, но здесь и сейчас, в одинаковой серо-зеленой форме, замершие в одинаковых позах, с одинаковым напряжением на лицах, они казались близнецами. Даже в их движениях, когда они один за другим выходили из строя и читали текст присяги, тоже было что-то, делавшее их многоголовой, многорукой безликой массой. Человеческим материалом.

Трех друзей одновременно посетила одна и та же мысль – о толпе, груде винтиков войны, которая никогда не перестает. Империя воевала всегда – то расширяя свои границы, то усмиряя покоренные звездные системы, то ввязываясь в чужие конфликты, если это хоть каким-то боком могло затронуть ее интересы в будущем. Не только на Вангее – еще в семи системах существовали военные академии, ежегодно выпускавшие по нескольку тысяч отменно подготовленных профессионалов. И это не считая «обычных» военных курсов, которые в обязательном порядке имелись практически в каждой системе, а также полицейских академий, которые в любой момент могли быть перепрофилированы в те же самые военные училища. Несмотря на развитие науки и техники, армии по-прежнему требовались люди – те, кто сделал войну своей профессией. Так было и так будет, ибо пока существует человечество, оно не прекратит воевать.

Но одно дело – философствовать об этом, и совсем другое – соприкоснуться с войной в реальности. С той настоящей войной, о которой не имеют понятия многочисленные офисные мальчики, которые хороши лишь для того, чтобы пачками крушить врагов в виртуальной реальности. И которая выбрала их.

– Пошли, прогуляемся, – предложил Леон.

Рой кивнул, разворачиваясь, и в эту минуту их окликнули:

– Господа офицеры!

Они обернулись, недоумевая – офицерские нашивки, вернее, нашивки, обозначающие пока «кандидата в офицеры», украшали только форму Роя, его приятели пока отделались только лычками «вернулся с поля боя» и походили на офицеров, как осел на боевого скакуна. Друзья надеялись, что это ошибка, но нет – от КПП в их сторону спешил дежурный.

– Господа офицеры, вас просят пройти внутрь!

– Нас? Но…

– Приказ командующего!

Оказывается, не только наружу транслировалось изображение церемонии посвящения, но и внутрь тоже шла запись. И о том, что их троица застряла у ограды, обмениваясь впечатлениями, добросовестно зафиксировали камеры наружного наблюдения, передав запись дальше.

У выхода, в двух шагах от плаца, троицу уже ждали. Гости удивились, заметив знакомое вытянутое лицо лейта* Гримли, одного из их наставников и куратора на последнем курсе.

– Линк! Ларсон! Тит! – приветствовал он их. – Рад видеть! Уже успели побывать в работе? – он не мог не заметить нашивок.

– Так точно, господин лейт, – отрапортовал Рой. – Вырвались с Замятни. Заканчиваем отпуск и…

– Вовремя, черт побери! Как раз успели к приему новичков. Как подгадали!

– Да случайно!

– Случайностей в нашем деле быть не должно. Пройдемте со мной!

Приятели переглянулись. В их планы не входило посещение альма-матер. Пройти мимо, постоять у ограды – и следовать дальше своим путем. Но это…

– Почему?

– Видели вашу смену? Покажитесь малышам. Пусть увидят, что такое настоящие «звездные коты».

На гербе Вангейской Военно-полицейской Академии красовалось изображение разозленного кота. И вот уже несколько поколений выпускников официально именовались «котами» и «кошками» – в зависимости от пола. «Коты» делились на боевых и звездных, и тех, у кого на рукаве была соответствующая нашивка – а на плече татуировка – после выхода в отставку отрывали с руками, заключая самые выгодные контракты. Поэтому даже инвалиды и калеки, списанные после первого же боя, могли не особенно волноваться за место под солнцем.

Оказывается, церемония принятия присяги демонстрировалась праздношатающимся гулякам отнюдь не в режиме он-лайн. На экранах курсанты еще зачитывали клятву, а на плацу уже перед ними выступал ректор академии с напутственным словом. Лейт Гримли бочком протиснулся к нему мимо остальных высших чинов и что-то шепнул на ухо, прикрыв ладонью микрофон, чтобы в эфир не просочилось лишнего слова. Ректор, не переставая говорить, кивнул, и Гримли замахал друзьям – мол, подходите ближе.

Они поднялись на трибуну, и в этот момент ректор сделал многозначительную паузу.

– Я бы… кхм… мог говорить и дальше, но какой смысл в лишних словах? Пусть вместо них за нас скажут наши дела. Вы вступаете в ряды «кошачьей академии» и должны знать, к чему стоит стремиться. Вот, смотрите, – его широкая длань простерлась в сторону только-только подошедшей троицы. – Это – ваше будущее. Два года назад они покинули стены «кошачьей академии» и вернулись героями, выжив в Стрелковой Замятне. А это уже кое о чем говорит!

Рой, Цезарь и Леон невольно сомкнулись плечами, чувствуя, как на них нацелились камеры. Пройдет секунда-другая – и их лица крупным планом покажут на экранах для обывателей. Надо было действовать. И Рой шагнул вперед.

Он понятия не имел, что будет делать и говорить, но, встав рядом с ректором, сверху вниз окинув ряды замерших курсантов, улыбнулся.

– Парни… и девушки, – добавил, заметив в первом ряду несколько миловидных мордашек. – Я не мастер говорить. Я мастер делать. Что бы с вами ни случилось, какие бы испытания вам не предстояли, помните – «звездные коты» своих не бросают. Никогда! Поэтому мы и побеждаем везде и всюду. Победы вам. И…

Хотел добавить что-то еще, но вместо этого, оборвав сам себя, вскинул в салюте руку с растопыренными пальцами. И скорее почуял, чем увидел, что большинство стоящих на трибуне офицеров чисто машинально повторили этот жест. Даже у ректора рефлекторно дернулась рука.

– Это правда?

– Увы, да.

– Но… как же так! Это невозможно…

– И тем не менее…

– Если он все расскажет… Это катастрофа. Вы понимаете, что это – конец всему? В понимаете, что мы не можем допустить…

– Успокойтесь, почтенная сестра. Все не так страшно, как кажется…

– Ничего себе, «не так страшно»! Вы, сестра, просто не имеете представления о всех масштабах катастрофы…

– Имеем. И именно поэтому говорим и повторяем – ничего страшного не случилось. Пока. Подумайте сами – ну, что он может сделать один? Он ведь всего-навсего мужская особь. Одинокий мужчина в чужом и чуждом ему мире…

– Мире мужчин! Мире… самцов, которые только и ждут, чтобы напасть на нас. Они спят и видят уничтожить Миссанрею. Мы вынуждены постоянно защищаться…

– Не говорите нам, сестра, что мы должны делать. Мы делаем все возможное. И именно поэтому позвольте повторить – ничего страшного не произошло. Он не сможет выжить в мире мужчин. Только не он. Его либо уничтожат, либо он вернется сам. Вы же знаете своего мужа?

– Да. Знаю, но… А вдруг?

День закончился, но верилось в это с трудом. Слишком много нового и неожиданного свалилось на них, и сотня молодых мужчин и женщин пребывали в легком возбуждении. Несмотря на то, что празднование уже официально завершилось – то есть, из столовой они под присмотром сержантов прошли в казармы и устроились каждый в своей нише, оставив высшее руководство гулять в одиночестве, – везде горел свет, двери-ширмы спальных ниш были раздвинуты до отказа, и по коридору взад-вперед ходили люди. Недавние абитуриенты, только-только принятые в ряды Военно-полицейской Академии Вангеи, все еще переживали недавние события.

– Неужели все закончилось? – вздыхала высокая подтянутая девушка, одна из немногих, кто, как к себе домой, заходил в мужское крыло спальной казармы. Большинство ее подруг толпились на границе между женским и мужским отделениями, ожидая сигнала к отбою. – Я не верю!

– Правильно не веришь, – возразил ей плечистый красноглазый крепыш с ежиком светло-желтых, слегка вьющихся волос, которые странно смотрелись на его темно-лиловой коже. – Все только начинается!

Кроме внешности, приезжего с другой звездной системы в нем выдавал резкий акцент.

– Завтра подъем чуть свет и муштра-муштра-муштра, лишь изредка прерываемая учебой, – промолвил он.

– Ну и что? Мы же этого хотели, не так ли?

– Хотели… сами не зная, чего! – откликнулся еще один юноша.

– Эй, отставить паникерские настроения! – к ним присоединился еще один тип, тоже высокого роста, но худощавый и гибкий, словно прирожденный акробат. Цветом кожи он походил на девушку, как родной брат, но черты его лица, резкие, какие-то нарочито острые, выдавали еще одного приезжего. – Мы знали, куда поступали…Мы этого хотели!

– Именно! – воскликнула девушка. – Я всю жизнь мечтала. Кстати, меня зовут Лейа. Лейа Смон, – свое имя она произнесла гортанно, выделив «а» низким голосом. – Именно так! В честь бабушки. Она тоже были иномирянкой. Вы откуда?

– Суаза-Секунда, – ответил лиловокожий. – Дома меня звали… Домашнее мое имя переводится как «Смелый Охотник, не боящийся Выходить Ночью из Хижины». Но это слишком длинно, поэтому в документах я просто Суаза Смелый.

– А, я про тебя слышал, – обрадовался «акробат». – Это ты показал во время экзаменов такую меткую стрельбу, что комиссия решила избавить тебя от сдачи остальных дисциплин?

– Да. Механику, основы психологии и письменный экзамен по вангейскому языку я не сдавал, – кивнул тот.

– Поздравляю, – с сарказмом протянул его собеседник.

– А что такого?

– А ничего. Сам узнаешь.