«Мерзость». Вот единственное слово, которое назойливо вращалось в моей голове еще с того момента, когда мы получили полную информацию по этому гребаному притону извращенных ублюдков, носящему гордое название «Закрытый клуб «Прихоть». «Мерзость-мерзость», – набирало обороты, когда мы с Витрисом получили-таки туда доступ и убедились, что все самые отвратительные слухи правдивы. На нижнем, подвальном, этаже здесь держали нескольких обращенных детей, над которыми могли практически без всяких ограничений измываться богатые ушлепки с больными мозгами. «Мерзость-мерзость-мерзость», – сверлило мой мозг от одного только понимания, что там с ними вытворяют и сколько же несчастных детей украдено из семей, обращено и просто не выжило, и все ради того, чтобы создать эти живые секс-игрушки. Процент подростков или даже малышей, способных преодолеть первый переворот, ничтожен. А сколько их могло быть прежде? Даже потрясающая регенерация юных оборотней недостаточна, если долбаный садист совсем слетит с катушек, удовлетворяя свой зверский аппетит. Зверский… и это при том, что большинство из них просто люди. Парадокс, да?

Прикрыв глаза, я позволил возникнуть перед своим мысленным взором Рори. Мой боевой отчаянный пупс. Моя маленькая кусачая женщина, с языком, словно опасная бритва. Хрупкая статуэточка, которую охота спрятать за пазуху, если только не боишься остаться без пальцев. Отвязная самка, владеющая всеми оттенками моей похоти, будто они ее индивидуальное изобретение и только ей принадлежали эксклюзивные права. Да, хрен с ним, принадлежали. И я от этого тащился, кому не нравится – пошли на хрен. Опять же, не мой, ибо мой стояк – теперь суверенная собственность одного изящного, страстного и необычайно консервативного в плане количества партнеров пупса. И я не жалуюсь, ведь тоже в отношении нее страдаю неким подобием умственного расстройства, заставляющего игнорировать все нормы веками пропитывавшей меня цивилизованности и прежнего образа жизни, гласящего, что контакт двух тел – лишь действо исключительно ради удовольствия, все остальные составляющие такого контакта, как, например, установление близости и глубоко интимной связи, опускаются за ненадобностью. И вот даже не упоминайте мне о самой главной функции секса – зачатии. Не сейчас, не после того, когда я видел, что вытворяют с такими слабыми созданиями, как дети. Мое собственное детство вообще тут не в счет!

Так, стопэ! Куда меня несет, мотыляя как тупого лоха, попершегося по серпантину в гололед на лысой резине. Че за херня? Недотрах, что ли? Сто процентов. Что-то мы с Рори в последнее время вечно заняты. Не так, что вообще не видимся, но… Спустя семь лет наша жизнь скорее напоминает череду встреч и расставаний, отношения людей, очень близких и занимающихся одним делом, стремящихся к одной цели… и движущихся иногда вроде как параллельными курсами. Направление одинаковое, а пересечений все меньше.

– Риэр, начинаем? – прошелестел в рацию Вадим.

Блин, и с чего это меня посетили такие сопливые мысли? Что за идиотизм, ей-богу! Все, что мне… нам нужно, – это запереться, на хрен, у себя в доме с недельным запасом продуктов и вытрахать это мелодраматичное дерьмо из моих мозгов, а вместе с ним и видимость какой-то дистанции, что приглючилась между мной и Рори.

– Пошли! – скомандовал я, едва мой телефон пиликнул сообщением от Витриса. Он открыл нам стальную дверь клуба, а это значит, что для находящихся внутри хозяев заведения, одного со мной вида, и для посетителей, плевать какого, которых мы найдем ниже первого этажа, наступил гребаный судный час и его никто из них не переживет.

Настоящей злости во мне не было, пока мы без труда прорывались сквозь визжащую и паникующую толпу, одновременно и прорежая ее. Не все отсюда выйдут, ой не все, но и не жалко – все мир почище будет.

– Риэр, ты тут нужен! – в голосе Витриса, крикнувшего со стороны лестницы, сильное напряжение, и я уже ощутил его причину.

Ментальная ударная волна силы альфы рвется оттуда, прошивая меня, бросая вызов, запуская неминуемое обращение. Витрису и остальным не выстоять против такого, а для меня не проблема. Была бы тут Рори, вообще не сходя бы с места размазала этого изврата – владельца клуба – по стене, оставив лишь пятно, но я перестал брать ее на силовые операции по поиску и вызволению обращенных после первого же ее участия. Творилось там такое… Зверорожденные ох как неохотно расставались с вековыми привычками относительно положения обращенных, некоторые фанатично готовы были драться за право кусать тех, кого сочтут нужным, и иметь их в качестве рабов. Нет, даже не сам факт, что она участвует в подобной мясорубке, меня смущал. А то, какими глазами она смотрела в первый момент на освобожденных. Одно дело – потом общаться с ними в процессе реабилитации, но совсем иное – видеть воочию их, иногда в цепях, клетках, бывало, привязанными к станкам для секса, распятых, в крови и ранах, пропахших унижением и чужой низменной похотью, сломленных, с пустыми, лишенными всякой надежды глазами. Короче, бесилась Рори страшно, но смирилась.

– Ты! Предатель своего вида! – зарычал на меня альфа-хозяин, имени которого и знать не хочу. – Я ведь слышал о тебе! Это обращенная шлюха сделала из тебя послушного своей воле пса! Ты позор, а не альфа!

Я безразлично кивал ему, зажатому моими парнями в угол, но не способными напасть на него, пока урод так щедро поливал их подавляющим воздействием. Его сука-жена, добровольно участвовавшая в бизнесе, уже валялась со свернутой шеей на полу, как и несколько членов их стаи и прихлебателей.

– Ребятки, идите освобождать пленников! – приказал я, быстро снимая одежду и пристраивая ее подальше в чистом местечке. А то с этими резкими обращениями шмоток не напасешься.

– По твоей вине наш вид выродится! Старые законы должно блюсти! – продолжал плеваться ядом мой противник, но голос его уже ломался, сигнализируя о скором перевороте. – Дерьмо! Ничтожество! Подкаблучник!

Я не стал ему отвечать. Он этого не заслуживал. Сменил ипостась, и мы сшиблись, разнося все вокруг и кромсая друг друга когтями и зубами. Впрочем, закончилось все слишком быстро. Гребаный слабак, только и умевший, что унижать и насиловать тех, кто заведомо слабее, сдох через краткие секунды.

– Так, нужно поторапливаться! – крикнул Витрис, вынося на руках девочку с огромными синими глазами максимум лет одиннадцати. – Полиция может нагрянуть через считанные минуты.

Я еще не успел одеться, когда из задней части подвала появился Костя, придерживая за плечи мальчишку-подростка, единственным прикрытием наготы которого было похабного вида бордовое покрывало с кистями, похоже, сорванное где-то по ходу. Едва заметив меня, мальчишка рухнул на колени, скручиваясь в клубок, и взвыл отчаянно и истошно, на одной, вынимающей душу ноте. И я сразу вспомнил момент, когда нашел однажды Витриса. Посмотрел на трупы альфы и его пары, и захотелось оживить их и прикончить еще раз, уже на глазах мальчишки-жертвы.

– Шеф, притуши чуть свои альфа-волны, – попросил Костя, поднимая парня на руки. – Даже мне не по себе, а ему-то вообще от них худо.

И то верно. Злость все еще кипела во мне, не найдя достаточного выхода в поединке.

В личный самолет Исайтари я садился последним, подождав поодаль, чтобы детей подняли на борт и устроили в хвостовой части с ванной и спальней. Полностью отпустить свою ярость при виде этих запуганных и сломленных созданий не выходило, а провоцировать новые припадки их паники, тем более в воздухе – не слишком удачная идея. Детвора там или нет, но они все же были оборотнями, а значит, ущерб, если начнут бушевать от страха, способны нанести немалый. Парень и так до сих пор не мог успокоиться, и я продолжал слышать его нечеловеческий вой даже сквозь шум двигателей. Поганый, поганый мир, в котором возможны такие вещи с детьми. Временами я слегка ненавидел Рори, что, ворвавшись в мою жизнь, не позволила игнорировать вот такое дерьмо, как мне это неплохо удавалось раньше, отгораживаясь «мне не под силу изменить все вокруг» ширмой. Было проще, не так, как сейчас, что аж до блевоты, до отвращения ко всему и всем. Но, как ни крути, я, безусловно, и обожал мою маленькую упертую колючку. За несгибаемость, за неумение быть эгоистичной, за то, что, несмотря на все изменения, которые произошли в ней, это не отняло, не стерло ее человеческой сути. Вытащив телефон, набрал ее номер.

– Р-р-риэр-р-р! – проворчала она сонно. Расслышав шуршание простыней, представил Рори лениво перевернувшейся и потянувшейся в нашей постели, и у меня тут же встал. – Все в порядке?

Ни хрена не в порядке. Я один здесь, в долбаном самолете на другом конце света, со стояком, которому некуда податься, отвратительным настроением, а ты черт-те где, тоже одна, спишь в постели, что не пахнет прямо сейчас нашим сексом, способным все что угодно исправить и сделать приемлемым, даже наличие того факта, что существуют и будут существовать твари любого вида, делающие появление на свет потомства опасным квестом или полной безответственностью. Серьезно, если знаешь и видишь вот такое, то совершенно непонятно, как у кого-то хватает смелости или беспечности производить их на свет!

– Мы прилетаем часов через восемь! – отпихнул я от себя все эти идиотские мысли, что отчего-то перли и перли из моего разума. У меня что, гребаное воспаление мозга приключилось внезапно? Что за сопли по кругу? – Мой член соскучился по тебе и торчит колом так, что я наверняка буду хромать, спускаясь по трапу. Так что никаких сегодня походов на работу, пупс. Вообще до конца недели освобождайся! Встреть меня дома голой и готовой!

– Раскомандовался-а-а-а! – протянула Рори, а я прямо-таки увидел, как ее губы растянулись в улыбке. Зараза. Как же мне сейчас нужно исцеловать ее, впитать, поглотить и потребовать еще. – Я тоже дико соскучилась.

– Естественно! Тебе и положено скучать! – ухмыльнулся я нахально, поправляя неуемного повстанца в джинсах. – Тебе достался такой охрененный самец в единоличное пользование, и я весьма удивлен, что застаю тебя спящей, а не рыдающей от тоски в разлуке!

– Обещаю, начну рыдать, как только положу трубку, – захихикала Рори, и да-а-а-а, вот тут мне совсем захорошело. Житуха не такое уж и говно, пока моя женщина способна издавать эти тихие счастливые звуки. Лучшие в мире, после стонов и всхлипов ее оргазмов.

– Ладно, на этот раз ты прощена! – Я и сам расплылся, словно идиот, ощущая, как волны душевного расслабления проникают все глубже. – Короче, жди меня! Программа на ближайшие дни: секс, еда, секс, сон и, само собой, секс-секс-секс!

Связь прервалась, но я довольно прикрыл глаза, вытягиваясь в кресле и удерживая внутри звук хриплого чувственного смеха моей пупсятины.