В оформлении обложки использованы фотографии melis82 с сайта https://ru.depositphotos.com и Schnapps2012 с сайта https://www.shutterstock.com по лицензии СС0.

Глава 1

– А ну быстро слезли оттуда, у*бки психованные! – заорал нам с Длинным мент с соседней крыши.

Ссыкун еще совсем, синяя форма мешком на нем тощем, весь покраснел от усердия. И сто пудов от того, что очко сжимается от высоты.

– И что ты сделаешь, если не слезем? – крикнула я в ответ, болтая ногами в пустоте на уровне шестнадцатого этажа.

Мы с другом с комфортом расположились хряпнуть пиваса и покурить на стреле строительного крана.

– Да забей вообще. Поорет и сам собой рассосется, – не глянув даже в сторону потного от страха представителя власти, флегматично заметил Длинный и пустил струю дыма в безоблачное небо. – Погода сегодня – кайф!

– Точно, – согласилась я, прикурила новую сигу и, смачно потянувшись, откинулась на спину, располагаясь с максимальным комфортом, который только возможен на этих обшарпанных железках.

– Сюда пошли! – отдышавшись, снова завопил мент. – Быстро, суки такие!

– Никак не можно, господин начальничек, – ответила я, пуская дымные колечки. – Мы с другом высоты боимся, и спускаться нам страшно. Пусть за нами Супермен прилетит и спасет.

Длинный только поморщился, намекая, что я своим ором нарушаю его типа медитацию. Он всегда забивал на вечно истерящих и откровенно паникующих желающих нас снять с очередной крыши, крана, вышки. Моя же беспредельная язвительность требовала постоянного выхода. Друг утверждал, что если я не скажу кому-то гадость хоть раз в час, то наверняка отравлюсь собственным же ядом. Я бы спорить не стала и проверять причин не видела. Зачем, если всегда найдется под рукой кто-то в качестве жертвы.

– Твари, уроды моральные! Как я вас таких ненавижу! – окончательно вышел из себя юный жандарм.

– Ты бы к психиатру, что ли, походил, – продолжила доставать его я. – Такой молоденький, прям молоко на губах не обсохло, а уже нервы ни к черту. Ой, или это не молоко, а совсем другая телесная жидкость?

– Заткнись, мразь крашеная, и спускайся!

– Я вот в газете недавно читала, что среди вашего жирнозадого начальства полно любителей хорошеньких мальчиков, – гнула свое я. – Смазливая внешность офигеть как помогает по карьерной лестнице продвигаться, учти, а то так и будешь до старости по крышам лазить!

Длинный покосился на меня с легкой укоризной. Он, конечно, давно уже принял мой поганый характер как есть, безропотно огребал вместе со мной за него, но не понимал, что за черти вечно дергали меня за язык. Да я и сама не понимала. Не слишком и пыталась. Я никому свое общество не навязываю. Кто хочет – жрет какая есть, остальным – дорога на хер всегда без пробок.

– Убью суку к хренам! – зарычал уже совсем пунцовый полицейский. – Убью и скажу, что сами навернулись!

Он еще верещал и верещал, изрыгая на нас многоэтажный мат и всевозможные проклятья, а я, чуток продирижировав, ибо все эти волны ненависти как музыка для меня, тоже забила и взялась прикончить свое пиво.

– Блин, жаль, холодает быстро и ветер поднимается, – вздохнул Длинный. – Пошли?

Горластый исчез с крыши к этому времени, но вполне предсказуемо дожидался нас у подножия крана с целым нарядом.

– Отвлеку, а ты давай в дыру в заборе, – в своей обычной флегматичной манере предложил друг. – А то, если тебя второй раз за неделю заметут, пахан твой взбесится.

Подумаешь, новость. Мой дорогой родитель по отношению ко мне пожизненно пребывал только в двух агрегатных состояниях: полный игнор и бешенство. Большую часть моей жизни, пока была жива мама, обычным было первое. С рождением драгоценного ублюдочного наследника от его новой законной шалавы-жены преобладать стало последнее.

Длинный первым спрыгнул на землю и встал, подняв и широко расставив руки, давая ментам подойти поближе, а потом резко сорвался с места, увлекая их за собой, будто был брошенной служебным собакам палкой. Я же, сиганув с двухметровой высоты, рванула в противоположную сторону. Почти всегда у нас этот фокус срабатывал. Ну как, в процентах семидесяти. Если Антоху и ловили, с него вечно как с гуся вода. Папаня – депутат, и только заслышав его фамилию, парня быстренько выпроваживали из отделений.

Я уже схватилась за доску забора, ограждавшего эту стройплощадку, намереваясь нырнуть в пролом, как прямо между лопаток мне мощно прилетело, вмазывая лицом в деревяшку, и сверху навалилась чья-то пыхтящая туша. Штанга в губе противно звякнула по зубам, во рту стало солоно.

– Попалась, сучка крашеная! – зашипел крикун-неудачник мне в ухо, придавливая так, что затрещали ребра. – П*здец тебе теперь, тварь. Я тебе такое сегодня устрою.

И в качестве аванса он коротко врезал мне по левой почке сзади. Может, я и языкатая, но, к сожалению, не противоударная, так что колени тут же держать отказались, и я зашипела, оседая.

– Нравится? Это только для начала! – торжествующе провещал он, отстраняясь и заламывая руки нарочно гораздо сильнее, чем требовалось для упаковывания меня в наручники. – Знаешь, что с такими борзыми ночью в камерах, бывает, случается? Потом молчаливые и шелковые навсегда становятся и долго ходят в раскорячку.

– Дяденька, да за что? – заныла я противно, якобы беспомощно стараясь заглянуть в его зенки через плечо, благо слезы и так уже текли по лицу ручьем от боли.

– Чтобы знала, как нормальным людям нервы мотать и пасть свою поганую раззевать на них не по делу! Шагай! – Он с чувством пихнул меня в спину, и я, поддавшись инерции, почти пробежала несколько шагов, застыла, балансируя, и, развернувшись на одной ноге вокруг себя, что есть мочи впорола ступней ему в район паха.

Судя по его истошному вою и позе эмбриона на земле и тому, что ногу мне как отрубило, попала как надо.

– Что бы там за веселье сегодня ни намечалось, ты пролетаешь, – фыркнула, кривясь и задыхаясь, и тут же на меня накинулись еще менты.

***

– Миргородская? На выход с вещами! – скомандовал дежурный по отделению, громыхая решеткой. – Как же мне твоя рожа уже примелькалась! Прости господи, ну такой у тебя отец человек уважаемый в городе, а ты оторви и выбрось. Замуж бы, да кто такое чучело возьмет?

– А я и сама не дамся, – ухмыльнулась, похромав на выход.

Антоху отпустили еще час назад, но я знала, что он наверняка торчит у отделения, дожидаясь меня.

– Не дамся… – передразнил меня средних лет дежурный, имени которого я так и не запомнила, несмотря на далеко не первое наше свидание в подобном формате. – Попался бы такой, что бы в бараний рог скрутил, железки эти твои повынимал, краску эту страшнючую смыл, да дрессировал и драл как сидорову козу каждый день, вот и перевоспиталась бы.

– О, а вы-то, оказывается, по Теме загоняетесь? Вот бы не подумала, – в привычной манере огрызнулась я, выходя под ясные, мечущие молнии очи отца родного.

– По чему? – не понял полицейский.

– Ну как же, дрессировать и драть…

– Закрой. Рот! – рявкнул на меня отец, прерывая весьма содержательную беседу, и, дернув за локоть, потянул на выход, не обращая внимания на шипение из-за боли в недавно вывернутом плече. – Пошла!

Не дав даже притормозить возле Антохи, папахен затолкал меня в машину. Я только успела кивнуть другу.

– Что-то ты сегодня долго ехал, предок. Что, никак от своей шлюхи-женушки отойти не мог? Боишься, сопрут такое сокровище?

– Заткнись, Роксана!

– А, нет, ты ж переживаешь, что она сама кого хочешь окучивать кинется, только отвернешься. Понимаю, вполне себе закономерная вероятность, когда в сорок с хером женишься на двадцатилетней общественной давалке!

– Заткнись! – взорвался наконец господин Миргородский. – Закрой свой рот! Не смей оскорблять меня, мою жену и мать моего ребенка!

– Мою мать оскорблять своими отношениями в открытую с этой ты что-то не стеснялся! И куда мы едем?

– Туда, где тебе и место теперь. С меня достаточно.

Он явно рулил не в центр города, в нашу дорогую квартиру в высотке, а куда-то в сторону окраины.

– Интересно, и где же это самое место?

– Там, где нет меня и моей семьи, – отрезал он и дальше на мои вопросы уже не реагировал.

Забив на его молчание, я демонстративно закрыла глаза и привалилась к двери, показывая, что мне на все плевать. Авто резко затормозило, когда я уже всерьез задремала. Распахнув глаза, обнаружила, что остановились мы где-то в частном секторе перед выкрашенными в говняно-коричневый цвет железными воротами.

«Садовая, 22», – гласила вывеска, и это показалось мне знакомым.

– Выметайся! – приказал папахен, разблокировав двери.

– С какой стати?

– Ты тут теперь живешь.

Не собираясь дожидаться, пока среагирую сама, он выскочил из машины, обошел ее и грубо выволок меня из салона. Открыл багажник и выкинул на пыльный асфальт несколько спортивных сумок.

– Твое барахло, – выдернул из кармана связку ключей и швырнул мне в грудь. Еле поймала. – От халупы твоей бабки. Все, больше я о тебе ничего знать не желаю.

Он захлопнул багажник, оставляя меня в полном офигее.

– И что это, блин, значит?

– А то и значит. Никаких больше отмазываний и вытаскивания из ментовок, Роксана. Никаких денег. Зарабатывай сама, хоть на панель выходи, мне плевать.

– Ничего, что ты с дочерью родной говоришь вообще-то? – оскалилась я.

– О родстве забудь. Мамаша твоя меня как лоха развела!

– Да как ты смеешь! – В голове бомбануло, и я, не соображая ничего, кинулась на него с кулаками, сразу схлопотав сильный толчок в грудь, отбросивший меня к забору.

– Смею. Я от тебя достаточно натерпелся. Хорош. Забудь обо мне.

– Да хрен ты угадал! – зло просипела я. – Я прописана в квартире и…

– Уже нет, – ответил он холодно, усаживаясь в машину.

– Да кто бы тебе позволил…

– Деньги и связи, Роксана. Те самые, что до сих пор помогали вытаскивать из дерьма тебя. Но ты этого не заслуживаешь, ты из той породы, кому нравится в нем плавать. Удачи в этом!

Машина медленно покатила прочь, оставляя меня ошарашенной и разбитой стоять посреди улицы с корявым асфальтом. Ноги неожиданно ослабели, и я опустилась на корточки, приваливаясь спиной к шершавой, прогретой солнцем воротине. Только что моя и без того ненормальная жизнь раскололась, вываливая наружу все свое мерзкое нутро, что пока скрывалось за приличным фасадом. Ну и что мне с этим, блин делать?