Глава 1

Изабелла сидела у окна, разглядывая двор. День выдался тёплым, но к вечеру поднялся прохладный ветер. В доме Робера Бюро готовились к ужину: внизу хлопотала прислуга, а взрослые беседовали в большой зале.

Сегодня ожидали гостей.

Изабелла знала, что их приезд обсуждали заранее. Знала, что дядя Робер сначала удивился, но потом согласился их принять.

Во дворе послышался стук колёс.

Карета остановилась у крыльца. Экипаж был изящным, но без герба – скорее, подобный мог бы принадлежать купцу или богатому путешественнику.

Из него первым вышел высокий мужчина в тёмном плаще. Он осмотрелся с лёгкой улыбкой, будто изучая новое место.

Но внимание Изабеллы привлекла не он.

Вслед за ним из кареты вышла женщина.

Она двигалась мягко, плавно, но с какой-то особенной уверенностью. В её жестах не было суеты, но было спокойное, естественное чувство превосходства, которое ощущалось даже на расстоянии.

Изабелла невольно сжала в руках подол платья.

Она не могла объяснить, почему, но не могла отвести взгляда.

Женщина поднялась по ступеням, и вдруг её взгляд скользнул вверх – точно туда, где за занавеской пряталась Изабелла.

Они встретились глазами.

Изабелла почувствовала лёгкую дрожь, но не от страха. Скорее от… непонимания.

"Почему я чувствую, что знаю её?"

Женщина слегка улыбнулась.

– Ты, должно быть, Изабелла, – сказала она, и её голос оказался таким, каким Изабелла его ожидала.

Тёплый, но полный скрытого смысла.

Изабелла молча кивнула.

Она не понимала, что именно произошло, но чувствовала, что этот вечер она запомнит надолго.

Изабелла услышала, как внизу зашуршали платья и раздались голоса – слуги поспешили принять гостей. Через мгновение дверь в большую залу открылась, и Изабелла, всё ещё стоя у окна, увидела, как вошли новоприбывшие.

Дядя Робер поднялся навстречу гостям, лицо его оставалось дружелюбным, но в его взгляде мелькнула тень любопытства. Он поклонился женщине и её спутнику:

– Донна Анна, мессер Тагеретто, милости просим в наш дом.

– Вы слишком любезны, месье Бюро, – женщина ответила так, словно говорила не просто вежливые слова, а утверждала нечто неоспоримое.

Изабелла наблюдала, как Донна Анна двигалась по комнате, едва касаясь пола, – не то чтобы она плыла, но в её походке было что-то неуловимо грациозное, как у хищной кошки, которая знает, что всё вокруг принадлежит ей, но не считает нужным демонстрировать это.

Тагеретто же выглядел проще: он тепло улыбался, приветствуя хозяев, и легко вступил в разговор с дядей Робером, словно они были старыми знакомыми.

Изабелла знала, что должна спуститься к ужину – ей велели присутствовать, – но ноги сами несли её вниз не из-за долга, а из-за внутреннего желания понять, кто же эта женщина.

Когда она осторожно вошла в залу, Донна Анна повернула голову, и их взгляды снова встретились.

Теперь, при свете свечей, лицо женщины казалось ещё более необычным: его нельзя было назвать молодым, но и старым оно не было. Изабелла заметила странное чувство неизменности в её чертах, будто время само решило обойти её стороной.

– Вот и ты, дитя, – мягко сказала Донна Анна.

Изабелла подошла ближе, почти не дыша.

– Ты не боишься меня? – с лёгкой улыбкой спросила женщина, чуть склонив голову.

Изабелла хотела сказать, что боится. Или что чувствует что-то странное.

Но вместо этого слова сами сорвались с губ:

– Нет.

Донна Анна посмотрела на неё долгим взглядом, потом медленно протянула руку и коснулась её щеки.

– Верно, – тихо сказала она, словно что-то в этом ответе её удовлетворило.

Изабелла почувствовала, как по коже пробежал тёплый, лёгкий озноб.

Она не понимала, что именно только что произошло, но знала одно:

Эта женщина изменит её судьбу.

Изабель стояла в сумеречном свете у дверей дома, где прошли её самые важные годы. Париж медленно погружался в вечернюю тишину, и запах прелой листвы, смешанный с ароматами воска и пергамента, наполнял воздух.

Донна Анна стояла напротив неё – высокая, непоколебимая, но в этот момент в её глазах отражалась едва уловимая тень печали. Изабель не могла вспомнить ни одного случая, когда эта женщина, столь сильная и непреклонная, позволяла себе хоть малейшую слабость.

– Ты готова? – Голос Донны Анны был мягче, чем обычно.

Изабель кивнула, хотя внутри всё сжималось. Как можно быть готовой оставить того, кто стал для тебя не только наставницей, но и кем-то большим – кем-то, кто видел в тебе будущее, вкладывал в тебя знания, словно знал, что однажды они спасут тебе жизнь?

– Я не хочу уходить, – наконец прошептала она.

Анна шагнула ближе, её ладонь, тёплая и твёрдая, коснулась щеки Изабель.

– Ты должна. Это не конец, дитя. Это начало.

Изабель знала, что в этих словах – истина, но ей хотелось оспорить судьбу. Хотелось остаться, ещё немного учиться, ещё хоть раз услышать, как Донна Анна объясняет ей сложные латинские конструкции или ловко парирует её удары во время фехтования.

– А если я не справлюсь?

Анна усмехнулась, и в этой улыбке была вся её суть – ирония, уверенность, сила.

– Если бы я хоть на мгновение усомнилась в тебе, ты бы не стояла сейчас здесь.

Изабель стиснула зубы, пытаясь сохранить самообладание, но в груди что-то дрогнуло.

– Обещай мне, что ты не исчезнешь.

Анна долго смотрела на неё, и в её взгляде было нечто древнее, неведомое, но не пугающее. Она не дала обещания, потому что, возможно, знала: дороги их разойдутся далеко и надолго.

– Верь в себя. Верь в знание. И знай – я всегда рядом, даже если ты меня не видишь.

Изабель сжала пальцы на рукаве платья Донны Анны, ещё мгновение стояла так, запоминая тепло, силу, ту неизменную уверенность, что исходила от этой женщины. А затем отпустила.

Шаг назад. Ещё один. Развернуться. Сделать первый шаг в новую жизнь, оставляя за спиной Париж… и её.

Когда дверь закрылась, Изабель поняла, что это было самое трудное прощание в её жизни.

Изабель ощущала, как тяжёлый мужской камзол немного стесняет движения, а высокие сапоги непривычно давят на лодыжки. Она нервно поправила пояс, чувствуя себя неуклюжей в этом новом облачении.

– Зачем? – спросила она, обернувшись к Донне Анне.

Та склонила голову, изучая её с лёгкой усмешкой.

– Потому что в платье ты выглядишь как юная благородная девушка, а в этом – как человек, которому не стоит переходить дорогу, – спокойно ответила она. – Впереди тебя ждёт дорога, Изабель. Возможно, опасная. Женщина, путешествующая одна, – лёгкая добыча. Но мужчина… – она сделала паузу, – мужчина с мечом уже не так прост.

Изабель не знала, что сказать. Она привыкла доверять Донне Анне во всём. Если та сочла необходимым, чтобы она выглядела не как благородная дама, а как молодой человек – значит, так было нужно.

– И потом, – добавила Анна, с лёгким оттенком насмешки, – ты не раз доказывала, что умеешь обращаться с клинком. В мужском платье тебе будет проще защитить себя, если придётся.

Изабель глубоко вздохнула и кивнула.

Анна сделала знак рукой, и вперёд вышли шестеро мужчин – её телохранители. Все крепкие, опытные, закалённые в боях. Старший из них, статный воин с коротко подстриженными тёмными волосами, шагнул ближе.

– Это Этьен, – сказала Донна Анна, глядя на него с непроницаемым выражением лица. – Он лучший среди моих людей. Я доверяю ему.

Изабель заметила, что в голосе Анны было что-то особенное – не привычная командная строгость, а почти незаметная, но всё же ощутимая теплота.

– Он останется со мной? – тихо спросила Изабель.

Анна кивнула.

– Да. Он будет твоим щитом.

Изабель взглянула на Этьена. Тот спокойно кивнул ей, словно подтверждая, что его судьба теперь связана с её.

– Ты не жалеешь, что отправляешь его со мной? – спросила Изабель, осторожно наблюдая за выражением лица Анны.

Женщина медленно повернула к ней голову. В её взгляде было что-то похожее на сожаление… но лишь на миг.

– Я никогда не жалею о своих решениях, – тихо сказала она. – А теперь иди. Время не ждёт.

Изабель глубоко вдохнула, последний раз взглянула в глаза своей наставнице и, сжав кулаки, сделала первый шаг в новую жизнь.

Донна Анна хмыкнула, наблюдая, как Изабель неловко застёгивает ремень камзола.

– По крайней мере, пока тебя не будет, в доме станет тише, – с лёгкой усмешкой сказала она. – Никакого звона шпаг с утра до вечера. Мои уши наконец-то отдохнут.

Изабель фыркнула, взглянув на наставницу искоса.

– А мне казалось, вы находили этот звук весьма приятным, – парировала она.

Анна слегка склонила голову, как будто размышляя.

– Возможно. Но мне не помешает пара месяцев без вечных стуков рапиры о деревянный пол.

Этьен, стоявший рядом, позволил себе лёгкую улыбку, но тут же снова принял серьёзный вид.

Изабель чуть сильнее затянула ремень на поясе, чтобы скрыть внезапную волну эмоций. Она знала, что это была лишь шутка, но в словах Анны всё же прозвучало что-то большее – тонкий намёк на то, что время их совместных тренировок действительно подходит к концу.

– Ну что ж, постараюсь вернуться скорее, чтобы не дать вам заскучать, – ответила она, надевая перчатки.

Анна не ответила, лишь наблюдала за тем, как Изабель уверенно шагнула к лошади, за которой уже ждали шестеро её сопровождающих. Только когда девушка взобралась в седло, она услышала тихий голос наставницы:

– Я на это рассчитываю.

Ранним утром, когда первые лучи солнца осветили шпили Нотр-Дам, Изабель покидала Париж. Каменные мостовые столицы ещё хранили ночную прохладу, но город уже пробуждался. Тишина, с которой она выходила из семейного дома, быстро сменилась шумом торговцев, перекличкой возниц и мерным стуком копыт по булыжнику. Она не оборачивалась, но сердце сжималось: Париж был её домом, его узкие улочки, мастерские, рынки – всё это оставалось позади. Она знала, что впереди её ждёт новое, но чувство прощания не отпускало.

Предместья Парижа были полны жизни. Здесь находились мастерские ремесленников, кузницы, кожевенные лавки и небольшие харчевни для путников. Воздух наполнялся запахами свежего хлеба, дыма и горячего железа.

На базаре торговцы уже выкрикивали цены:

– Свежие яблоки, сладкие, как поцелуй юной девушки!

– Тёплый хлеб! Горячий, прямо из печи!– Лучшие меха, прямо из Фландрии!

Изабель наблюдала за жизнью, но её мысли были где-то далеко. Одна сцена особенно врезалась в память: перед кузницей коренастый кузнец выковывал подкову, а рядом мальчишка-ученик держал в руках длинный меч, ещё не отполированный. Она вспомнила, как Донна Анна учила её фехтовать, и вдруг ощутила на себе вес мужского камзола, который наставница заставила её надеть перед дорогой.

– Привыкнешь, – сказала тогда Донна Анна. – В нём удобнее ездить верхом, да и путников с мужской одеждой останавливают реже.

Изабель тогда лишь рассмеялась, но сейчас, покидая город, поняла, что наставница вновь думала наперёд.

Первый большой привал был у Марны. Группа добралась до переправы в полдень, когда солнце стояло в зените. Берега реки были поросли ивами, их тонкие ветви касались воды, будто желая зачерпнуть прохладу.

Паромщик – жилистый мужчина лет пятидесяти с густой бородой – принимал плату с купцов и внимательно осматривал каждого нового путника. У переправы всегда было оживлённо: торговцы с повозками, крестьяне с мешками муки, вооружённые всадники.

– Далеко держите путь? – спросил пожилой купец в богатом плаще, когда Изабель остановилась рядом.

– В Страсбург, – ответила она, не вдаваясь в детали.

Купец понимающе кивнул:

– Тогда вам ещё долго трястись в седле. Пути нынче не самые спокойные. В лесах близ Бар-ле-Дюка появились бродячие солдаты, бывшие наёмники. Кто-то из них теперь разбойничает.

Этьен, старший из сопровождающих, молча сжал поводья, внимательно слушая.

Когда их лошади и припасы были погружены на паром, Изабель села на деревянную скамью, наблюдая, как медленно проплывает берег. Её спутники молчали, погружённые в свои мысли.

Изабель закуталась в плащ и выглянула в окно кареты. Дорога в Страсбург была долгой, и к вечеру колёса уже неприятно дребезжали по камням. Спутники молчали, каждый занят своими мыслями, а ей оставалось лишь смотреть на пейзаж, который медленно проплывал мимо.

Она откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Мысли сами собой унесли её в прошлое.

Латынь и рапира

– Repetitio est mater studiorum, – голос Донны Анны звучал ровно, но в нём не было терпения учителя. Скорее – требовательность командира, который не терпит слабости.

Изабель сидела за массивным дубовым столом, перед ней лежал манускрипт. Её рука уже болела от постоянного переписывания фраз, но она не смела жаловаться.

– Ты не должна знать язык. Ты должна владеть им. – Донна Анна медленно прошлась по комнате, взглядом оценивая её работу.

Изабель кивнула.

– Повтори.

Девочка вдохнула и чётко, как на суде, произнесла:

– Repetitio est mater studiorum.

Донна Анна улыбнулась – едва заметно, но одобрительно.

– Хорошо. Теперь по-французски.

– Повторение – мать учения.

– А теперь на греческом.

Изабель сжала перо в пальцах. Греческий давался ей сложнее…

Она хотела угодить наставнице. Хотела услышать это редкое одобрение.

Но как только она открыла рот, Донна Анна вдруг сказала:

– Стой.

Изабель замерла.

Женщина подошла ближе и легко вытянула руку – ловко, стремительно, как вспышка клинка.

– Как ты держишь перо?

Изабель моргнула, не понимая, к чему этот вопрос.

– Как… обычно?

Донна Анна усмехнулась, и в этот миг её глаза стали чуть темнее.

– Вот в этом твоя ошибка, – она развернулась к стене, где на крюке висела рапира, и протянула её девочке. – Рука, что держит перо, должна быть так же точна, как рука, что держит клинок.

Изабель только взялась за эфес, как Донна Анна атаковала.

Рапира соскользнула по её клинку, быстро, неожиданно, и в следующий миг конец оружия был направлен ей прямо в горло.

– Ты проиграла.

Изабель сглотнула.

– Но… я не была готова!

– А враг предупредит тебя? – Донна Анна опустила рапиру и наклонилась ближе. – Враг всегда нападёт тогда, когда ты не готова.

Изабель молчала.

– Давай ещё раз, – сказала Донна Анна.

И они продолжили.

Возвращение в реальность

Карета подпрыгнула на ухабе, и Изабель открыла глаза.

Всё это было так давно.

Но всё ещё жило в ней.

Она посмотрела на свои руки.

– Рука, что держит перо, должна быть так же точна, как рука, что держит клинок.

Изабель усмехнулась и покачала головой.

– Ты оказалась права, Донна Анна, – пробормотала она себе под нос.

Страсбург приближался. А с ним – и её судьба.

Дорога после переправы пошла на подъём. Поля и виноградники сменились редкими лесами, воздух стал прохладнее. К вечеру впереди показались первые строения Сен-Дизье.

Город встречал путников высокими стенами и башнями, возвышавшимися над каменными домами. Это был укреплённый пункт на границе Шампани и Барруа, важный для защиты от нападений.

Войдя в город, группа оказалась на узких улицах, мощённых булыжником. Здесь всё было иначе, чем в Париже: меньше суеты, но больше военной строгости. Стражники у ворот проверяли прибывающих, на улицах можно было встретить закованных в латы рыцарей.

Изабель с облегчением спешилась у трактира. Завтра предстоял новый день, и путь в Нанси ждал их впереди.

Дорога после переправы пошла на подъём, петляя среди редких рощ и широких полей. Лошади шагали ровно, их копыта мерно отбивали ритм по утоптанной земле. Воздух здесь был свеж, напоён запахами прелой листвы и влажной земли – осень начинала вступать в свои права. Изабель вглядывалась в горизонт, но пока кроме холмов и рощ впереди не было видно ничего, кроме сероватой дымки, клубившейся над землёй.

– К ночи будем в Сен-Дизье, если не задержимся, – заметил Этьен, взглянув на небо.

– А что нам делать в дороге, кроме как двигаться? – усмехнулся один из солдат.

– Лишь бы погода не испортилась, – добавил другой, указывая на тучи, сгущавшиеся к западу.

К вечеру наконец показались первые строения Сен-Дизье. Город возвышался над равниной, словно каменная цитадель, охраняющая торговые пути между Шампанью и Лотарингией. Высокие стены, крепкие башни, узкие бойницы – всё говорило о его военном значении. Время от времени на стенах мелькали силуэты часовых, а у ворот стояли вооружённые стражники.

Войдя внутрь, путешественники попали в лабиринт узких улиц, вымощенных булыжником. Здесь всё было не так, как в Париже: меньше суеты, больше суровости. Дома стояли плотно, будто прижимаясь друг к другу, а жители казались менее оживлёнными, чем в столице. В воздухе пахло дымом, кострами и варёным мясом – где-то в трактире готовили ужин.