Это была абсолютная нищета и птичья застенчивость, которым я пытался противостоять с невыносимой гордостью и жестокой прямотой. Я чувствовал, что она повсюду мешала, и даже некоторые знакомые указывали мне на нее. Нагляднее всего мой скверный характер выглядел в комнате редакции «Эль Эральдо», где я писал до десяти часов без перерывов в отдаленном углу, ни с кем не общаясь, окутанный облаком дыма от дешевых сигарет, которые я курил без остановки в одиночестве, без какого-либо облегчения.