Издательство Ивана Лимбаха продолжает исследовать нацистские практики и обыкновения. После двух книг Хаффнера и Немецкой осени Дагермана они издали дневник непосредственного свидетеля эпохи.
Аннотация (писатель-журналист, погиб в Дахау, описывает варварство национал-социализма…) настраивает на определенную волну: если и не Репортаж с петлей на шее , то что-то близкое.
Но уже в предисловии Николай Власов без обиняков помещает автора в контекст:
Рек принадлежал к деятелям так называемой консервативной революции – течению немецких интеллектуалов, которые <...> объективно помогли приходу Гитлера и во многом сделали национал-социализм приемлемым для консервативных элит.
Никита Елисеев в послесловии уточняет: Рек – баварский помещик, аристократ, католик. От себя добавлю: сноб и душнила.
Да и дневником в обычном понимании, более-менее последовательной хроникой происходящего, книгу назвать сложно. Примерно две трети записей – это пересказ сплетен разной степени достоверности, name dropping (знакомства у Река были обширные), экскурсы в прошлое, а больше всего здесь ламентаций и диатриб – типично немецких, выспренно-трескучих пассажей на целые страницы. Нужно привыкнуть к стилю. Или малодушно пролистывать (как я).
Нацистов Рек ненавидит истово:
Вас там, наверху, я ненавижу, наяву и во сне, я буду ненавидеть и проклинать вас в час моей смерти, я буду ненавидеть и проклинать вас даже из могилы, и вашим детям и детям ваших детей придется нести мое проклятие. У меня нет другого оружия против вас, кроме проклятия, я знаю, что оно иссушит мое сердце, я не знаю, переживу ли я вашу гибель..... Но я хорошо знаю, что нужно ненавидеть эту Германию всем сердцем, если ее действительно любишь, и лучше я десять раз умру, чем увижу ваш триумф. Наверху по-прежнему белые негры управляют своими тупыми машинами, летящими к насилию и злу, разрушая торжественную тишину весеннего дня. Я плачу. Но, наверное, больше от гнева и стыда, чем от печали...
Ненавидит, впрочем, не столько за смерть и разрушения, которые они принесли Европе (об этом и не особо упоминается), сколько за уничтожение его буколической-крестьянской-религиозной-духовной Баварии. И еще за то, что они, пошляки и хамы, «стадо злобных обезьян», посмели занять место аристократов – его место!
Второй объект ненависти – пруссаки, олигархи и генералы:
Кокотки любой подходящей вам в данный момент политической конъюнктуры, ренегаты своего прошлого, печальные пособники промышленной олигархии, с притязаний которой на власть начался распад наших общественных и государственных структур, жалкие планировщики этого неудачного грабежа, организованного в России от имени Круппа со товарищи, само планирование которого представляет собой максимум политического дилетантизма и геополитической безграмотности... Лишенные всякого нравственного закона, безнадежные безбожники и безумцы... нет, более того, настоящие ненавистники всего святого, всего прекрасного, всего, что закрыто для вашего плоского прусского утилитаризма.
Интонация резко меняется в последней трети книги, когда война приходит – прилетает на бомбардировщиках союзников – в его родную Баварию. Ужас, отчаяние, неминуемость катастрофы – которую Рек ждет как спасение.
Впечатления от дневника двоякие. Автор – прежде всего, из-за его напыщенности и велеречивости – скорее неприятен. Его философствования о «физиологии и патологии массового человека» не особо интересны, но цайтгайст в наличии. Так что, хотя книга оказалась и не тем, чем показалась мне при покупке, о прочтении ничуть не жалею.