знатока человеческого сердца, недостаточно, чтобы решить, как сумеет та или другая женщина разобраться в этом решении загадки и в этой загадке решения, и какое ужасное, далеко захватывающее презрение должно царить в бедной душе, выпавшей из своих пазов; вот тут-то и надо искать корень всей женской философии и скептицизма! – Затем самое глубокое молчание и на будущее время: и часто приходится молчать перед самой собой, закрывать глаза на саму себя. – Вот почему молодые женщины стараются показать, что мысли их скользят по поверхности, что они живут, не задумываясь; и самые чистые из них прикидываются в этом отношении до бесстыдства. – Женщины легко смотрят на своих мужей, как на вопросительные знаки своей чести, а на детей, как на апологию и кару, – им нужны дети, и они желают себе их, но желают совершенно иначе, чем мужчина. – Одним словом, никакая снисходительность не будет достаточно большой по отношению к женщинам! – Животные думают о женском поле иначе, чем люди; он имеет для них значение, как собрание производительниц. У них не существует отцовской любви, но что-то вроде любви к детям своей любовницы и привычка к ним. Самки же в детях находят удовлетворение своего властолюбия и чувства собственности; дети дают им возможность занять их время, представляют нечто понятное, с чем можно