10

На следующий день Гриша плелся по указанному адресу, пытаясь оттянуть трогательный момент встречи с итальянскими мафиози. Когда же наконец оказался возле нужного ему дома, тяжело вздохнул и отчаянно, как вешающийся с табуретки, шагнул в двери. Его встретил невысокий, пухленький, улыбчивый итальянец. С интересом выслушал Гришины сбивчивые объяснения, радостно воскликнул: «O’кей!» и скрылся в соседней комнате. Через некоторое время из нее вышел высокий, плотный, черноволосый человек и обратился к Грингольцу:

– Привет. Я Джо Тавиани. Так это ты сидел вместе с моим братом?

– Да, сэр.

– Зови меня Джо. Ну как он там?

– Все в порядке, Джо. С ним все хорошо.

– Отлично. Тебе нужна работа, ведь так?

– Было бы неплохо. Я недавно вышел, и мне совершенно некуда пойти, – отвечал Грингольц.

– Ну что ж, будешь моим водителем? Ты хорошо водишь машину?

– Да, Джо, я очень хороший шофер и с радостью стану твоим водителем.

– Вот и отлично. Приходи завтра в девять утра ко мне. Мы обговорим все детали.

Гриша кивнул, пожал протянутую руку и вышел на улицу.

«Ну вот, первый шаг сделан, и отступать некуда, все опять возвращается на круги своя». По спине струился холодный пот.

Гриша оказался ценным и понятливым работником. С рвением выполнял поручения шефа, прилично водил машину и никогда не задавал лишних вопросов. Тавиани был в восторге от своего нового шофера, увеличил в два раза жалованье и частенько приглашал в бар в качестве собеседника. Однажды во время одной из таких посиделок Джо сказал:

– Послушай, Грэг, ты хороший парень, ты мне нравишься, но ты какой-то напряженный.

– Разве? – осторожно выговорил Грингольц.

– Да-да, и не спорь, это последствия отсидки, я знаю. Я сперва хотел приставить тебя следить за моим младшим братом Тони. Он – известный доктор…

Грингольц кивнул головой в знак того, что слышал.

– … В чужих мозгах здорово копаться умеет, а своих так еще и не нажил, вот я и хотел узнать, что он делает в свободное время, хотя он говорит, что такого у него не бывает. Но подумал… но вот я подумал, может, тебе будет проще работать со своими. Хочешь, порекомендую тебя русским. Может, у них найдется для тебя местечко?

– Не знаю, Джо. Позволь мне подумать, – ответил Грингольц и бросился звонить Ладе.

– Это же отлично! – воскликнула Панова. – Соглашайся не раздумывая. О такой удаче я даже не могла мечтать. Ты молодец, Грингольц. Продвигаешься по карьерной лестнице, так сказать.

Так Гриша в качестве личного водителя перешел по наследству от итальянской мафии к русской. Благодаря своей исполнительности и усердию, он, путем несложных служебных перестановок, стал возить Бакатина во время его появлений в Штатах и приносить немало полезной информации Ладе Пановой.

11

День, когда Лада Панова узнала, что ей предстоит оказаться на своей исторической родине, в Москве, начался просто ужасно.

«Гришка Грингольц определенно пропал! – раздраженно думала Лада, не без брезгливости подходя к чреву нью-йоркской подземки. – Сегодня последний срок, когда ему надо отмечаться в полицейском управлении и, улыбаясь, заверять, что он по-прежнему в Нью-Йорке, живет как запуганный кролик и безмерно благодарен за то, что заботливое око добровольно-обязательной социальной защиты присматривает за ним; и что, мол, он теперь совсем паинька, поступил на курсы собачьих парикмахеров. Офицеры же полиции (те, кто не знает, что Грингольц является осведомителем) воспринимают, естественно, его объяснения как сущий бред сумасшедшего, особенно когда он говорит, что счастлив работать и возит вовсе не записного мафиози, а лучшего друга всех русских Нью-Йорка, и прочая, прочая».

Однако в квартире Грингольца третьи сутки уже никто не поднимает трубку. Этой ночью Лада пыталась дозвониться до него (для чего поставила будильник на четыре утра), но все бесполезно. И из-за этого Грингольца она сегодня совершенно не выспалась.

А день просто ужасный. За крыши небоскребов цепляются противные свинцовые тучи, но дождя нет. Просто Лондон какой-то. Сырой осенний ветер, кажется, продувает насквозь, а в воздухе неподвижно висит маслянистая дымка смога, как в самые безветренные дни. Все это Лада ощутила, когда вышла из своего серебристого «форда-мондео» последней модели и, с силой захлопнув дверцу, дала ему «подзатыльник», шлепнув ладонью по ветровому стеклу. Но безнадежно заглохший «форд» от этого и не подумал заводиться. Машину пришлось бросить на улице и до полицейского управления добираться грязными лабиринтами нью-йоркского сабвея, а перед этим еще пройти пару улиц района Куинс, где жила Лада, что тоже не самое большое удовольствие.

К своим двадцати шести годам Лада Панова сделала стремительную карьеру в полиции Нью-Йорка.

Ее родители – оба генетики – оказались в Америке по приглашению фармацевтической корпорации SUN, причем мать до самого последнего момента скрывала от американской стороны, что приехала в Америку беременной уже на третьем месяце. Так что Лада – стопроцентная американка, хотя и зачали ее в Москве.

Родители-генетики (которым в любой стране открыта зеленая улица) без проблем получили американское гражданство, однако и не думали забывать русские корни. Говорили дома почти всегда по-русски, учиться Ладу отдали в русскую школу, где, правда, девочка проучилась всего три года. Потом родителей перевели в Калифорнию, и Лада окончила уже американский колледж. В Калифорнии она чудом поступила в Полицейскую академию, которую, надо сказать, закончила лишь благодаря своиму фантастическому упорству.

Ну а дальше для всего семейства Пановых начала сбываться пресловутая американская мечта, что, как ни странно, иной раз случается с упорными работягами. Всем Пановым повезло: родителям предложили заведовать собственной исследовательской лабораторией со значительным бюджетом. Они переехали из Калифорнии в симпатичный зеленый пригород Нью-Йорка Ривердейл, правда, имеющий один существенный недостаток: из-за своего территориального расположения он считался «нежелательным». Чтобы добраться из Нью-Йорка в Ривердейл, надо проехать через Южный Бронкс и Гарлем, что в ночное время просто опасно. Но Лада после выходных, проведенных у родителей, часто возвращалась глубокой ночью в свою нью-йоркскую квартиру совершенно одна, даже без оружия, лишь с полицейским жетоном в сумочке, и при этом не испытывала ни малейшего страха.