Кто-то размашисто и мерно бил Юрия Гордеева по голове тяжелым металлическим прутом. От каждого удара голова гудела, как большой чугунный колокол. А потом огромный полосатый шмель жужжал и шипел, надрываясь, и вдруг подлетел к самому уху, вжикнул напоследок, влетел в ухо, пошарил в голове – и через другое ухо вылетел.
Такой сон снился адвокату Гордееву на излете белой северной ночи. Он проснулся, потянулся, потряс головой. Шмеля в голове не обнаружилось, но легче от этого Гордееву не стало. Голова по-прежнему болела нестерпимо. Кровать, на которой пытался проснуться Гордеев, слегка покачивалась. Где-то над головой раздавался странный гул – видимо, именно он и навеял жужжание шмеля в последнем сновидении.
Первый луч ласкового раннего солнца бил прямо в глаз сквозь круглый иллюминатор. Открывать глаза полностью не хотелось. Только быстрый взгляд сквозь полусомкнутые тяжелые веки с попыткой произвести рекогносцировку местности, и тут же отказаться от этой бесполезной затеи… Соображать, где он находится, почему вместо окна в стене расположен иллюминатор и почему же так болит голова, Гордееву тоже не хотелось. Уснуть уже было невозможно, мешало мерное гудение где-то в вышине и пронзительный солнечный свет. Больше всего Юрию Гордееву сейчас хотелось умереть, не приходя в сознание.
Но и этого ему сделать не позволили.
– Ну че! Проснулся? Пора уже! Через час подплываем, – раздался пронзительный женский голос где-то совсем рядом.
Гордеев даже вздрогнул:
– Кто здесь?
Женщина хохотнула откуда-то из темноты, куда еще не попадал солнечный свет.
– Не, ну вы видели? Кто я, он спрашивает! Глаза разуй, дорогой!
Гордеев «разул глаза», хотя страшно не хотелось это делать, но пришлось выходить из сумеречного состояния и переживать похмелье наяву. То, что голова разламывается именно по причине похмелья, было вне всяких сомнений… Вряд ли адвоката Юрия Гордеева действительно били железным прутом по голове всю ночь. Значит, похмелье. Даже проявились смутные воспоминания – виски, джин, липкая «бехеровка», экзотическая настойка канабиса, потом еще самбука и что-то еще – горькое, изумрудно-зеленое, без названия, а ближе к финалу вечера запомнился еще отвратительный коктейль «черный русский» – одна треть водки, одна треть сухого вермута и одна треть рассола из-под черных маслин. От воспоминаний Гордеева затошнило. Вспомнилась ему и обладательница голоса – ну почти вспомнилась, – то ли Галька, то ли Валька или даже Майка. А находится он на теплоходе – дай бог название припомнить, впрочем, черт с ним! – и подплывают они сейчас к славному городу Санкт-Петербургу после трехнедельного морского круиза с заходами в различные порты северной и прочей Европы.
Гордеев поднял голову. Сфокусировав взгляд, ему удалось разглядеть сидящую в глубине комнаты рослую девушку с копной рыжих волос, мощными ногами и очками на маленьком носу. Кроме очков на ней, кажется, ничего и не было. «Боже мой, и откуда она взялась? – с ужасом подумал Гордеев. – Впрочем, по пьяни еще и не такое бывает. Оттянулся, называется. А ведь слово давал – никакого флирта во время отпуска! Впрочем, тут, кажется, никакого флирта и не было. Девушка, очевидно, определенной категории».
– Галька, будь человеком, дай воды! – простонал Гордеев.
– Я не Галька, я – Гайка! – ответила девушка и вдруг процитировала Антона Павловича Чехова: – «В пьянстве был не замечен, но по утрам жадно пил холодную воду».
– Классику знаешь? – с недоумением отреагировал Гордеев.
– А как же! – немного обиделась девица. – В универе учусь! Отличница, между прочим.
– И теперь, значит, летнюю практику проходишь… – пробурчал Гордеев, пока Гайка наливала воду в стакан.
Воду Гордеев и правда пил жадно. Глотал он теплую минеральную воду с болотистым запахом и с плотным ржавым осадком на дне бледно-голубой бутылки. Название вода носила слегка неприличное: «Полюстрово».
«Да уж, прелести заграничной жизни закончились! Добро пожаловать на родину. И вода тут – ржавое „Полюстрово“, и девушек с университетским образованием зовут Гайками… А ведь не далее как позавчера я ходил по улицам уютного Копенгагена, на русалку смотрел. Эх…» – только Гордеев хотел углубиться в приятное подведение итогов собственного бурного вояжа, как Гайка его перебила:
– Ну че, дорогой?! Расплачиваться-то не пора?
«Расплачиваться? Это она про деньги, что ли? Деньги – это такие разноцветные бумажки, точно… – тупо и медленно текли мысли в голове гордеева. – А вот остались ли у меня деньги после всех этих приключений? Интересная мысль…»
– Расплачиваться?… А… За что?.. – поинтересовался Гордеев, хотя уже сам начал догадываться, за что именно у него требовала денег рыжая Гайка.
– То есть как это «за что»! – рассердилась та. – За коплекс услуг!
– Ладно, ладно… – вздохнул Гордеев, хотя ни одной услуги из этого самого «комплекса» он, хоть убей, не помнил.
Ему все же пришлось принять вертикальное положение, надеть штаны и достать бумажник. Он был пуст. Совсем, абсолютно, безнадежно пуст. Нет, там оставались, конечно, какие-то бумажки и документы, на месте было и удостоверение Коллегии адвокатов, паспорт и даже загранпаспорт с шенгенской визой, но вот денег там как раз и не было.
«Да, хорошо заканчивается отпуск», – тоскливо подумал Гордеев.
В отпуске, надо сказать, он не был уже три года. Как говорил сам Гордеев: «тридцать лет и три года», уверяя, что каждый год его нервной работы идет за десять. А работал он – служил, трудился, старался – на благо столичной юридической консультации номер десять, что находится в Москве, на Таганке.
«Нет у меня навыка отдыхать, заработался, разучился. Отрываюсь, будто на свободу вырвался и век воли не видал. Поэтому и Гайки всякие неизвестно откуда появляются…»
Поискав по другим карманам, а также заглянув в дорожную сумку, Гордеев денег так и не обнаружил. Ценностей особых типа золотых часов или перстней с каменьями у него отродясь не водилось. Расплачиваться с Гайкой было нечем, а она между тем со все возрастающей тревогой наблюдала за манипуляциями Гордеева. «А ведь у нее наверняка тут где-то есть и крыша», – с тоской подумал адвокат.
Ладно бы подъезжали они к Москве-столице – там бы Гордеев смог позвонить кому-нибудь из приятелей или сестрице Ваве. Повинился бы, покаялся, но денег бы перехватил. А тут Питер – город, конечно, Гордееву знакомый, но не близко. Друзей-приятелей, у которых можно было бы вот так запросто взять денег, чтобы и с Гайкой расплатиться, и до дома добраться, таких друзей у Гордеева в Питере не было. Ну некому ему было позвонить. Впрочем, ежели он собирался кому-то звонить, значит, оставался у Гордеева еще телефон…
«Да уж, спиртное плохо сказывается на мыслительном процессе – это точно», – в укор самому себе подумал Гордеев. Должен же у него где-то быть сотовый телефон. Вчера еще был. Милая и очень дорогая игрушка, каприз адвоката, который он смог себе позволить с последнего щедрого гонорара. Найдя телефон в кармане дорожной сумки, Гордеев достал его и спросил:
– Гайка, хочешь телефон?
Девушка сморщила свой и без того микроскопический нос, взглянула на серебристый аппарат, который ей протягивал Гордеев, и отказалась:
– На фига он мне, у меня свой имеется, «Нокиа». Вот!
И она вынула из сумки телефон, который, пожалуй, был даже покруче гордеевского.
– Неплохо живут студенты ЛГУ, однако! – воскликнул адвокат.
– Подарок, – неопределенно пробурчала Гайка. – Есть добрые люди на свете…
– Ты смотри, он новый, я его перед самым круизом взял. – Гордеев все не оставлял надежды отдать Гайке телефон. – Ну посмотри, он крутой, последняя модель, с наворотами всякими, хочешь – покажу. Он, между прочим, триста баксов стоил.
– Да на фига он мне! – без энтузиазма повторила Гайка, которой Гордеев старательно всучивал телефон. Гайка руку отвела, и тут телефон запиликал. На мотив: «Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…»
– Ой, ты че! Мент, что ли?! – испуганно воскликнула девушка.
– Нет, Гайка, я не мент. Я хуже… – сказал Гордеев и нажал на кнопку телефона. – Гордеев слушает!
– Юра! Ты где?!
Этот голос адвокат Гордеев узнал бы в любое время дня и ночи. Даже в состоянии клинического похмелья. Это был голос Лены Бирюковой.
– Лена, привет! Я сейчас… – он оглянулся, – плыву на белом пароходе, а ты где?
– Узнал? Юра! А я вот в Питере. И мне твоя помощь нужна… Очень. Где это ты плывешь?
– Вот совпадение-то! Я, Лена, как раз подплываю к Питеру, и где-то через час наш белый пароход причалит у гостиницы «Прибалтийская».
– Отлично! Я тебя встречу, там и поговорим. Пока!
Лена отключилась. Гордеев послушал короткие гудки, а потом сообразил: «Ленка в Питере. Я ей нужен. Вот оно. Есть. Есть, у кого денег перехватить». Юрий посмотрел на определитель и набрал высветившийся номер:
– Лена! Это снова Юра!
– Да?
– Лена, у меня к тебе просьба. Большая просьба – пойми, мне обратиться тут не к кому. Выручай! Ты же сейчас все равно подъедешь. Скажи, у тебя деньги есть?
– Есть. А что?
– Да ты понимаешь, я тут на корабле… И деньги кончились. Неожиданно, – добавил он для убедительности.
– Что? Загулял наш поручик? – усмехнулась Лена.
– Загулял, – виновато ответил Гордеев.
– Сколько нужно, чтобы вызволить ваше высокоблагородие?
– Ну долларов сто…
Тут раздался голос Гайки:
– Между прочим, сначала надо у меня спросить. Мы вчера на сто пятьдесят договаривались!
– Лена, нужно двести, – послушно повторил в трубку Гордеев.
– Хорошо, господин адвокат! Привезу я вам требуемый выкуп. Только потом обязуешься помогать мне денно и нощно. Договорились?
– Лена! Какой разговор! Когда я тебе отказывал! Да что случилось-то? Объясни толком.
– Приеду – расскажу. Извини, Гордеев, мне торопиться надо, – отрубила Лена, и Юрий снова услышал в трубке короткие гудки.
Ах, Лена, Лена… Были бы у Гордеева хоть какие знакомцы в Петербурге, не стал бы он просить денег у Лены Бирюковой – ни в жизнь. Слишком странные отношения связывали их последние несколько лет. Когда-то Юрий буквально спас ее от суда и следствия, и роман их развивался бурно и спонтанно. Было время, когда Лена чуть не
О проекте
О подписке