1

Он мог сказать о себе с уверенностью, что жизнь, несмотря на некоторые ее «сюрпризы» и «закавыки», в принципе удалась.

А каких, собственно, благ, кроме уже имеющихся, ему не хватало? Воспитанный советской системой и достигший за годы своей службы высокого государственного поста – перед вынужденным уходом на пенсию он занимал кресло, ни много ни мало, начальника Управления Федеральной службы безопасности по Москве и Московской области и имел звание генерал-полковника. Но в тот момент, когда возникла, едва ли не впервые в жизни, обида за несправедливость, которую вдруг проявил по отношению к нему, верному своему последователю и помощнику, первый так называемый президент России, склонный, как известно, к сумасбродным эскападам, выручили друзья-товарищи. Помогли устроиться, а в сущности, фактически назначили его начальником службы безопасности финансовой группы «Анализ». И учредители «Анализа», прекрасно знавшие, с кем они имеют дело, не могли не согласиться с таким «назначением».

Долг, как говорится, платежом красен, и Виктор Альбертович Порубов, как никто другой, прекрасно понимал это, не забывая своих друзей – также оставивших свои посты и вышедших по капризу непредсказуемого патрона на пенсию – бывшего директора ФСБ Романа Николаевича Воронова и бывшего теперь начальника Службы безопасности президента Николая Алексеевича Короткова.

Ну Воронову-то особой помощи со стороны бывшего подчиненного и не требовалось. Рома, как по-старому называл его Порубов, председательствовал в Межстратегбанке, связанном с многомиллиардными делами Министерства обороны. А перешедший уже свой семидесятилетний рубеж Николай Алексеевич пописывал себе мемуары, довольствуясь теми средствами, которые накопил, будучи рядом с высшей властью. Иногда они встречались накоротке, вспоминали прошлое, поругивали бывшего шефа и продолжали заниматься – каждый своим делом, в меру способностей и требований времени.

Семейная жизнь тоже, в общем, удалась. Виктор Альбертович был женат. От жены – Татьяны Григорьевны – имел двоих взрослых детей: сына Юрия двадцати девяти лет и девятнадцатилетнюю дочь Светлану. Но после неожиданного для себя выхода на пенсию, когда перемены коснулись буквально всех сторон его жизни, казавшихся до того незыблемыми, словно чертик из коробочки, будто бес в ребро – и откуда она только взялась? – вспыхнула в сердце стареющего мужчины, но еще крепкого – ух ты! – любовь к совсем молодой женщине. Ей тогда было всего двадцать пять лет, и она была больше чем вдвое моложе своего любовника. Начальства, которое бдело бы за его нравственными устоями, над ним уже не было, а возмущенной жене Виктор Альбертович резонно отвечал, что бросать семью не намерен, будет помогать, как всегда помогал, но и без этой молодой красавицы, с которой его свела судьба еще в те годы, когда он был в Москве всемогущим начальником, он тоже жить не может. Ко всему прочему, Настя – так ее звали – была уже беременна от него. И потому даже обычная человеческая порядочность не могла позволить ему разорвать с ней отношения. Но ведь он любил ее! Страсть была, причем самая настоящая, искренняя, какая может возникнуть вдруг у человека, влюбившегося в последний раз в жизни. И с Настей он ощущал себя еще вполне молодым, точнее, совсем еще не старым и способным на многое. А она, как женщина умная, охотно поощряла в нем его самолюбие, не претендуя на официальные брачные отношения. Ей достаточно было считаться его так называемой гражданской женой.

Шесть лет длились их отношения, которые он называл истинно семейными, и в их общем ребенке, пятилетней дочке Настеньке, названной так в честь ее горячо любимой мамочки, бывший генерал-полковник души не чаял. Жили они в купленной им для Насти квартире, в новом доме на Оранжевой улице, куда, собственно, и рулил в настоящий момент Виктор Альбертович на своем громадном джипе «гранд-чероки».

Район, где обитал теперь Порубов со своей молодой семьей, был новым, из недавно присоединенных к городской территории, и находился за пределами Московской кольцевой автодороги, в красивой лесной зоне. Оттого и планировка здесь была куда свободнее, чем в старой и тесно застроенной столице. Широкая подъездная дорога вела к трем высоткам, между которыми, вокруг небольшого пруда, зеленел сквер, сохраненный во время строительства, ближе к домам размещалась детская площадка и даже оставалась заасфальтированная территория для парковки автомобилей. Последнее обстоятельство было немаловажным, поскольку в домах, явно претендующих на «элитные», проживала публика далеко не бедная, следовательно, и автомобили здесь имелись фактически в каждой семье, а в некоторых и по два, и по три. Но Виктор Альбертович, еще когда только въезжал сюда, сразу «застолбил» себе место напротив подъезда и ставил свой джип только здесь. Все знали, что это место занимает генерал, и даже когда джип отсутствовал, а кто-то посторонний, полагая стоянку свободной, заезжал сюда, то сторожа, следившие за порядком во дворе и на автостоянке, немедленно прогоняли самозванца. Таков был по-своему незыблемый порядок, и Виктор Альбертович всегда четко следовал ему, приучив и всех окружающих.

Вот и сегодня произошло пусть и не особо значительное, но тем не менее знаменательное событие, которое лишний раз как бы подтвердило внутреннюю правоту отставного генерала Порубова.

Недавно Настина младшая сестра Татьяна родила сына. А ведь, между прочим, свадьбу свояченице устроил именно он, Виктор Альбертович. По просьбе Насти, естественно. И расходы оплатил, а как же иначе? И с жильем помог молодоженам. Отчего же не сделать людям добра, к тому же близким, да еще если у тебя есть на то любые возможности? Не был ни скупердяем, ни жмотом Виктор Альбертович и даже гордился тем, что, делая добро, не ждет ни от кого в ответ благодарности. А может, просто чувствительным становился с возрастом бывший генерал Федеральной службы безопасности. И таким вот образом он как бы расплачивался за грехи прежних лет, коих наверняка накопилось немало.

Во всяком случае, в данный момент Порубов чувствовал себя превосходно. Он был, разумеется, очень польщен, когда узнал сегодня в церкви, где крестили малыша, что того назвали в его честь – Виктором. Вроде и пустячок, а какая приятная неожиданность! Но другая, мелкая мыслишка вдруг подсказала, что не зря, поди, Настя с Татьяной так решили, а Петька, Танин молодой супруг, не возражал. Наверняка намекнули этим самым актом, что, мол, никуда ты теперь не денешься, Виктор Альбертович, будешь вынужден всю жизнь помогать своему крестнику, иначе какой же ты после этого христианин? И смех, и грех…

Тем не менее, возвращаясь с крестин, был Порубов в отличном настроении. Рядом с ним, справа, сидела Настя, невероятно соблазнительная в шикарном вечернем платье от Версачче, с обнаженной коленкой, от одного вида которой Виктор Альбертович, бывало, сходил с ума. Настя молчала, утомленная долгой процедурой в церкви, а потом уже дома у Тани, в застолье, где, вопреки логике, она с мужем оказалась в центре внимания, а это чрезвычайно утомительно.

На заднем сиденье «щебетала» пятилетняя Настена, для которой сегодняшнее событие было, несомненно, особенным: церковь, золото вокруг, громкое пение. Масса праздничного народа. И она задавала свойственные ее возрасту бесконечные вопросы, а усталая мать лениво отвечала. И отец за рулем улыбался, тоже чувствуя некоторое утомление, но также и все возраставшее желание поскорее войти в дом, уложить дочку спать, а самому сжать наконец в объятиях жену, на зрелую красоту которой сегодня буквально все мужчины – что в церкви, что в застолье – так и пялили глаза. А у Виктора Альбертовича все эти взгляды вызывали не столько даже и удовольствие оттого, что он один обладает этой красотой, когда захочет, сколько не к месту вспыхивающая ревность. Вот разве что лишь это ревнивое чувство и портило слегка настроение. Ведь все-таки что ни говори, а он более чем вдвое старше супруги.

Ну стариком-то он себя не считал, да и ее, как видел, вполне устраивал, но покалывала все та же подленькая мыслишка: а вполне ли? Действительно ли оно так, или ее эмоции – умная и умелая игра? Успокаивало то, что Настя ни разу за все шесть лет, что они вместе, сама не подала ему повода для серьезной ревности. А ведь Виктору Альбертовичу не раз, бывало, приходило на память, что в свое время увел-то он Настю от молодого и, возможно, перспективного парня. Увел жестко и целенаправленно, в буквальном смысле вскружив ей голову своими возможностями, своим азартом, щедростью и почти юношеской пылкостью, посулив действительно «златые горы». И ни в чем не разочаровал молодую женщину за шесть прошедших лет. Уж это он мог бы с полным правом поставить себе в заслугу. Ну а что мог бы дать тот, хотелось бы верить, без сожаления оставленный ею парень? Поди, так и не добился ничего в жизни. Ишь как она людей-то ломает… Да черт его знает! Все реже вспоминал о неудачнике отставной генерал.

Уже вечерело, теплые апрельские сумерки опускались во двор, на верхних этажах высоток зажигались огни. Фонари во дворе еще не горели.

– Устала? – спросил он с улыбкой, заруливая по малой дорожке к своему подъезду.

– Есть немного… – Настя вдруг потянулась, вскинув руки, и зевнула, и тело ее напряглось до такой степени, что Порубов едва не бросил руль, чтобы схватить ее и сжать до стона, до крика, каким кончались у них не раз внезапные вспышки страсти. – Следи за дорогой, мой генерал, – слегка охладила она его томным, мурлыкающим голосом и, положив обнаженную руку на его плечо, потянулась губами к его щеке.

Поцелуй был быстрым и горячим, словно выстрел, произведенный украдкой от ребенка, который без устали вертелся сзади.

«Я – ревнивый дурак», – сказал себе Виктор Альбертович и облегченно вздохнул.

Но в следующий момент в нем снова всколыхнулось раздражение, причем с неожиданной для него самого силой.

На его законном месте, напротив подъезда, какой-то наглец поставил свой серый, невзрачный и словно забрызганный засохшей грязью «жигуленок», хотя дождей не было уже больше недели.

Порубов рывком распахнул дверь. Настя крикнула:

– Витя! Не надо! Давай поставим в другое место! – Уж она-то знала, как может сложиться ситуация, когда Виктор злился.

Но Порубов резко отмахнулся от нее, как от нелепой помехи, захлопнул дверь и решительным шагом направился к «нарушителю», чтобы… А собственно, чтобы что? Наорать на него? Но это если бы хозяин находился в машине, а вообще-то на кого орать? На сторожей, которые издали, из своей будки, могли вполне и не углядеть самозванца в наступающей темноте?

Однако хозяин оказался в машине. И едва Порубов с остро вспыхнувшей досадой хлопнул дверцей своего джипа, как открылась правая дверь серых «Жигулей», и оттуда, согнувшись, выбрался человек в сером плаще, оказавшийся довольно высокого роста. Еще у него была бейсболка, низко надвинутая на самые глаза, и белые кроссовки большого размера.

Об этом позже расскажут мальчишки, ставшие случайными свидетелями. И, кстати, по существу, единственными…

– Эй, вы, послушайте! – грозно закричал Порубов, не сбавляя шага.

– Генерал… – послышался в ответ насмешливый голос высокого человека.

И тут же грянули выстрелы.

Грузный Порубов вздрогнул – раз, другой, снова и снова – и, когда стрельба закончилась так же быстро, как и началась, рухнул тяжелым своим телом на асфальт головой вперед, как шел. С истошным криком выскочила из джипа Настя и кинулась к упавшему мужу. Но не успела, не добежала. Снова раздалась очередь выстрелов, как если бы стрелок бил от живота из автомата, и Настя тоже упала на асфальт.

В этот момент «Жигули» резво взяли с места и, заехав правыми колесами на тротуар, обогнули упавших на дороге. Стрелок, сунув обе руки в карманы, быстрым шагом нагнал «Жигули», рывком распахнул дверцу и втиснулся в салон, после чего остановившаяся на миг машина резко набрала скорость и исчезла из вида, свернув за дом.

А к расстрелянным уже бежали люди. От автостоянки, от детской площадки, где еще возилась малышня.

Люди бежали быстро, но подходили к лежащим телам с опаской, будто с ними могло случиться еще что-то ужасное. Из-под тела Порубова натекла большая темная лужа крови. Подбежавший одним из первых сторож дядя Боря, в прошлом – спецназовец, воевавший в Афганистане, присел возле генерала, пощупал у него пульс на шее, отрицательно покачал головой и поднялся.

– Этот готов, – сказал он, опускаясь на колени перед Настей, лежавшей навзничь с раскинутыми в стороны белыми руками. Лицо ее, грудь и правая рука были в крови. – Жива! – вдруг закричал дядя Боря. – Срочно вызывайте «скорую» и милицию!

У кого-то нашелся при себе мобильник, позвонили в «ноль два» и сообщили об убийстве на Оранжевой улице, сказали, что одна жертва еще, кажется, дышит, но без сознания. И когда минут пятнадцать спустя с громким воем сирен подъехали почти одновременно машины из милиции и «скорая помощь», возле тел, лежащих на асфальте, – дядя Боря, как человек, видно, опытный в подобных делах, приказал руками ничего не трогать – осталось лишь несколько человек. Остальные разошлись от греха подальше, а то сейчас начнется – давай показания, да что ты видел, да что слышал? А кому охота весь оставшийся воскресный вечер терять так бездарно? О раненой сами врачи и позаботятся, если ей это поможет, а покойному не поможет уже никто и ничто.

И как-то никто не поинтересовался, не обеспокоился сразу тем, что в машине с затемненными стеклами и за закрытыми дверями плакал ребенок, маленькая девочка, которая ничего не понимала и звала маму, а та не шла к ней. О ней позаботились уже приехавшие оперативники.

2

Полковник Мясищев, ответственный дежурный УВД Юго-Западного округа Москвы, принял сообщение об убийстве генерал-полковника в отставке Порубова в восемь тридцать пять вечера. Ему не нужно было объяснять, кто такой Виктор Альбертович Порубов и где тот служил. Уже без десяти девять следственно-оперативная группа в составе старшего следователя окружной прокуратуры Климова, старшего оперуполномоченного бюро уголовного розыска УВД Юго-Западного округа майора милиции Небылицына, эксперта-криминалиста ЭКУ ГУВД Козлова и судмедэксперта из Московского бюро судебно-медицинской экспертизы Богатикова прибыла на место происшествия.

А слухи о трагедии, случившейся на Оранжевой улице, между тем множились.

Ответственный дежурный по окружному УВД поставил в известность свое руководство. Те в свою очередь оповестили окружного прокурора. Этот старший советник юстиции Ефимичев немедленно позвонил в Генеральную прокуратуру, дежурному, а затем в Управление ФСБ по Москве и Московской области. В общем, через короткое время уже все спецслужбы оказались в курсе того, что сегодня вечером были застрелены, по предположению отдельных свидетелей, из автомата генерал-полковник ФСБ в отставке Порубов и его супруга. И, по соображениям многих, столь дерзкое убийство представителя госбезопасности такого высокого ранга, пусть даже и находящегося в отставке, в Москве произошло впервые. В этом мнении все, узнавшие о смертельном покушении, были едины. А дальше начались, что называется, разночтения.

Евгений Анатольевич Климов, лысеющий и несколько полноватый блондин тридцати лет от роду, человек с мягким для следователя характером, по уверению коллег, отличался въедливостью в деле. И эти его медлительность и дотошность часто, по тем же уверениям, мешали ему самому быстро и решительно «проворачивать» дела. За это его поругивало начальство, но оно же и хвалило Женю за фактическое отсутствие «висяков» – нераскрытых дел. Возможно, с этой целью ему и поручались нередко «гиблые» дела, ибо руководство не сомневалось: Женя раскопает, отыщет концы, чего бы это ему ни стоило. Подбадривать его только надо время от времени, исключительно для ускорения процесса.

Об этом подумал и Павел Никифорович Ефимичев, когда позвонил Климову, выехавшему «на труп», где-то уже в начале двенадцатого часа ночи и поинтересовался, как идут дела.

Евгений ответил шефу, что по первым прикидкам оставалось пожелать много лучшего. Киллер, неизвестно, кем он был на самом деле, в буквальном смысле изрешетил тело генерала пулями. Кстати, и свидетели, которых не без труда – поздно ведь уже – удалось отыскать, утверждали, что слышали автоматные очереди. Экспертиза, конечно, покажет, из какого оружия был убит генерал и, похоже, смертельно ранена женщина, ехавшая вместе с ним в машине. Во всяком случае, на данный момент положение ее остается крайне тяжелым – ранение головы, левого плеча и правой руки. И при этом большая потеря крови. Врачи говорят, что она в коме и исход пока неизвестен, остается только надеяться на крепость молодого организма. По паспорту ей всего тридцать лет.

И тут снова вмешалась очередная неясность. По показаниям одного свидетеля, жильца того же дома, где проживал генерал, Анастасия Андреевна Копылова была фактической женой Порубова. Но в паспорте ее не оказалось штампа о замужестве. В то время как и в документах Порубова нигде не указано, что он находится в разводе со своей супругой Татьяной Григорьевной, проживающей в Филях, в доме, где в свое время давали квартиры высокопоставленным кремлевским сотрудникам. Значит, женщина, прописанная в доме на Оранжевой улице и являющаяся полновластной хозяйкой большой четырехкомнатной квартиры, гражданская жена генерала? А где же тогда прописан генерал? ДЭЗы давно закрыты, поднимать среди ночи сотрудников тоже не самый лучший выход – сплошные вопросы, остается ждать утра и начинать поиски свидетелей заново.