3

Дверь кабинета Дубинина приоткрылась, и в проеме показалась светловолосая мужская голова. Голова улыбнулась и спросила:

– Эдуард Васильевич, можно?

– А, это вы! Да-да, проходите!

Дубинин поднялся навстречу журналистам – их было двое: светловолосый и второй – повыше, помощнее и с видеокамерой в руке. Эдуард Васильевич пожал журналистам руки, удивившись, между прочим, крепости рукопожатия светловолосого, который был невысок и худ, и сделал широкий жест рукой:

– Прошу в мои хоромы, господа. Рассаживайтесь, где вам удобней.

Филя Агеев и Сева Голованов (а это были именно они) прошествовали к столу и уселись в глубокие кожаные кресла.

– Только учтите, господа, я ограничен во времени, – напомнил Дубинин.

Филя кивнул:

– Разумеется, мы об этом помним. Сейчас оператор настроит аппаратуру, и мы начнем. – Филя дал знак Голованову, а сам вновь повернулся к хозяину кабинета. – Эдуард Васильевич, прежде всего, примите мои искренние соболезнования по поводу безвременной кончины лидера вашей партии Елены Сергеевны Канунниковой.

– Спасибо, – трагическим голосом сказал Дубинин, нахмурил черные брови и вздохнул: – Для нас это было огромным ударом. Мы до сих пор не можем оправиться.

– Да, – тихо ответствовал Филя, – Елена Сергеевна была неординарным человеком. Я постараюсь, чтобы мои вопросы звучали тактично, хотя, вы сами понимаете, вопроса о ее… смерти нам не избежать.

Дубинин недовольно поморщился, но возражать не стал.

Тем временем Сева энергично водрузил видеокамеру на штатив, «поставил свет» и объявил:

– Готово. Можно снимать.

Филя пристегнул к лацкану пиджака Дубинина маленький микрофон, и интервью началось.

– Эдуард Васильевич, удастся ли «Экологической партии» сохранить свои позиции и – что немаловажно – свою целостность после гибели Елены Сергеевны?

Дубинин тихонько вздохнул, показывая, что любое упоминание о Елене Канунниковой вызывает в его душе новый прилив горести и отчаяния, и только после этого ответил:

– Я уверен, что да. Смерть Елены Сергеевны еще сильнее сплотила нас. Знаете, кто-то из великих сказал: если горе не убивает нас, оно делает нас сильнее. Думаю, эта фраза вполне применима к нашей ситуации.

– Эдуард Васильевич, мы разделяем ваши чувства, но в связи с этим сам собой напрашивается вопрос: не была ли смерть Елены Сергеевны спланирована кем-то?

Филя сознательно сделал акцент на слове «спланирована», на какое-то мгновение ему показалось, что веки Дубинина дрогнули, а в глазах полыхнул недобрый огонек, но если это мгновение и было, то председатель правления партии быстро взял себя в руки.

– Следствие уже ответило на этот вопрос, не так ли? – ровным, спокойным голосом сказал Дубинин. – У меня нет причин не доверять Мосгорпрокуратуре.

– Эдуард Васильевич, сразу оговорюсь, что мной движет отнюдь не праздное любопытство, – с мягкой, даже виноватой улыбкой произнес Филя. – Мы сейчас как раз проводим собственное, журналистское, расследование. И у нас есть основания полагать, что смерть Канунниковой была выгодна определенным людям. – Филя выговорил эту фразу быстро и веско и тут же без всякого перехода спросил: – Кстати, вы ведь выступали на выборах в едином блоке с «Всероссийской славянской партией»?

– Да, – с некоторым раздражением ответил Дубинин. – Но я не понимаю, как это может быть связано с убий… со смертью Елены Сергеевны?

Филя мягко улыбнулся.

– Ага, – сказал он и поднял палец. – Значит, вы тоже считаете, что это было убийство? Остановимся на этом подробней.

– Я? – Серые глаза Дубинина забегали. – Что за чушь? Как это вам взбрело в голову?

– А какова во всем это роль фонда «Миллениум»? – резко спросил Филя. – Этот фонд, кажется, спонсировал деятельность вашей партии?

– Какое это имеет отношение к делу?! – взвился Дубинин.

– Как это какой? – «удивился» Филя. – Ведь «Миллениум» имел свой интерес, спонсируя партию. Возможно, этот интерес не пришелся по душе Канунниковой.

– Чушь! – почти крикнул Дубинин. – Чушь и бред! Елена Сергеевна никогда и ничего не имела против «Миллениума»! А все инсинуации на эту тему – наглая и бессовестная ложь!

– Так, значит, убийство Канунниковой связано с объединением двух партий в один блок, – резюмировал Филя таким голосом, словно ему только что об этом сказал Дубинин.

И без того загорелое лицо Дубинина еще больше потемнело. Глаза налились кровью, а тонкие губы мелко затряслись.

– Прекратите это! – рявкнул он. – Прекратите это немедленно! Остановите запись!

Сева Голованов послушно отключил камеру.

– Интервью закончено! – холодно, даже злобно произнес Дубинин. – Забирайте свои манатки и убирайтесь отсюда прочь! К чертовой матери!

– Жаль, – с грустью сказал Филя. – Жаль, что у нас не получился диалог. А я так рассчитывал на вашу помощь, Эдуард Васильевич.

Ладони Дубинина сжались в кулаки, он тряхнул этими внушительными кулаками в воздухе и рявкнул, как рассерженный лев:

– Вон! Вон отсюда, мерзавцы! И чтоб ноги вашей больше здесь не было! Я приложу все усилия, чтобы вас уволили с телевидения!

Филя улыбнулся, встал с кресла и, бросив Севе: «Пошли отсюда», двинулся к двери. Вопреки Филиным ожиданиям, останавливать их никто не стал.

Уже на улице, сев в машину, Филя спросил у Голованова:

– Ну как твое мнение?

Сева пожал плечами и спокойно ответил:

– Слабак. Даже не пришлось особенно давить. Такие в политике долго не держатся.

– Если только им кто-нибудь не помогает, – заметил Филя.

Сева подумал и сказал:

– Согласен.

4

Едва Володя Демидов нажал на кнопку звонка, как за дверью послышались чьи-то быстрые, шаркающие шажки.

– Кто там? – спросил из-за двери звонкий старушечий голос.

– Здравствуйте, – пробасил Демидыч, стараясь придать своему голосу максимально «интеллигентный» оттенок. – Я бы хотел с вами поговорить. По поводу вашей соседки Канунниковой.

– А вы кто? Из милиции?

«Да», – хотел сказать Демидыч, но привычка говорить правду взяла верх.

– Нет, – сказал он. – Я… журналист. Из газеты «Криминальная хроника». Веду журналистское расследование. – Это вырвалось у Демидыча само собой. Всем прочим соседям он представлялся частным детективом, но здесь интуитивно почувствовал, что старушку истинное положение вещей не слишком-то обрадует.

– Журналист? – переспросила старушка.

– Так точно. Собираю материал для статьи.

Сухо щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. Цепочку старушка из предосторожности снимать не стала. Лицо у старухи было морщинистое, худое и острое, как у хорька; маленькие, бойкие глазки обшныряли Демидыча с ног до головы. После чего старушка сказала:

– А удостоверение у вас есть?

– Есть, – сказал Демидыч и опять соврал.

Старушка вновь оглядела его с ног до головы, задержалась взглядом на добродушном лице и, поразмыслив пару секунд, откинула цепочку. Затем распахнула дверь:

– Ну входите, раз пришли.

– Благодарю вас.

Володя зашел в прихожую. Старушка закрыла за ним дверь и указала на стул:

– Садитесь здесь. В квартиру я вас не пущу, у меня не убрано.

Демидыч сел на стул. Старушка прислонилась плечом к стене, сложила тонкие руки на груди и внимательно, как следователь или прокурор, взглянула не Демидова.

– Я бы хотел задать вам пару вопросов, – начал Демидыч осторожным голосом. – Это касается вашей бывшей соседки – Елены Канунниковой.

Старуха дернула уголком сухого, морщинистого рта, что должно было означать усмешку, и сказала:

– Знаю, знаю. Ее убили.

Брови Демидыча удивленно взлетели вверх.

– Убили?

Старушка энергично кивнула:

– Да. А вы разве не знаете? Какой же вы после этого журналист?

– Э-э… Но ведь официальная версия гласит, что…

– Официальная версия может гласить все, что ей угодно, а только то, что Лену убили, я знаю точно. – Старушка откинула со лба седую прядь и победно глянула на Демидыча. – Что? Не ожидали, что я сразу возьму быка за рога? Думали, буду с вами мямлить? Нет уж. Правду так правду. И так и запишите в этой вашей статье: Лидия Никаноровна Грумская – так меня зовут – видела убийц.

Старушка усмехнулась, приподняла одну бровь и посмотрела на Демидыча сверху вниз.

– Значит, вы утверждаете, что видели убийц Канунниковой? – произнес Володя таким голосом, словно зачитывал старушке приговор. – Почему же вы, в таком случае, не сообщили об этом милиции?

Старушка фыркнула:

– С какой стати?

– Чтобы исполнить свой гражданский долг, – сказал Демидыч.

– Исполнила бы, если б они исполняли свой, – с неожиданной яростью произнесла старушка и поджала губы. – Невинных сажать за решетку – это они умеют. Моему внуку Павлику не было и двадцати, когда они его упекли. Совсем еще мальчик, глупый и неопытный. А это стерве, из-за которой он сел, почти тридцать!

– Ваш внук что, сидит в тюрьме? – осторожно спросил Демидыч.

Старушка энергично кивнула:

– Четвертый год! А эта сучка живет и благоденствует. Каждый день мелькает у меня под окном, когда идет на работу. Специально выбирает этот путь, чтобы надо мной поизгаляться! И после этого я буду им что-то рассказывать? – Старушка скрутила из сухих, тонких пальцев кукиш и сунула его Демидычу под нос. – Вот им! И вам, если вы их защищаете!

– Что вы, Лидия Никаноровна, совсем наоборот, я на вашей стороне. Я тоже не уверен, что Канунникова умерла по собственной воле. Вы сказали, что видели ее убийц. Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.

Старушка недоверчиво сощурила глаза:

– А мои слова будут иметь хоть какое-то значение?

– Огромное! – заверил ее Демидыч. – Ваши слова будут иметь огромное значение! Обещаю вам, что отнесусь к ним с максимальным вниманием.

– Хм… – Лидия Никаноровна вновь по-наполеонски сложила руки на груди. – Тогда, пожалуй, расскажу. В тот день я сидела с вязаньем у окна. Я плохо вижу, а от электрического света у меня болят глаза, поэтому я всегда сажусь к самому окну.

– Так, так, – сказал Демидыч. – Продолжайте, пожалуйста.

– Это было утром. Часиков, наверно, в… Во сколько умерла Лена?

– Вроде около десяти.

– Вот-вот, – кивнула старушка. – Примерно в это время они и прошли. Видели у нас во дворе гаражи?

– Ну.

– Из-за этих гаражей они и вывернули. Я сразу подумала, что дело нечисто. Двигались они как-то очень уж подозрительно. Как будто боялись, что на них кто-то обратит внимание. И одеты были не по погоде: в легкие куртки и кепочки. Знаете, такие… с длинными козырьками…

– Бейсболки?

– Ну да. Перебежали через двор, как крысы, и шныркнули в наш подъезд. Я тогда сразу поняла, что неспроста это. А когда через пару часов ко мне в дверь милиция позвонила, я уже точно знала, что кого-то убили. – Старушка тяжело вздохнула. – Вот только не думала, что это будет Лена. Хорошая была женщина, приветливая, спокойная. Побольше бы таких, может, и на свете жилось бы лучше.

– А через какое время они вышли, эти подозрительные личности?

Лидия Никаноровна с секунду подумала и ответила:

– Да минут через двадцать. Только вышли уже втроем.

– Втроем? – удивился Демидыч.

Старушка кивнула:

– Угу. Двое опять пошли к гаражам, а третий сел в машину и уехал.

– Так-так, – раздумчиво сказал Демидыч. – Может, вы и марку машины запомнили?

Но на этот раз его ждало разочарование. В машинах старушка не разбиралась, к тому же страдала дальтонизмом, поэтому не могла назвать цвет. Зато точно помнила, что одет третий был в длинное темное пальто, а на голове у него была вязаная шапочка («гондонка», как назвала ее старушка).

– Лидия Корнеевна… – начал Демидыч.

– Никаноровна, – поправила старушка.

– Лидия Никаноровна, а вы могли бы описать мне этих мужчин подробнее?

Старушка усмехнулась, обнажив при этом вполне еще крепкие на вид белые зубы, и махнула на Демидыча рукой:

– Что ты, милый. Я и с двух шагов-то человека толком не разгляжу. Да и очки у меня были надеты для близи, вот как сейчас, а не для дали. Хорошо еще, что этаж у меня второй, а так бы вообще ничего не разглядела. Помню только, что в черных куртках и в черных кепочках.

– Значит, узнать их при встрече вы не сможете?

– Откуда? Я и тебя-то через два дня не вспомню.

– А третьего?

– Так ведь и третьего тоже, – твердо ответила Лидия Никаноровна. – Вот если ты мне их через дворик рысцой пустишь, может, по походке и опознаю. Да и то вряд ли.

– Понятно. – Демидов поднялся со стула. – Ну что ж… Спасибо за информацию. Она мне очень поможет.