Часть вторая
Схватка

1

Август, 2006 г.

Антон Плетнев сладко зевнул и огляделся.

– А неплохое кафе, – сказал он. – Люблю, когда народу немного.

– Немного? – Турецкий усмехнулся. – Если ты не заметил, кроме нас здесь вообще никого нет.

– Вот я и говорю, – ничуть не смутился Плетнев. – Этим и приятны ночные часы в кофейнях. Никого нет. Тишь да гладь.

– Угу, – Турецкий кивнул. – Сонный официант, которому так тяжело подниматься со стула, что он готов убить тебя за каждую чашку кофе. Не знаю, как ты, а я предпочитаю проводить ночи дома, в постели, с женой под боком. – Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и насмешливо посмотрел на Плетнева. – Слушай, Антоша, сколько в тебе уже кофе?

– Не знаю. Чашки четыре.

– Руки еще не трясутся? Плетнев покачал коротко стриженной головой:

– Да нет.

– Силен. Что, и бессонница мучить не будет?

– До сих пор не мучила, – в тон Турецкому ответил Плетнев. – Вы будете смеяться, но раньше я вообще без чашки кофе уснуть не мог. Такой вот странный организм.

– Везет тебе. А я на ночь полчашки выпью – до утра ворочаюсь. – Турецкий поднял руку и посмотрел на часы. – Е-мое, уже пять минут третьего. Где этого Щеткина черти носят?

– Не знаю, но он просил дождаться.

– И мобильник вне зоны, – недовольно проговорил Турецкий. – Ты сам-то никуда не торопишься?

Бывший спецназовец покачал головой:

– Не-а. Мне и здесь хорошо. – Плетнев повернулся к официантке. – Девушка, будьте добры, еще один капучино!

– Сейчас она бросит в тебя чашкой, – предупредил Турецкий.

Плетнев улыбнулся:

– Пускай бросает. Будет повод поближе познакомиться.

Через минуту официантка, невысокая блондинка аппетитной полноты, поставила перед Плетневым чашку кофе. Она уже повернулась уходить, когда Плетнев ее окликнул:

– Девушка, простите мне мое любопытство… Никак не могу понять: что такая красавица, как вы, делает в ночном кафе?

– А где я, по-вашему, должна быть? – бросила она через плечо.

– На подиуме. Или на обложке модного журнала. У вас внешность фотомодели.

– Хороший комплимент, – сказала официантка и устало улыбнулась. – И главное, оригинальный. За сегодняшний вечер мне его говорили всего пять раз. Еще что-нибудь будете заказывать?

– Пожалуй, нет.

Официантка отвернулась и удалилась к стойке, величественно виляя бедрами.

– Ну что? – усмехнулся Александр Борисович. – Крепкий орешек?

– Вы сами сказали – она просто сонная. Обычно это срабатывает безотказно. Послушайте, Александр Борисович…

Турецкий дернул уголком губ:

– Слушай, завязывай с этой официальщиной. Зови меня просто Саня. Ну, или Саша. И на «ты».

– Хорошо, Александр Бо… То есть… Саша.

– Вот так-то лучше. – Турецкий потер кончиками пальцев глаза. – Фу, черт. Как же я сегодня не выспался. Так что ты хотел сказать?

– Ирина Генриховна просила вас позвонить, если задержитесь, – помните?

– Она уже спит. Плетнев покачал головой:

– Вряд ли. Думаю, она дожидается вашего звонка.

– Много ты понимаешь, – сухо бросил Турецкий, который терпеть не мог, когда кто-то вмешивался в его отношения с женой. А тем более – Плетнев.

– И все-таки вам лучше ей позвонить. Турецкий прищурился и сухо произнес:

– Еще раз.

– Что – еще раз? – не понял Плетнев.

– То же самое, только на «ты».

– А, вы об этом. Хорошо. Позвони ей, Саша, она волнуется. Так годится?

– Вполне.

Турецкий достал из кармана телефон, но в этот момент дверь кофейни открылась, и на пороге возник Щеткин. На плече у майора была сумка. Щеткин направился к столику, за которым сидели коллеги, по пути доставая из кармана сигареты.

– Явился, не запылился, – язвительно воскликнул Александр Борисович. – Чего так рано? Мы могли бы еще часок-другой подождать.

Щеткин уселся на стул, сунул в рот сигарету и прикурил от зажигалки. Турецкий и Плетнев выжидательно на него смотрели.

– И долго еще ты нас будешь томить? – поинтересовался Александр Борисович.

Щеткин помахал рукой, отгоняя от лица дым, затем снял с плеча сумку, расстегнул ее и положил на стол бумажный пакет с пончиками. Посмотрел на коллег и сказал: – Пончики. Еще горячие. Угощайтесь.

– Если ты не заметил, мы в кофейне, – напомнил ему Турецкий.

– И что?

– А то, что за те полтора часа, что мы тебя ждали, мы съели все пирожные, которые были в меню.

– А, ну дело ваше, – пожал плечами майор и достал из сумки еще один пакет, на этот раз пластиковый и черный.

Турецкий и Плетнев удивленно воззрились на пакет.

– Это мусор, – объяснил им Щеткин. Александр Борисович поднял глаза на майора:

– Забыл выбросить, когда уходил из дома?

– Это не мой. На губах Турецкого зазмеилась усмешка.

– Ты таскаешь с собой чужой мусор? – поинтересовался он.

Щеткин качнул головой и нетерпеливо произнес:

– Это не просто мусор, это мусор из помойного ведра прапорщика Вертайло.

Турецкий и Плетнев снова уставились на черный пакет.

– Дерьмо какое, – проговорил Александр Борисович.

– Не совсем, – возразил Щеткин. – Колбасную кожуру, картофельные очистки и бычки от «Примы» я сразу отмел… А вот это может быть интересно… Антон, ты точно пончиков не хочешь?.. Ну, как хочешь. Итак, вот что мы тут имеем.

Щеткин вынул из пакета какие-то пластиковые обрывки и положил на стол.

– Ну и что это?

– Это порезанные карты оплаты мобильного телефона. – Тут майор соединил два фрагмента и пододвинул получившуюся карточку к Турецкому.

– И что это значит? – продолжал недоумевать тот.

Щепкин постучал по карточке пальцем:

– Карточка, между прочим, стобаксовая. Вы часто такие покупаете?

– Каждый день, – усмехнулся Турецкий. Он склонился над карточкой и внимательно ее разглядел. – Да, в самом деле. Однако ничего странного тут нет. Так ведь экономичней. Платишь оптом. К тому же обычных телефонов в деревне нет.

– Вообще-то есть один, – сказал Щеткин.

– Правда?

– Угу. Как вы думаете, у кого?

– Ты меня заинтриговал. Неужто у Вертайло?

Щеткин кивнул:

– В точку. Я видел телефонный провод.

Александр Борисович задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Так-так… А не ты ли говорил, что бывший прапор спивается? Питается подножным кормом, не выходит из запоя и все такое. Махнул рукой на свою жизнь.

– Так и есть. Правда, тут есть одно «но». Когда я говорил с Вертайло в последний раз, я заметил одну странность. Был момент, когда глаза у него совершенно прояснились. Как будто весь хмель из башки вылетел.

– Что ж, такое бывает. Уж поверь профессионалу.

– Да, но уже в следующее мгновение он опять лыка не вязал. И как-то уж очень старательно и красиво стал изображать пьяного. Прямо как на сцене.

– Красиво, говоришь… – Александр Борисович потер пальцами подбородок. – Может, тебе показалось?

– Что я, пьяных не видел?

– Веский довод, – одобрил Турецкий. Щеткин стряхнул с сигареты пепел и снова заговорил:

– Говорю вам, ребята, тип более чем странный. – Майор коснулся кончиком пальца телефонной карты. – Сто баксов для деревни это большие деньги. Слишком большие, чтобы тратить их на мобильную связь. К тому же в доме у Вертайло есть обычный стационарный телефон. А в деревне провести телефон – это целое событие. И между прочим, стоит немалых денег.

– И все равно не убедил, – гнул свою линию Турецкий.

– Неужели? – заговорил молчавший до сих пор Плетнев.

Александр Борисович повернулся к нему:

– А тебя, выходит, убедил?

– По-моему, доводы у майора веские, – пожал плечами тот. – С Вертайло явно не все в порядке. Надо брать его в тщательную разработку.

Турецкий с едва заметной усмешкой посмотрел на Плетнева.

– Гм… – проговорил он. – А теперь запомни, что я тебе скажу, Антоша. В нашем деле главное – это не улики, а их убедительность. Любая ошибка или невнимательность сыщика может повести следствие по ложному следу. А это время. Время, потраченное впустую.

– Я думал, когда улик мало, мы обязаны хвататься за любую мелочь, – сказал Плетнев.

Александр Борисович кивнул:

– Правильно думал. Но в том-то и преимущество коллегиальной работы, что твой напарник своим критическим, «незамыленным» взглядом на вещи помогает тебе отбросить все несущественное и пустое. И тем самым уберегает от возможной ошибки. Майор, подтверди! – повернулся Турецкий к Щеткину.

– Подтверждаю, – тот кивнул.

– По твоему сияющему взгляду я вижу, что порванной карточкой дело не ограничилось. У тебя есть еще один козырь?

– От тебя, Александр Борисыч, ничего не скроешь. Вот. – Щеткин достал из кармана и положил на стол маленький бумажный квиток. – Это автобусный билет «Москва – Тверь», двенадцатое июля, девять сорок. А ведь Вертайло утверждал, что в Москве не был.

– И что ты на это возразишь? – поинтересовался, обращаясь к Турецкому, Плетнев.

– Отвечу, что этим билетом необязательно пользовался сам Вертайло. В Москву могла ездить его жена. Допустим, за новым электрочайником. Или грибами поторговать.

Плетнев выслушал Турецкого и перевел взгляд на майора:

– Что скажешь, Петя?

– Скажу, что сам по себе билет немногого стоит, – ответил Щеткин. – Но вместе со стобаксовой карточкой… И ведет он себя странно. Майка, трусы, рваная кофта. А денежки, между тем, имеются. Подумай сам, Александр Борисович, какой резон прапорщику прибедняться?

– Резонов много, – ответил Турецкий. – Может быть, соседей стесняется. Люди – существа завистливые. Увидят мобильник или пронюхают, каких денег прапорщику стоят разговоры, решат – кулак. А с кулаками, сами знаете, что на Руси делают.

– Н-да, кулаков обычно раскулачивают, – согласился Плетнев, с азартом поглядывая то на Щеткина, то на Турецкого. – А что ты теперь скажешь, майор?

– Да, Петр, – дымя сигаретой, улыбнулся Турецкий, – неужели мы из-за этого мусора собрались в полтретьего ночи? Хотя блеск в твоих глазах не погас. Значит, ты приготовил нам еще что-то. Давай, майор, выкладывай своего козырного туза.

Щеткин весело посмотрел на Александра Борисовича, хмыкнул и покачал головой.

– Н-да, Турецкий, ты видишь человека насквозь. Вот что значит – генпрокуратура.

– Ты нас осчастливишь новой уликой, или нам расходиться по домам?

– Куда ж я денусь?

– Так давай, вынимай ее скорей из своего волшебного, благоухающего пакета.

– Уже. Улика у тебя в руках. Переверни билет.

Турецкий перевернул билет и прочел надпись, сделанную явно впопыхах, размашистым мужским почерком:

– «Альбина». И телефонный номерок… – Александр Борисович поднял на Щеткина взгляд и хищно сощурился: – Телефон московский. Контора или частный номер?

– Да уж, контора, – усмехнулся Щеткин. – Салон!

– Автосалон? – деловито уточнил Антон Плетнев. Щеткин покосился на него и саркастически поднял бровь.

– Ага, – сказал он. – Машины с тюнинговыми модификациями для сексуальных утех.

Плетнев смутился.

– Публичный дом, что ли? – тихо спросил он.

– И не просто публичный, а, можно сказать, элитный. От семи сотен за ночь и выше.

Плетнев присвистнул:

– Вот тебе и деревенский пьяница. Ты это точно нашел в его мусорке? Не ошибся кучей?

– Не знаю, как насчет сыскного дела, а плоско шутить ты у Турецкого уже научился. Нет, сынок, кучей я не ошибся. Тем более что мусор собрал не я, а местный участковый милиционер. – Щеткин выдержал многозначительную паузу.

– Ну, давай, Пинкертон, не тяни, – поторопил его Турецкий. – Расскажи нам про эту Альбину. Ты уже стал ее постоянным клиентом?

– Не с моими средствами.

– А ты попроси у Яковлева. Скажи: так, мол, и так, товарищ генерал, срочно нужны деньги для посещения публичного дома. Но не корысти ради, а токмо ради общего тела. Прости, оговорился, – дела.

– Альбине я звонил. Но если будете зубоскалить, не скажу вам ни слова.

– Ладно, майор, извини. Мы тут два часа проторчали, пока ты Альбиной занимался, дай хоть пар выпустить.

– Выпустили?

– Почти.

– Значит, я могу продолжить?

– Уж будьте так любезны.

И Щеткин продолжил:

– В общем, я позвонил, представился. Попросил связать меня с Альбиной. Мне перезвонили и сказали, что она сейчас… недоступна. И то, что это очень дорого. Я сказал, что в курсе, что денег у моего патрона куры не клюют. И что он будет ждать звонка, так как Альбину ему рекомендовал Миша, наш прапор то есть. А она спросила, как Миша, когда приедет… мол, его все ждут. Что девочки соскучились и так далее.

– Н-да… – сдвинул брови Турецкий. – Слыхал, Антон? По нашему прапору соскучились девочки. Звучит неплохо, а? Черт, даже немного завидно. Выходит, наш Вертайло и впрямь подпольный миллионер? «Гражданин Корейко» подмосковного разлива. Молодец, Петя, хорошо сработал. Улика железная.

Щеткин с гордым видом откинулся на спинку стула.

– Кстати, а как ты представился? – поинтересовался у него Плетнев.

– Как обычно. Майор Щеткин из МУРа. Девушка-диспетчер чуть животик не надорвала от смеха.

– А что за «патрон»? – осведомился Терецкий. – Почему не ты сам?

Щеткин слегка покраснел.

– Ну… Вероятно, потому что так солидней, – ответил он.

– А кто же у нас будет «патроном»? – вновь поинтересовался Александр Борисович.

– А уж это вы двое между собой решите.

– Что-о? – хором протянули Плетнев и Турецкий.

Щеткин виновато улыбнулся:

– А что? Мое дело было найти. Я нашел. Дальше действовать кому-то из вас.

– А ты сутенер, Щеткин, – иронично заметил Александр Борисович. Затем повернулся к Плетневу и сказал: – Сдается мне, Антоша, что «патроном» будешь ты.

– Это еще почему?

– Потому что я женат. Да и стар я уже для таких развлечений. А ты у нас – молодой, красивый, холостой. Обсудим детали. Значит, ты приходишь к этой Альбине и…

– Подождите, подождите… – Плетнев явно не горел желанием посетить «элитный салон». – А мы не сможем ее просто допросить?

Щеткин покачал головой:

– Не можем. Вертайло спугнем. Надо идти и выяснять все на месте.

Турецкий и Щеткин пристально уставились на Плетнева.

– Ребята, – смущенно заговорил тот, – не позорьте меня. Я же все дело завалю.

– Мы же тебя не на передовую посылаем, – усмехнулся Щеткин. – Приятная встреча с красивой женщиной.

– Вот и пошел бы сам.

– Да от меня за километр МУРом разит. Ладно, гуляки, не будем спорить. Давайте монетку кинем… Ты, Саня, будешь орел… А ты, Антоша, уж извини – решка. Поехали…

Щеткин вынул из кармана монетку, положил ее на ноготь и щелчком подбросил вверх. Монетка взлетела и через мгновение с дробным звоном приземлилась на стол. Монетка еще крутилась, когда Турецкий накрыл ее ладонью.

– Ладно, трусишки, – насмешливо сказал он. – Беру это дело на себя. Если только Альбина не испугается моей трости и не убежит.

– Наоборот, – с облегчением сказал Плетнев, заметно приободрившись. – С тростью ты выглядишь еще импозантнее. Прямо как Байрон.

Александр Борисович фыркнул:

– Поговори мне еще, «Байрон».

– Он прав, – сказал Щеткин. – Тросточка у тебя что надо.

– А ты вообще молчи, ренегат. И не улыбайся так широко – затылок прищемишь.

Машина мягко скользила вдоль высокого бордюра. Щеткин, сидевший за рулем, повернулся к Турецкому.

– Саня, ты легенду себе придумал?

– Нет. Соображу по ходу дела.

– Ты так в себе уверен? – удивился с заднего сиденья Плетнев.

– Поживешь с мое, тоже будешь уверен, – пробурчал Турецкий. – Ага, вот и нужный дом! Петь, тормозни здесь. Дальше я пешком пройдусь.

– Может, я во дворике припаркуюсь? Чего пешком-то мотаться?

– На твоем «кадиллаке» лучше не надо. Внимание привлечет.

– Да ты сноб! Ну, как хочешь. Щеткин припарковал машину к обочине. Александр Борисович щелкнул замком дверцы.

– Ладно, коллеги, я пошел. Если через час не вернусь – стреляйте по окнам из пулемета и забрасывайте это гнездо разврата противотанковыми гранатами.

Он открыл дверцу и выбрался из машины.

– Трость забыл! – окликнул Плетнев. Александр Борисович взял протянутую трость, повернулся и, слегка прихрамывая, двинулся к дому. Вскоре он скрылся в подъезде.

– Точно второй этаж? – спросил у майора Антон Плетнев.

– Да. Вон те три окна. Видишь – с красными шторками?

– Цвет любви, – усмехнулся Плетнев. – Не хватает только красных фонарей над карнизом.

– Угу.

Щеткин достал сигарету и закурил. Плетнев некоторое время молчал, вглядываясь в зашторенные окна второго этажа, затем вздохнул и произнес в сердцах:

– Черт, надо было мне пойти.

– Почему?

– Да нехорошо как-то. Получается, что я просто «отмазался», без всякой причины.

– Ну, иди догони, – насмешливо отозвался Щеткин.

Плетнев одарил его убийственным взглядом, потом вздохнул и покачал головой.