8

Мало-помалу в камере Аслана стали принимать за своего. Услужливый Баклан шепотом доложил, что на самом деле злосчастный ларек не очень-то и сгорел, а только успел обгореть. Пожарники его слишком быстро потушили. «Сгорел» хозяин ларька, когда следствие не обнаружило следов пропавшего товара. Ни жестяных коробок, ни стеклянных флакончиков! А там было французской косметики на такие фантастические бабки! И не сосчитаешь! Хозяин ларька частично получил страховку за ларек, за само строение. А товар не был застрахован. Так что… Тот лох, который отдал ему товар на реализацию… Словом, хозяину ларька самое милое дело теперь отсидеться. Хоть бы и в Бутырке.

Так же и с шапками. Тот мужик ведь не только шапку «подобрал». Но еще и сумку с кошельком и сотовым телефоном, перчатки с рук, сапоги с ног «подобрал»… Зимой. Бедная девушка босиком по снегу за милицией бежала. А этот, когда вещи у нее «подбирал», впопыхах сломал несчастной несколько ребер.

– Здоровый пердак, – ябедничал Баклан, – а на девчонку кулаки поднял.

– Да, я понимаю. – Аслан сторонился его, не желая даже слушать о чужих секретах, ввязываться во все эти уголовные разборки.

Ему было совершенно достаточно и того, что земляки чеченцы, промышлявшие в Москве «незаконным бизнесом», а проще говоря – воровством и рэкетом, помимо воли своими разговорами впутывали его в собственные темные и скользкие дела.

Но от их заступничества, от помощи и подкормки Аслан не отказывался. Во-первых, потому что не хотел открытой конфронтации, а во-вторых, потому что просто не выжил бы без этой подмоги. Но дистанцию держал – вы «воры», а я «мужик».

Другие заключенные тоже пробовали наладить отношения с Асланом, видимо надеясь таким образом приблизиться к обособленной чеченской группировке. Но он не пошел на контакт. Болтливый и смешной Баклан все время лез к нему со своими «секретными» сведениями и откровенными сплетнями. И тоже безрезультатно.

Ближе всего Аслан сошелся со стариком. «Сын полка», может быть и заслуженно, считал себя народным, почтенным мудрецом, поучал всех и каждого прописными, банальными истинами. Чеченцы из уважения к его возрасту и званию покорно кивали, слушая старика. Все остальные сокамерники молча терпели его байки.

А он попал сюда за благородный поступок.

Кто-то из полевых командиров, рассказывая иностранцам перед телекамерами об удивительной судьбе старого ветерана, щедро приписал ему сорок лет антисоветского подполья. Журналюги фотографировали легендарного старика у него дома. И опубликовали в журналах. На весь мир ославили!

Дело в том, что за месяц до этого старик спас от расстрела троих русских солдатиков. Пожалел голодных, измученных мальчишек. Они попали в плен, потому что двое из них были ранены, истекали кровью. А третий, тощенький и слабенький, отстреливался до последнего, но так и не смог защитить товарищей. Чтобы не возиться с ними, не лечить, полевой командир распорядился сопляков пристрелить и закопать. Старик выпросил их себе якобы для ухода за коровами. Старуха и дочка с невесткой жалостливо ухаживали за ранеными, немного откормили их. Ну, естественно, эти ребята, поднявшись на ноги, помогали как могли в хозяйстве. А как иначе, если ты живешь в этом доме? Пронырливые иностранные корреспонденты нагло, без приглашения ворвались в дом – как раз тогда, когда солдатики чистили хлев. Обычная крестьянская работа. Женщины обед готовили. Старик косу точил. Пацаны хлев чистили.

Во всех репортажах старика обзывали рабовладельцем. Помещали фотографии с подписями типа: «Бывший фронтовик заботится о своих белых рабах!»

Еще и прислали ему домой несколько таких лощеных журналов!

Собрал он своих солдатиков и, на собственный страх и риск, повез их в Россию, по домам. Хотел матерям вернуть. Но их арестовали в Ростове-на-Дону. Ребята стояли за него горой, написали собственноручные признания и показания, как и что было на самом деле. Это не помогло. Их, как дезертиров, отправили обратно – в свои воинские части. Для расследования происшествия. А старика, конечно, не стали судить на месте. Не было даже повода для задержания. Но почему-то переправили в Москву. На доследование.

– Наверное, хотят мне какое-нибудь преступление приписать, – вздыхал старик, лежа на нарах. – Это у них запросто. Тут посидишь, такого наслушаешься…

– Учитель, – сказал ему Аслан, – вы герой настоящий. Вы от Гитлера спасли не только Россию, но и весь мир. Пусть теперь и пишут. Это уже неважно. Вы уже совершили свой подвиг.

– Надоело мне все это, – закашлялся смущенный старик. – Все вы мне льстивые слова говорите. Ты бы лучше про себя рассказал.

– Да мне и похвастать-то нечем.

– Пока тебя на допросы не таскают, время есть. Расскажи, сынок, – попросил старик. – И сам жизнь свою обдумаешь, и нам полезно послушать.

– Не томи, – подталкивал его и седой, – рассказывай. Со всеми подробностями.

– Родился в Грозном, – начал вспоминать Аслан, – в самом прекрасном месте! В самом сердце города!

Он огляделся и увидел, что практически вся камера приготовилась слушать.

– Давай рассказывай. Все именно так и было! – подбадривал Баклан.

– У тебя кто родители? – Здоровенный амбал протиснулся в первые ряды слушателей.

– Папа, – задумался Аслан, – был ученым. Он физиолог. Много книжек написал про то, как устроен человеческий организм.

– Открыл чего-нибудь? – поинтересовался Баклан. – Разрабатывал лекарства?

– Нет.

– Зря ты так! – обиделся за папу Баклан. – Обязательно нужно сказать, что папа что-то важное изобрел! Академии наук все равно, а нам было бы очень приятно!

– Замолчи, – шикнул на него седой. – Он правду говорит, а тебе только всякие враки слушать!

– Они познакомились с мамой в университете. Вместе учились. Ну и…

– Понятное дело! Молодежь! Наверное, в общежитии жили? – комментировал неугомонный Баклан. – Там без этого невозможно! Обязательно нужно кого-нибудь поиметь.

– Заткнись! – рявкнул на него амбал. – А то я тебя сейчас… поимею!

– У нас тоже без этого никак нельзя, – хохотнул наверху писклявый голосок.

Аслан помолчал немного и продолжил рассказ:

– Поженились, свадьбу сыграли. Меня родили. Работали. Я вырос. И пошел в школу.

– Ну! – не унимался Баклан. – Ты давай с подробностями. Чтобы интересно было.

Амбал замахнулся было на Баклана, но сдержал удар:

– Прав Баклашка! Как ясный пень! Ты давай поподробнее. Чтоб не скучно было.

– Это же долго, – замялся Аслан. – Да и неинтересно. Все обычно. Как у всех.

– Ты давай рассказывай, – подначивал Баклан, – а уж мы сами решим, что у тебя получилось здорово, а что надо заново рассказать. Правда, братаны?

– Не тяни резину! – кричали с разных нар. – Начинай! Крути кино!

– Помню, как в самом раннем детстве мы с родителями ездили на Каспийское море. Стояла тогда пыльная и ветреная погода. По волнам бегали барашки. А в песке прямо под ногами попадались такие красивые круглые раковинки. Ребристые. Солью пахли. А у мамы платье крепдешиновое. Развевалось на ветру.

– А под платьем! – захихикал писклявый голосок. – Папаня небось задрал мамане платьишко да и… Ты уж все рассказывай.

Никто не оборвал охальника. Аслан помолчал немного и спокойно продолжил:

– Отец у меня был здоровым и крепким. Так что маму мою… он не обижал. Не волнуйся за нее! Уверен, что мало ей никогда не было. Я вам свою жизнь рассказываю. А дрочить ты будешь на фотографию из газеты «Спид-инфо», понял?

– Еще что-нибудь вякнешь, – обернулся к писклявому амбал, – я тебя сам надрочу. От лысины до жопы. Сечешь, падла?

– Молчу, молчу. Больше ни за что! Гад буду.

– Пусть все помолчат! – крикнул кто-то сверху. – Давайте так. Час парень рассказывает, мы молчим. Потом задавайте вопросы, комментируйте как хотите.

– А он успеет за час?

– Завтра продолжит. Или ты завтра откидываешься?

– Тоже мне сказал! – засмеялся от дурного предположения Баклан.

И снова все обернулись к Аслану: мол, мы за тебя все решили, так что давай исполняй!