Отзывы на книгу «Кохання останнього магната»

Писателю свойственно целенаправленно или подспудно отображать в своих произведениях какую-то частицу себя, будь то кусочек автобиографии или просто стиль жизни. Фицджеральд, будучи эталонным представителем золотой молодёжи "эпохи джаза", неизменно строит свои произведения вокруг молодой элиты Америки 20-х годов. Однако талантливый писатель отличается от писателя посредственного тем, что он освещает не только "удобную" для него тему, не покидая зоны комфорта, но и готов углубиться в исследование чего-то нового. Вспомним того же Артура Хейли с его производственными романами. Да, необходимо перебрать тонны материала, пообщаться с огромным количеством людей, уметь выделить эссенцию из полученной информации. Но талантливому писателю это под силу, и он пригласит читателя в пока незнакомый ему мир.

В этом романе Фицджеральд приглашает читателя в мир Голливуда. Мир, в котором творится сказка, где желаемое становится реальностью. Но который в то же время жесток и бескомпромисен. За красивыми декорациями скрывается титаническая работа, вершатся судьбы и достигаются пики славы, сорвавшись с которых можно упасть в бездну.

Главный герой – Монро Стар, талантливый продюсер, прототипом которому послужил реально существующий голливудский продюсер компании "Metro Golden Meyer". Монро талантлив, обаятелен и смертельно болен. Сколько ему осталось жить – не известно. Поэтому встретив девушку своей мечты, которая внешностью напоминает Стару его погибшую жену, он стремится к ней всем своим существом.

Есть ещё одна девушка, Сесилия, дочь владельца кинокомпании, на которую работает Стар. Она юна и это единственное её достоинство. Она где-то там учится, что-то там знает, на короткой ноге с коммунистами, но в целом поверхностна и не слишком интересна. Отчаянно влюблённая в Стара, она из сил выбивается, чтобы найти с ним точки соприкосновения и даже говорит открытым текстом о своей у нему любви, но Стар – мужчина честный и не желает использовать любовь девушки в корыстных целях. Но поскольку роман обрывается на том, что Монро и Сесилия становятся хорошими друзьями и путешествуют вместе, то вполне возможно автор задумал на каком-то этапе сделать из них пару.

Но к сожалению, об этом мы уже никогда не узнаем, так как роман так и остался недописаным.

Очень сыро, к сожалению. И даже вот не очень понимаю смысла выпускать в свет откровенную, абы как скроенную, недоделку. Ибо со всех сторон торчат швы, нитки, косые стежки, прорехи, все еще только сметано на живую. Но фанаты фицджеральда, наверное, не согласятся со мной. Ну, и ладно, в общем-то.
Самое печальное, что нисколько не чувствовалось духа золотого голливуда, причем, от слова "совсем", то есть ожидания не оправдались даже на полграмма. И история оборвалась внезапно, когда действие только-только начало разворачиваться. Впрочем, авторской вины в том, ясное дело, нет. Против неизбежного не попрешь. Короче, все очень грустно.

Сама история рассказывается от лица дочери всемогущего продюсера, влюбившейся в монро стара - этакого киношного вундеркинда, выбившего из низов и блистающего на голливудском олимпе в мрачный период великой американской депрессии. И, поскольку, он уже всего добился, то сам-то может влюбляться в кого хочет, то есть девочке родившейся с серебряной ложечкой во рту, не светит ничего-ничего. Но молодость, конечно же, самоуверенна, да и хотеть не вредно, и сердцу не прикажешь. Так что она любит его в промежутках между учебой и отношениями с другими парнями, а он пашет на метры кинопленки и грустит.

Причин для грусти хватает, потому что стар - вдовец, да и сердце потихоньку отказывает, а ему еще нет и сорока. Впрочем, работа, работа и работа все равно на первом месте. Как вдруг происходит землетрясение, в лос-анджелесе это как за здравствуйте, и через этот катаклизм он встречает двойника покойной жены, по которой все еще тоскует.
Двойник, скажем так, сомнительной ценности, явно девица по вызову, проститутка, если попросту. Но строит себя, конечно же, невинную деву и ведет с богатым мужиком, который запал на нее, откровенно идиотские игры по завлеканию в сети.

Выглядит это, как в старом анекдоте про курицу, которая с неистовым кудахтаньем улепетывала от петуха и, между делом, оглядывалась с мыслями: "не слишком ли быстро я бегу? а не сбавить ли мне скорость? а то вдруг не догонит?" Все это, конечно, несколько мерзковато, и я сначала даже пофыркала.
Но по большому счету было понятно, почему стар просто закрывал глаза на совершенно очевидные вещи и даже мысленно призывал девицу быть шлюхой и не разыгрывать идиотскую карту невинности. Потому что она стала подарком напоследок перед жизненным финалом. Вторичное воплощение любимой и потерянной женщины. Не собирался он строить с ней ничего долговременного, потому что не было у него на это времени. Так не все ли равно, кто она на самом деле? И не позволить ли себе немного безрассудства, закрывая глаза на очевидное?

Еще понравилось освещение фицджеральдом красного вопроса. Коммунисты в то время имели большой авторитет в голливудах в вопросах защиты прав, оплаты труда и прочего. Влияли, в том числе, и на сценаристов. Поэтому дочка продюсера сводит стара с их лидером. Откуда она знает "товарищей", казалось бы. Забавно, в общем.
И, значит, они мило так беседуют, обмениваясь шпильками, сидят в баре, пьют, слегка дерутся и расходятся с относительным миром и при своих взглядах, ни о чем не договорившись. Вот же ж были времена.
И, честно сказать, лучше бы побольше почитала об этом противостоянии, чем о бегстве расчетливой курочки через киношные поля от состоятельного петушка.

С рецензиями на это произведение прочно связаны несколько штампов. Поэтому сознательно не хочется повторяться, хотя внутри так и крутится мысль начать этот опус с одной из этих клишированных фраз.

Но не будем. Сделаем усилие :)

И лучше зададимся вопросом - а что, собственно, делает вообще в "Магнате" рассказчица, эта странная... девочка? ...девушка? ...ведет себя ну совсем по-детски...

Вроде как от ее лица ведется повествование. И тут логично предположить два варианта - либо она становится сторонним наблюдателем, либо непосредственно действующим лицом. И оба предположения провальные. Ибо на практике оказывается ни то, ни другое, и вообще ничто.

Героиня безлика. У нее нет фигуры, нет характера, нет истории. У нее есть лишь обожание мистера Стара. Может, тогда в этом ее предназначение? Чтобы читатель, глядя ее глазами на происходящее, проникся вслед за ней безраздельной к нему любовью? А вот и нет. Стара обожают все. И есть за что. Он влюбляет, очаровывает, завораживает, и убери эту девочку-повествовательницу - ну ровным счетом так же продолжаешь любить магната.

А может, нужно показать, что он чего-то не видит? Не замечает ее любви? Слеп? Так он не слеп. Он прекрасно все просчитывает. Предугадывает. Не только чувствует, что происходит с его собеседником сейчас, но и знает его за него на три шага вперед - как знает он и реакцию зрителя на ту или иную картину, а потом год за годом имеет у этого самого зрителя все больший успех (ну не он, естественно, а фильмы). И про девочку эту глупенькую он все знает. Просто зачем она ему, эта девочка. Ведь он не лжец, не распутник (как некоторые, тоже ей близкие). И не будет делать чего-то, лишь пользуясь подвернувшимся случаем.

В общем вопрос пока остается открытым. Особенно учитывая, что линия повествовательницы то и дело прерывается рассказом фактически от третьего лица, без ее присутствия, потом она столь же внезапно появляется, действия ее сумбурны, не доведены до логического завершения и вообще оставляют какое-то странное чувство заброшенности ее как героини. То есть вроде есть, вроде к чему-то это все должно вот-вот привести, а вроде как-то и нету ее. Странное ощущение.

Но зато сейчас, нежданно-негаданно, за обсуждением ее линии приоткрылась завеса на линию Стара. А тут чего сказать - это один из тех великолепно выходящих из-под пера Фицджеральда образов мужчин, которые с первой строки покоряют сердце читателя, и такому герою (по сути уже и не важен пол читателя) уже невозможно не сопереживать, не сочувствовать, а еще невозможно не восхищаться и не благоговеть. Ну удаются Скотту такие персонажи, изумительно удаются.

А вместе с выразительным и приятным даже в недостатках обликом главного героя (плюс к его обворожительности - смертельная болезнь, считанные дни, оставшиеся ему для жизни - это всегда очень располагает читателя к и без того располагающему образу) Фицджеральд с мастерством настоящего художника делает еще один взмах писательским пером - и легко, непринужденно, буквально незаметно погружает нас в эпицентр съемочного процесса...

...в этот безумный круговорот, нескончаемый поток людей, идей, планов, декораций, сюжетов, интриг, изломанных и вновь восстановленных из пепла судеб, в мир софитов, триллионов километров пленки, кричащих имен, - но при этом все это происходит так мгновенно, так естественно, этот безумный, дико закрученный мир, ни на секунду не дающий передышки всем, кто попал внутрь, принимает читателя так, словно тот вырос среди всей этой киношной обстановки... Стоп!

Стоп, стоп. Так ведь именно там выросла и героиня-рассказчица. Фицджеральд не спроста подчеркивает в начале - снова и снова - что для нее этот мир - родной дом, что она любит кино и все, что с ним связано, что сценаристы и секретарши мало чем отличались в ее детском восприятии... Так может, с нами снова проделали трюк? То самое - мгновенное - погружение в совершенно неизведанный многим мир, когда через две строчки ты уже все прекрасно улавливаешь, ориентируешься в кабинетах и студиях, слышишь окрики постановщиков, замечаешь неточности в декорациях.... Может вот здесь и запрятан ответ на поставленный в самом начале вопрос - о "практической пользе" девочки...

Но тут остается только гадать.

Да, Фицджеральд снова приятно удивил легкостью, мастерством и талантом писателя, и пусть у этого произведения миллионы "но" как у целостного литературного объекта (о чем можете найти информацию буквально в доброй половине отзывов), но на мой взгляд хуже оно от этого ни разу не становится :)

P.S. И да. Еще кое-что. Экранизации, имеющиеся на данный момент в мире реального кинематографа, совсем не отражают то, что видишь на страницах книги. Не родился еще товарищ Стар в киношном мире.

Сложно оценивать неоконченные произведения, ведь не понятно каким его задумывал автор, иногда самое важное бывает в конце и именно оно влияет на восприятие всего произведения. Поэтому я могу предположить, что если бы Фрэнсис Скотт Фицджеральд дописал данный роман, то он бы мне понравился больше.

Произведение обладает атмосферой которую умеет создавать в своих книгах автор, атмосферу шикарной Америки (была и другая Америка, но в произведения других авторов) начала двадцатого столетия. В этом плане придраться сложно. Но вот все остальное мне не понравилось, как герои, так и их история показались не интересными. Хотя в конце, конечно же было любопытно узнать как все должно было закончиться.
В книге где ключевыми являются герои связанные с киноиндустрией, хотелось бы больше кино, больше подробностей того как его делают и т.п.

В общем очень сыро и нескладно, поэтому сложно книгу кому-либо рекомендовать, даже любители автора могут остаться чуть разочарованными после прочтения данного незавершенного произведения.

— В субботний вечер можно и покейфовать, — сказал он.
— Сомнительный кейф, — сказала я.

Сомнительный кейф — этот перевод «Любви последнего магната»: подозревала кого-нибудь молодого да раннего, а обнаружила, что это работа весьма известного советского переводчика, уже покойного. Стало стыдно за придирки по ходу чтения — например, ко всяко склоняемому Лонг-Бич и вычеркнутому каламбуру по поводу Элевсинских мистерий. Но впечатление все же осталось мрачным: если некоторые любят называть прозу Фица джазом, воплощенным в литературе, то «Последний магнат» на русском — это местами практически блатняк. Фицджеральдова юная рассказчица, очевидно строящая из себя беспечную девицу, ведет себя непринужденно, — но не выражается смесью из (прост.), (сниж.) и (фам.), — впрочем, как и большинство других героев. Сесилия, заговорившая по-русски, характеризует себя как «воображалу желторотую» (у Фицджеральда: oh, the conceit!); среди прочих героев — «красивый молодой ловчила» (handsome young opportunist), и прочие заправилы (rulers). Вообще жизнь у киношников так себе: рекламщики без мыла в душу лезут, у подавальщиц в кафе вершки волос светлые, а корешки черные, талантливые работники имеют склонность назюзюкиваться, один из главных людей Голливуда «взял моду вещать этаким попиком» (хорошо, что не дьячком); короче, как выражается сам кинобожок: не до жиру — быть бы живу. Текст не ужасен, но с первой до последней строчки возмущал; чем именно возмущал — осенило, когда сценарист, который «simple», был охарактеризован как «простецкий». Все герои были раскованными и простыми, а стали — простецкими.

А с ФСФ, как выяснилось, отношения по-прежнему хорошие. Сигналы от его героев ко мне поступают слабыми — не из-за разделяющих нас пролетов социальной лестницы или позиции «я зарабатываю миллионы — зачем мне знать ваших греков?» (никогда не слышать о Диогене в положении Монро Стара — это лучше, чем шутить, будто не слышал); а так, характерами не сходимся. И все же сближаемся; сытые, но несчастные красавцы и красотки позволяют некоторое время носить себя у сердца.

То, что роман не был закончен (и обрывается задолго до возможной кульминации) — грустно, учитывая причину неоконченности; но есть в этом троеточии нечто утешительное. Он заканчивается как раз на том месте, где уже можно для себя решить, тёпл Стар или горяч; как там — «чи блакитна кров проллється, як пробити пану груди?» По мне, так кровь льется самая настоящая — а то, что окружающие предпочитают этого не замечать (Фицджеральд не позволил Монро Стару обзавестись даже синяком после удара по лицу), — стандартная практика. Где-то там, многим позже слов «На этом рукопись обрывается», Стар еще истечет кровью на радость публике.