Francis Dvornik

The making of Central and Eastern Europe

Введение

Лишь немногие периоды в европейской истории были такими же важными, как IX и X века, поскольку именно в эти полные событий годы был окончательно заложен фундамент государств континентальной Европы. В IX веке стихли последние всплески миграций, гигантские волны которых, по сути, исчерпали себя еще веком раньше. Из руин и разорения, оставленных германскими и славянскими племенами в гармоничной структуре Римской империи, постепенно возникли обновленные черты новой Европы.

Никакая сила не могла остановить процесс романизации, который повлиял на готов в Испании, лангобардов в Северной и Южной Италии, франков и бургундцев в Галлии. Уже когда эти германские племена, ведомые слепым инстинктом, осели на юге, на имперской территории, среди культурного и романизированного населения, их судьба была решена. Понятие одной империи, объединяющей все народы и включающей весь мир или по крайней мере всю Европу – идея, родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая в Риме христианском, оказалась необычайно живучей. И новые захватчики испытали настолько благоговейное восхищение столицей мира, что довольно долго воздерживались от посягательства на ее объединяющие принципы. Они гордились своим положением регулярной армии империи, а их короли гордились тем, что правят Римом и оккупированными провинциями от имени императора. Этому романтическому ореолу идея имперского единства обязана своим выживанием в самых тяжелых мировых кризисах, позволив преемникам Константина Великого веками удерживать свою фиктивную власть над западом.

Но даже героические попытки Юстиниана добавить материальности иллюзиям и вернуть Средиземному морю статус Римского, не смогли спасти идеал, который вдохновлял многие поколения римлян и внушал почтение ордам варваров, и в IX веке франки и Карл Великий нанесли смертельный удар.

Это правда, что современники не до конца понимали смысл этой революции, и блаженное невежество продолжало в течение нескольких поколений поддерживать миф об имперской сплоченности как о единственно возможной политической единице, что вполне устраивало мир, который они знали. Однако ни их иллюзии, ни протесты из далекого города на Босфоре не могли остановить процесс. Европа в конце концов развалилась на две части, и начался длительный процесс подъема новых национальных королевств на востоке и западе. Таков был, помимо других аспектов, истинный смысл коронации Карла Великого в Риме папой Львом III в Рождественскую ночь 800 года.

С энергией молодых энтузиастов и беспощадностью лишь наполовину цивилизованных варваров франки принялись расширять свою империю и навязывать свое правление соседним народам. Они добрались до Адриатики, завоевали Фриули и Истрию, навязали свое правление Хорватии и даже попытались сделать то же самое в отношении Болгарии. Их колонисты и миссионеры перешли Альпы и наводнили Паннонию. Оттуда они переправились через Дунай и около 835 года достигли северо-восточной границы своего проникновения в Нитре, что в современной Словакии, после того как победоносные армии Карла расчистили путь и уничтожили аваров, турко-татарских завоевателей современной Венгрии. Создавалось впечатление, что в Западной Европе началась новая эра, причем в лучших имперских традициях Рима. По странному совпадению римские легионы, двигаясь на северо-восток, тоже остановились недалеко от Нитры. Это зафиксировано в римской надписи под замком Тренчин. В ней говорится, что в 179 году римские легионы под командованием Марка Аврелия разбили лагерь у подножия Карпатских гор. Однако, претендуя на господство в Моравии и Богемии, франки превзошли римлян, аванпосты которых никогда не располагались дальше Брно, современной столицы Моравии. Эльба, в водах которой так часто отражались орлы римских легионов Друза и Тиберия, также видела войска Карла Великого, когда они старались обезопасить восточные границы империи от вторжения варваров-славян, селившихся на берегах реки. Даже Испания или то, что от нее осталось после арабских завоеваний, считала Карла Великого единственным человеком, способным ее освободить и снова превратить в христианскую страну.

Если мы подумаем о великом множестве возможных вариантов развития, то поневоле зададимся вопросом, какой была бы история Европы, если бы империя Карла Великого уцелела, а его преемники сумели бы дополнить грандиозное политическое сооружение, возведенное на руинах старого универсализма, и сохранить его с помощью новой христианской веры. Формирование империи франков – удивительный процесс. Его центр тяжести изначально находился на западе и на юге, где господствовали романизированные элементы, и только случайность не позволила этому превосходству оставить свой отпечаток. Разрыв торговых путей между Марселем, Сицилией, Византией и Африкой арабами, которые начиная с VII века господствовали на Средиземноморье, принес экономический упадок в Южную Францию и не позволил этой культурной части Франкской империи взять на себя роль лидера в развитии. Но хотя центр тяжести сместился и инициатива перешла к северу, романизированные элементы юга не утратили престижа в новорожденной империи. Если бы не случайность, им хватило бы жизненных сил, чтобы романизировать или по крайней мере воздействовать латинской, французской и итальянской культурой на германские племена, цивилизация которых по всем параметрам не дотягивала до западных и южных стандартов.

Карл Великий, сам того не ведая, сдержал это развитие. Историки до сих пор с горечью поминают жестокость, проявленную этим почитателем святого Августина, строителя града Божия на земле, при покорении саксонцев, живших между средним и нижним течением Эльбы, в современной Франконии и Голландии. Он безжалостно подавлял неоднократно повторявшиеся восстания и заставил их принять христианство. Безусловно, Карл Великий имел в виду только интересы империи и христианства. Однако, не желая этого, он оказал большую услугу германской нации в целом. Ведь именно благодаря его жестокому обращению весьма энергичное германское племя не изолировалось и не образовало отдельный народ и государство, как это сделали даны, скандинавы и англосаксы. Саксонцы остались германцами, в то время как насильственное распределение многих саксонцев среди соседних германских племен внесло большой вклад в их объединение и укрепило их сопротивление негерманскому проникновению. Саксонцы были воинственным народом, но, поскольку они лишь недавно вышли из своей языческой и примитивной цивилизации, вся Франкия в результате испытала регресс.

Политика Карла Великого по большей части способствовала распаду его империи на две части – романизированную и германскую. Этот раскол возвестил о второй фазе работы по переустройству. Однако распад продолжался. Трудности в Италии, где папство было поглощено территориальными претензиями и где воспоминания об имперском периоде, все еще витавшие в воздухе, ограничивали расширение королевства лангобардов. Франция продолжила распад, одновременно поддерживая миф о единстве, что получалось все хуже. В Испании романизированные иберийцы и готы – хребет гордой испанской нации, – отчаявшись получить помощь западного христианского мира, продолжили идти своим путем и начали борьбу – практически в одиночку – с мусульманами. Она завершилась освобождением Испании в XV веке. Даже Хорватия освободилась, а Булгария выросла в крупное государство, ставшее угрозой для Византии, последней и единственной наследницы Древнего Рима.

Дальше к востоку, на периферии империи франков, на левом берегу среднего течения Дуная и на берегах его притоков, от Моравы в направлении Тисы, выросло новое государство, известное как Великая Моравия, которая под управлением династии Моймиров в конце концов преградила путь франкам, рвавшимся к Карпатам. Оно собрало вокруг себя славянские племена верховьев Влтавы, ее притоков и верховьев Вислы. Это государство угрожало навязать свое правление всей бывшей Паннонии, или той части современной Венгрии, которая лежит между излучиной Дуная, Альпами и Дравой. Дальше на север многие славянские племена, жившие на правом берегу Эльбы и между Эльбой и Балтийским морем, вскоре оправились от испуга, который в них вселили армии Карла Великого и его преемников, и стали переправляться через реку и разорять территории Восточной Франкии, или будущей Германии.

В ходе норманнских завоеваний, которые сеяли ужас по всему европейскому побережью Атлантического океана и парализовали европейскую экономическую жизнь, плоды трудов Карла Великого стали разваливаться. В это самое время на Дунае и Мораве возникло государство, так много обещавшее Центральной и Восточной Европе, что это до сих пор озадачивает многих ученых. Новое государство нашло доступ к Константинополю, хранилищу старой классической и эллинистической культуры, и получило оттуда знание Евангелия. Столь неожиданный отпор остановил продвижение на восток франкской культуры и открыл славянский восток для Византии. Изобретение письменности святыми Кириллом и Мефодием и начало богослужений на славянском языке – новшество, неслыханное на западе, – угрожали всей культурно-просветительской работе Карла Великого. Этот монарх сделал делом своей жизни навязывание использования латыни и римских обрядов западу, в том числе нелатинскому населению германского рода.

В любом случае амбиции Карла Великого явились сильным доказательством привлекательности римской культуры для германцев. Не имея ничего, что можно было бы отдать взамен за бесценные дары, предлагаемые Римом, они приняли их целиком и настаивали, что язык римлян является единственным посредником, достаточно благородным, чтобы передать мысли интеллектуалов толпе и молитвы верующих Богу. Они не видели неравенства между своим положением и положением романизированных народов и не думали о том, что такое абсолютное принятие поставит их собственный язык в невыгодное положение. Такие соображения могли помочь в оценке государственной мудрости моравских князей. Но в то время латинские институты так прочно утвердились в жизни франков, что стали неотъемлемой частью франкского национального характера на востоке и западе, и вместо того, чтобы подражать восточным соседям, франки, почувствовав опасность, предпочли действовать. Понять опасность их заставило папство, которое, обеспокоенное растущей силой франкской иерархии, стало на сторону Моравии и византийских миссионеров.

Восточная Франкия – сегодняшняя Германия – вбросила мяч в игру. С характерным германским упорством Людовик не давал ни минуты покоя моравским соседям, и его преемник Арнульф, чувствуя неспособность сокрушить их в одиночку, не испытывая никаких угрызений совести, призвал на помощь следующих завоевателей Центральной Европы – финно-угорских мадьяр. После их разгрома болгарским царем Симеоном и его союзниками печенегами (пацинаками) – их смертельными врагами – и после их изгнания с насиженного места на юге Руси, мадьяры только и ждали возможности перейти Карпаты, чтобы ликвидировать Моравскую империю и обустроиться на дунайских равнинах. Арнульф явно не ведал, что творит. Он достиг своей цели, но на деле оборвал линию связи, которую создавали моравские принцы, чтобы соединить Византию и Центральную Европу. По ней на запад должны были поступить сокровища греческой и эллинистической культуры. Поскольку моравский путь перерезали ничего не знающие о культуре мадьяры, а морские пути преградили арабы, Западной Европе пришлось ждать четыре века, прежде чем ее экономическая и военная экспансия на Средний Восток во время Крестовых походов восстановила контакт с греческой и эллинистической культурой, спасенной Византией. Этот контакт дал интеллектуальный толчок к развитию западного Возрождения.

Ничуть не менее катастрофическим стал непосредственный результат этого поступка. Новые завоеватели стали бичом Европы, и их набеги в Баварию и на другие германские земли, в Бургундию, Западную Франкию и даже Италию, никому не позволяли наслаждаться миром. Место моравской проблемы заняла проблема мадьярская, значительно более тяжелая. Чтобы с ней справиться, нужен был еще один Карл Великий.

Тем временем шло создание из ряда славянских и финно-угорских племен Киевской и Новгородской Руси – величайшего из творений, существовавших на севере и востоке Европы. Этот регион доселе был едва ли хорошо известен римлянам и их преемникам на западе, франкам, и оставался закрытой книгой для всего остального человечества. Новое политическое образование, которое Игорь сосредоточил вокруг Киева, установило контакт не только с византийской цивилизацией, но и с арабами Багдада через хазар, обосновавшихся в низовьях Волги, и булгар, живших вблизи среднего течения этой реки.

Существовала серьезная опасность того, что цивилизация халифов затмит христианскую Византию. Северяне-скандинавы были язычниками, и их одинаково привлекали обе цивилизации. Затем вместо христианства в его западной или восточной форме ислам пересек Днепр, Днестр и Карпатские горы и обеспечил себе прочное положение среди мадьяр. В своих скитаниях по русским степям, тогда находившимся под хазарским правлением, они, вероятно, познакомились с верой Мухаммеда и, как многие кочевники, предпочли ее суровой доктрине христианства.

Опасность была предотвращена Византией. Святослав, языческий князь Киевский, двигался к Дунаю, и вместо того, чтобы осесть на Волге среди булгар-мусульман, он начал войну с дунайскими булгарами к большой выгоде Византии. Мадьярскую опасность преодолело молодое германское племя, недавнее приобретение Восточной Франкии, – саксонцы. Из-за вторжений скандинавов и мадьяр из всех германских племен только энергичные саксонцы, меньше всего пропитанные духом старого римского христианства, смогли предпринять действенные меры против посягателей. А когда последние отпрыски династии Каролингов умерли, германские племена вернулись к старой практике избрания национальных королей. После смерти их первого избранника, Конрада Франконского, они отдали королевскую корону герцогу Саксонии Генриху Птицелову.

Именно этот сильный правитель и его преемник Оттон I за несколько экспедиций ликвидировали мадьярскую угрозу и, наконец, подавили кочевничество в сражении на реке Лех в 955 году. Но Оттон I не последовал примеру Карла Великого, который почти полностью уничтожил аваров, и они навсегда исчезли с мировой исторической сцены. Вместо этого он предпочел оставить мадьяр в покое, убедиться в покорности чехов и их военной поддержке и повернуть против славян на Эльбе. Войска переправились через реку, и первая волна того, что немцы называют Drang nach Osten (натиск на восток), захлестнула славянские земли, огнем и мечом опустошая территорию, на которой в будущем предстояло возникнуть Берлину, Пруссии и новой Германии.

В ходе этого движения на восток германцы впервые столкнулись с поляками, с удивлением обнаружив между реками Бобер, Варта, Висла и Одер большую конгломерацию славянских племен, обладающую всеми чертами прочной политической организации, которой правил смелый князь Мешко I. По сути дела, именно движение к Балтике через Померанию, занятую в то время славянскими племенами, принадлежавшими к польской группе, на которые одинаково зарились и германцы и поляки, а Мешко I сделал первый шаг, выдвинул поляков на передний план, и они попали в сферу германских интересов. С того времени германские хронисты использовали для описания поляков и их правителя сильные выражения, явно передающие гнев современных саксонцев, столкнувшихся с совершенно неожиданным препятствием. К сожалению, эти хронисты отличаются немногословием, когда дело касается интересующих нас фактов. В результате их намеренной сдержанности нам мало что известно о происхождении Мешко, построении его государства и его отношениях с Османской империей. Все эти вопросы активно обсуждались германскими и польскими учеными, особенно в десятилетия, предшествовавшие Второй мировой войне. Эти споры, бесспорно, будут интересны будущим историкам, поскольку, либо случайно, либо умышленно, именно они послужили идеологическим введением мирового конфликта.

Воспоминания о поблекшей славе империи франков преследовали германские племена, даже когда они объединились в новое Германское королевство и искушение возродить прошлое оказалось слишком сильным для Оттона I. Саксонцы и другие германцы возродили империю Карла Великого с Оттоном I в качестве ее первого императора, наследника всех честолюбивых планов великого предка. Родилась Римская империя германского народа. Германцы так глубоко почитали франков, что, надев королевские одежды, Оттон I почувствовал себя франком.