© И. Франк, 2018

© ООО «Издательство ВКН», 2018

Как читать эту книгу

Уважаемые читатели!

Перед вами – НЕ очередное учебное пособие на основе исковерканного (сокращенного, упрощенного и т. п.) авторского текста.

Перед вами прежде всего – интересная книга на иностранном языке, причем на настоящем, «живом» языке, в оригинальном, авторском варианте.

От вас вовсе не требуется «сесть за стол и приступить к занятиям». Эту книгу можно читать где угодно, например, в метро или лежа на диване, отдыхая после работы. Потому что уникальность метода как раз и заключается в том, что запоминание иностранных слов и выражений происходит подспудно, за счет их повторяемости, без СПЕЦИАЛЬНОГО заучивания и необходимости использовать словарь.

Существует множество предрассудков на тему изучения иностранных языков. Что их могут учить только люди с определенным складом ума (особенно второй, третий язык и т. д.), что делать это нужно чуть ли не с пеленок и, самое главное, что в целом это сложное и довольно-таки нудное занятие.

Но ведь это не так! И успешное применение Метода чтения Ильи Франка в течение многих лет доказывает: начать читать интересные книги на иностранном языке может каждый!

Причем

на любом языке,

в любом возрасте,

а также с любым уровнем подготовки (начиная с «нулевого»)!

Сегодня наш Метод обучающего чтения – это почти триста книг на пятидесяти языках мира. И более миллиона читателей, поверивших в свои силы!

Итак, «как это работает»?

Откройте, пожалуйста, любую страницу этой книги. Вы видите, что текст разбит на отрывки. Сначала идет адаптированный отрывок – текст с вкрапленным в него дословным русским переводом и небольшим лексико-грамматическим комментарием. Затем следует тот же текст, но уже неадаптированный, без подсказок.

Если вы только начали осваивать английский язык, то вам сначала нужно читать текст с подсказками, затем — тот же текст без подсказок. Если при этом вы забыли значение какого-либо слова, но в целом все понятно, то не обязательно искать это слово в отрывке с подсказками. Оно вам еще встретится. Смысл неадаптированного текста как раз в том, что какое-то время – пусть короткое – вы «плывете без доски». После того как вы прочитаете неадаптированный текст, нужно читать следующий, адаптированный. И так далее. Возвращаться назад – с целью повторения – НЕ НУЖНО! Просто продолжайте читать ДАЛЬШЕ.

Сначала на вас хлынет поток неизвестных слов и форм. Не бойтесь: вас же никто по ним не экзаменует! По мере чтения (пусть это произойдет хоть в середине или даже в конце книги) все «утрясется», и вы будете, пожалуй, удивляться: «Ну зачем опять дается перевод, зачем опять приводится исходная форма слова, все ведь и так понятно!» Когда наступает такой момент, «когда и так понятно», вы можете поступить наоборот: сначала читать неадаптированную часть, а потом заглядывать в адаптированную. Этот же способ чтения можно рекомендовать и тем, кто осваивает язык не «с нуля».

Язык по своей природе – средство, а не цель, поэтому он лучше всего усваивается не тогда, когда его специально учат, а когда им естественно пользуются – либо в живом общении, либо погрузившись в занимательное чтение. Тогда он учится сам собой, подспудно.

Для запоминания нужны не сонная, механическая зубрежка или вырабатывание каких-то навыков, а новизна впечатлений. Чем несколько раз повторять слово, лучше повстречать его в разных сочетаниях и в разных смысловых контекстах. Основная масса общеупотребительной лексики при том чтении, которое вам предлагается, запоминается без зубрежки, естественно – за счет повторяемости слов. Поэтому, прочитав текст, не нужно стараться заучить слова из него. «Пока не усвою, не пойду дальше» – этот принцип здесь не подходит. Чем интенсивнее вы будете читать, чем быстрее бежать вперед, тем лучше для вас. В данном случае, как ни странно, чем поверхностнее, чем расслабленнее, тем лучше. И тогда объем материала сделает свое дело, количество перейдет в качество. Таким образом, все, что требуется от вас, – это просто почитывать, думая не об иностранном языке, который по каким-либо причинам приходится учить, а о содержании книги!

Главная беда всех изучающих долгие годы какой-либо один язык в том, что они занимаются им понемножку, а не погружаются с головой. Язык – не математика, его надо не учить, к нему надо привыкать. Здесь дело не в логике и не в памяти, а в навыке. Он скорее похож в этом смысле на спорт, которым нужно заниматься в определенном режиме, так как в противном случае не будет результата. Если сразу и много читать, то свободное чтение по-английски – вопрос трех-четырех месяцев (начиная «с нуля»). А если учить помаленьку, то это только себя мучить и буксовать на месте. Язык в этом смысле похож на ледяную горку – на нее надо быстро взбежать! Пока не взбежите – будете скатываться. Если вы достигли такого момента, когда свободно читаете, то вы уже не потеряете этот навык и не забудете лексику, даже если возобновите чтение на этом языке лишь через несколько лет. А если не доучили – тогда все выветрится.

А что делать с грамматикой? Собственно, для понимания текста, снабженного такими подсказками, знание грамматики уже не нужно – и так все будет понятно. А затем происходит привыкание к определенным формам – и грамматика усваивается тоже подспудно. Ведь осваивают же язык люди, которые никогда не учили его грамматику, а просто попали в соответствующую языковую среду. Это говорится не к тому, чтобы вы держались подальше от грамматики (грамматика – очень интересная вещь, занимайтесь ею тоже), а к тому, что приступать к чтению данной книги можно и без грамматических познаний.

Эта книга поможет вам преодолеть важный барьер: вы наберете лексику и привыкнете к логике языка, сэкономив много времени и сил. Но, прочитав ее, не нужно останавливаться, продолжайте читать на иностранном языке (теперь уже действительно просто поглядывая в словарь)!

Отзывы и замечания присылайте, пожалуйста, по электронному адресу frank@franklang.ru

Bret Harte
The Luck of Roaring Camp, and Other Sketches

The luck of Roaring camp
(Счастье Ревущего стана)

There was commotion in Roaring Camp (в Ревущем стане было смятение; camp – лагерь; далее это слово в составе названия Roaring Camp переводится как «стан», а отдельно как «поселок»). It could not have been a fight, for in 1850 that was not novel enough to have called together the entire settlement (это не могла быть драка = дело не могло быть в драке, ибо в 1850 году это не было достаточно в новинку, чтобы созвать = собрать вместе все поселение; novel – новый, в новинку; enough – достаточно). The ditches and claims were not only deserted (не только канавы и заявки были брошены; only – только), but “Tuttle's grocery” had contributed its gamblers (но и «Бакалея Татла» поставила своих игроков = игроки сбежались оттуда; to contribute – привносить, давать, содействовать), who, it will be remembered, calmly continued their game the day that French Pete and Kanaka Joe shot each other to death over the bar in the front room (которые, вспомним: «это будет вспомнено», спокойно продолжали свою игру в тот день, когда Француз Пит и Канак Джо застрелили друг друга до смерти за барной стойкой в зале: «передней комнате»; to shoot – стрелять).

roaring ['rɔ:rɪŋ], entire [ɪn'taɪǝ], contribute [kǝn'trɪbju:t], calmly ['kɑ:mlɪ], front [frʌnt]

There was commotion in Roaring Camp. It could not have been a fight, for in 1850 that was not novel enough to have called together the entire settlement. The ditches and claims were not only deserted, but “Tuttle's grocery” had contributed its gamblers, who, it will be remembered, calmly continued their game the day that French Pete and Kanaka Joe shot each other to death over the bar in the front room.

The whole camp was collected before a rude cabin on the outer edge of the clearing (весь поселок собрался: «был собран» перед грубой = грубо сколоченной хижиной на дальнем краю расчищенного участка леса; outer – внешний, дальний от out – снаружи, вне). Conversation was carried on in a low tone (разговор велся тихим голосом; to carry on – продолжать, вести от to carry – нести; on – зд.: дальше), but the name of a woman was frequently repeated (но имя одной женщины часто повторялось). It was a name familiar enough in the camp, – “Cherokee Sal (это было имя, достаточно известное в поселке: Сэл-чироки).”

whole [hǝʋl], frequently ['fri:kwǝntlɪ]

The whole camp was collected before a rude cabin on the outer edge of the clearing. Conversation was carried on in a low tone, but the name of a woman was frequently repeated. It was a name familiar enough in the camp, – “Cherokee Sal.”

Perhaps the less said of her the better (возможно, чем меньше сказано о ней, тем лучше). She was a coarse and, it is to be feared, a very sinful woman (она была неотесанной и, боюсь, очень грешной женщиной; it is to be feared = этого должно бояться; to fear). But at that time she was the only woman in Roaring Camp, and was just then lying in sore extremity (но в то время она была единственной женщиной в Ревущем стане, и как раз тогда лежала в крайне отчаянном положении: «в тяжкой крайности»; to lie – лежать), when she most needed the ministration of her own sex (когда она более всего нуждалась в уходе своего собственного пола = в женском уходе). Dissolute, abandoned, and irreclaimable, she was yet suffering a martyrdom (беспутная, покинутая и безвозвратная = безвозвратно погрязшая в пороке, она еще и переносила мучения: «мученичество») hard enough to bear even when veiled by sympathizing womanhood (которые достаточно тяжело переносить, даже когда /они/ скрашены сочувствующей женственностью: «достаточно тяжкие чтобы переносить»; to bear – нести; переносить, выносить; to veil – скрывать, завуалировать), but now terrible in her loneliness (но теперь ужасные в ее одиночестве).

extremity [ɪk'stremǝtɪ], dissolute ['dɪsǝlu:t], abandoned [ǝ'bændǝnd], irreclaimable [,ɪrɪ'kleɪmǝbl], martyrdom ['mɑ:tǝdǝm], bear [beǝ]

Perhaps the less said of her the better. She was a coarse and, it is to be feared, a very sinful woman. But at that time she was the only woman in Roaring Camp, and was just then lying in sore extremity, when she most needed the ministration of her own sex. Dissolute, abandoned, and irreclaimable, she was yet suffering a martyrdom hard enough to bear even when veiled by sympathizing womanhood, but now terrible in her loneliness.

The primal curse had come to her in that original isolation which must have made the punishment of the first transgression so dreadful (первородный грех настиг ее в том изначальном одиночестве, которое, должно быть, сделало кару за первое преступление такой ужасной; to come – приходить; must – быть должным, должно быть). It was, perhaps, part of the expiation of her sin that, at a moment when she most lacked her sex's intuitive tenderness and care (возможно, частью искупления ее греха было то, что в момент, когда ей больше всего не хватало интуитивной нежности и заботливости ее пола; to lack – не иметь, иметь недостаточно), she met only the half-contemptuous faces of her masculine associates (она встречала лишь полупрезрительные лица своих дружков-мужчин; to meet; masculine – мужской; associate – товарищ, компаньон, соучастник).

isolation [,aɪsǝl'eɪʃn], dreadful ['dredfl], expiation [,ekspɪ'eɪʃn], intuitive [ɪn'tju:ɪtɪv], contemptuous [kǝn'tempʧʋǝs], associate [ǝ'sǝʋʃiǝt]

The primal curse had come to her in that original isolation which must have made the punishment of the first transgression so dreadful. It was, perhaps, part of the expiation of her sin that, at a moment when she most lacked her sex's intuitive tenderness and care, she met only the half-contemptuous faces of her masculine associates.

Yet a few of the spectators were, I think, touched by her sufferings (и все же несколько зрителей = некоторые из свидетелей были, я думаю, тронуты ее страданиями; a few – несколько). Sandy Tipton thought it was “rough on Sal (Сэнди Типтон подумал, что они были «жестки для Сэл» = что ей пришлось несладко; to think – думать; rough – грубый, жесткий),” and, in the contemplation of her condition, for a moment rose superior to the fact that he had an ace and two bowers in his sleeve (и, в наблюдении = наблюдая за ее состоянием, на секунду поднялся выше того факта, что у него был туз и /еще/ две крупные карты в рукаве; to rise – подниматься, вставать; bower – в картах – одна из старших карт).

spectator [spek'teɪtǝ], rough [rʌf], superior [su:'pɪǝrɪǝr], bower [baʋǝ]

Yet a few of the spectators were, I think, touched by her sufferings. Sandy Tipton thought it was “rough on Sal,” and, in the contemplation of her condition, for a moment rose superior to the fact that he had an ace and two bowers in his sleeve.

It will be seen also that the situation was novel (будет также увидено = также заметьте, что эта ситуация была чем-то новым). Deaths were by no means uncommon in Roaring Camp, but a birth was a new thing (смерти никоим образом не были необычным /делом/ в Ревущем стане, но рождение было новой вещью; by no means – никоим образом: «никаким средством»). People had been dismissed from the camp effectively, finally, and with no possibility of return (людей выметало из поселка действенно, окончательно и без возможности возвращения; to dismiss – приказывать уйти; отпускать; увольнять; не относиться всерьёз, отмахиваться от чего-либо); but this was the first time that anybody had been introduced ab initio (но это был первый раз, когда кто-либо появлялся /здесь/ ab initio = с самого начала /лат./; to introduce – вводить в употребление, представлять). Hence the excitement (отсюда и волнение).

birth [bɜ:θ], ab initio [,æbɪ'nɪʃiǝʋ]

It will be seen also that the situation was novel. Deaths were by no means uncommon in Roaring Camp, but a birth was a new thing. People had been dismissed from the camp effectively, finally, and with no possibility of return; but this was the first time that anybody had been introduced ab initio. Hence the excitement.

“You go in there, Stumpy,” said a prominent citizen known as “Kentuck,” addressing one of the loungers (ты зайди туда внутрь, Коротышка, – сказал один выдающийся = видный гражданин, известный как «Кентукк», обращаясь к одному из зевак; stumpy – коренастый, приземистый, короткий и толстый; stump – обрубок; пень; known – известный от to know – знать). “Go in there, and see what you kin do (зайди туда и посмотри, что ты можешь сделать; kin – искаж. can – мочь, уметь). You've had experience in them things (у тебя был опыт в этих вещах; them – они; зд.: простореч. вместо the, these, those – эти).”

prominent ['prɒmɪnǝnt], citizen ['sɪtɪzǝn], Kentuck [ken'tʌk], address [ǝ'dres], experience [ɪk'spɪǝrɪǝns]

“You go in there, Stumpy,” said a prominent citizen known as “Kentuck,” addressing one of the loungers. “Go in there, and see what you kin do. You've had experience in them things.”

Perhaps there was a fitness in the selection (возможно, в этом выборе была уместность; fitness – соответствие, уместность). Stumpy, in other climes, had been the putative head of two families (Коротышка, в других краях, был раньше предполагаемым главой двух семейств); in fact, it was owing to some legal informality in these proceedings that Roaring Camp – a city of refuge – was indebted to his company (на самом деле, именно некой юридической вольности в этих делах Ревущий стан – город для укрытия – был обязан его обществом; owing to – из-за, благодаря от to owe – быть обязанным, должным; proceeding – практика, процедура, процесс). The crowd approved the choice, and Stumpy was wise enough to bow to the majority (толпа одобрила этот выбор, и Коротышка был достаточно мудр, чтобы склониться перед большинством). The door closed on the extempore surgeon and midwife (дверь закрылась за импровизированным хирургом и акушером), and Roaring Camp sat down outside, smoked its pipe, and awaited the issue (и /весь/ Ревущий стан сел снаружи, закурил свои трубки: «свою трубку» и ждал /исхода/ этого дела; to sit down).

putative ['pju:tǝtɪv], owing ['ǝʋɪŋ], legal ['li:ɡǝl], refuge ['refju:ʤ], indebted [ɪn'detɪd], approve [ǝ'pru:v], bow (глагол) [baʋ], surgeon ['sɜ:ʤǝn], issue ['ɪʃu:]

Perhaps there was a fitness in the selection. Stumpy, in other climes, had been the putative head of two families; in fact, it was owing to some legal informality in these proceedings that Roaring Camp – a city of refuge – was indebted to his company. The crowd approved the choice, and Stumpy was wise enough to bow to the majority. The door closed on the extempore surgeon and midwife, and Roaring Camp sat down outside, smoked its pipe, and awaited the issue.

The assemblage numbered about a hundred men (собрание насчитывало около ста человек). One or two of these were actual fugitives from justice, some were criminal, and all were reckless (один или двое из них были настоящими беглецами от правосудия, некоторые были преступными = преступниками, и все были отчаянными). Physically they exhibited no indication of their past lives and character (физически = внешне они не выказывали признаков своей прошлой жизни: «жизней» и характеров). The greatest scamp had a Raphael face, with a profusion of blonde hair (у самого большого лиходея было рафаэлевское лицо с копной светлых волос); Oakhurst, a gambler, had the melancholy air and intellectual abstraction of a Hamlet (Оукхерст, /заядлый/ игрок, имел меланхоличный вид и интеллектуальную отрешенность некоего Гамлета = как у Гамлета); the coolest and most courageous man was scarcely over five feet in height, with a soft voice and an embarrassed, timid manner (хладнокровнейший и самый отважный человек был едва больше пяти футов ростом, с мягким голосом и застенчивой, робкой манерой; cool – прохладный; хладнокровный; over – над, свыше, больше; пять футов ≈ 1 м 52 см).

assemblage [ǝ'semblɪʤ], fugitive ['fju:ʤǝtɪv], exhibit [ɪɡ'zɪbɪt], character ['kærǝktǝ], Raphael ['ræfeɪǝl], melancholy ['melǝnkǝlɪ], courageous [kǝ'reɪʤǝs], scarcely ['skeǝslɪ], timid ['tɪmɪd]

The assemblage numbered about a hundred men. One or two of these were actual fugitives from justice, some were criminal, and all were reckless. Physically they exhibited no indication of their past lives and character. The greatest scamp had a Raphael face, with a profusion of blonde hair; Oakhurst, a gambler, had the melancholy air and intellectual abstraction of a Hamlet; the coolest and most courageous man was scarcely over five feet in height, with a soft voice and an embarrassed, timid manner.

The term “roughs” applied to them was a distinction rather than a definition (выражение «хулиганы», примененное к ним, было скорее распознавательным признаком, чем определением; rather … than – скорее, чем; distinction – различение, распознавание; отличительная особенность, своеобразие, отличие; знатность, известность). Perhaps in the minor details of fingers, toes, ears, etc., the camp may have been deficient (возможно, в /том, что касается/ незначительных деталей – пальцев на руках, пальцев на ногах, ушей и т. д., – поселок мог быть бедноват; minor – меньший; менее важный; небольшой /о проблеме и проч./; deficient – бедный чем-либо, неполный), but these slight omissions did not detract from their aggregate force (но эти небольшие упущения = изъяны не убавляли от их совокупной силы = не ослабляли её). The strongest man had but three fingers on his right hand (сильнейший человек имел лишь три пальца на правой руке); the best shot had but one eye (лучший стрелок имел лишь один глаз).

apply [ǝ'plaɪ], deficient [dɪ'fɪʃǝnt], aggregate ['æɡrɪɡǝt]

The term “roughs” applied to them was a distinction rather than a definition. Perhaps in the minor details of fingers, toes, ears, etc., the camp may have been deficient, but these slight omissions did not detract from their aggregate force. The strongest man had but three fingers on his right hand; the best shot had but one eye.

Such was the physical aspect of the men that were dispersed around the cabin Such was the physical aspect