Когда-нибудь потом кто-нибудь скажет что-то такое, от чего он впервые сумеет засмеяться. Или засмеяться как впервые, неостановимо, снова и снова. Словно кто-то давным-давно нашел его перебитый бурей смех на лесной тропинке, взял домой и заботился о нем, пока смех не окреп настолько, чтобы снова жить на воле. И тогда он взмыл с крыши прямо в небо, словно кто-то отпустил воздушный шарик, чтобы сделать его счастливым. Пусть и через сто тысяч лет.