Глава I
которую читателю будет очень легко прочесть

Мистер Никодемус Изи был джентльмен, проживавший в Гэмпшире; он был женатый человек и обладал большим состоянием. В большинстве случаев супружеская чета легко обзаводится детьми, но частенько затрудняется их прокормлением. Мистер Изи этим не затруднялся, так как детей у него не было; но ему страстно хотелось иметь ребенка: ведь мы всегда мечтаем о том, что нам недоступно. Прождав десять лет, мистер Изи потерял всякую надежду. Говорят, философия может утешить огорченного человека, хотя Шекспир утверждает, что нет утешения против зубной боли. Как бы то ни было, мистер Изи занялся философией. Внимание его устремилось главным образом к вопросам о правах человека, о равенстве, о несправедливом распределении блага на земле и т. п. Однако никто не хотел слушать его философию. Женщины не желали признавать прав за мужчинами, утверждая, что они никогда не бывают правыми; мужчины же, посещавшие мистера Изи, были все богатые собственники, отнюдь не желавшие делиться с неимущими. Как бы то ни было, они предоставляли ему заниматься этими вопросами, а сами занимались его портвейном. Его философию они находили плохой, но вино очень хорошим, а ведь вещи надо принимать такими, как их находишь.

Впрочем, мистер Изи как будто и не подозревал, что его исследования должны тем или другим путем проводиться в жизнь; он ограничивался разглагольствованиями о социальном неравенстве и благодушно пользовался своим состоянием.

Пока мистер Изи толковал о философии, мистрисс Изи терпеливо слушала, и они представляли весьма счастливую супружескую чету, занимаясь каждым своим делом и не мешая друг другу. Мистер Изи знал, что жена не понимает его, и потому не огорчался, что она слушает его не слишком внимательно; а мистрисс Изи не заботилась о том, что говорит ее муж, лишь бы он не заставлял ее подавать реплики. Взаимная уступчивость всегда способствует семейному счастью.

Была и другая причина, способствовавшая их согласию. В спорных вопросах мистер Изи неизменно давал преимущество своей супруге, говоря, что она поступит, как ей угодно – и это нравилось его супруге; но когда доходило до дела, мистер Изи всегда поступал по-своему, – и это нравилось ему. Правда, мистрисс Изи давно уже убедилась, что ей не приходится поступать по-своему, но она была очень покладистого нрава, и так как в девяти случаях из десяти было совершенно безразлично, как именно сделано дело, то она довольствовалась уступками на словах. При таком благодушии супруги мистера Изи его семейное счастье, как легко себе представить, трудно было возмутить. Но, как уже давно замечено людьми, человеческие судьбы переменчивы. В конце одиннадцатого года мистрисс Изи в первый раз пожаловалась на тошноту после завтрака. У мистрисс Изи были свои подозрения; для всех остальных ее состояние не оставляло никаких сомнений; для всех – кроме мистера Изи; добряк не подозревал, что исполнение его заветных желаний так близко; он давно уже решил, что наследника ему не дождаться, и не замечал изменения фигуры своей жены. Мистрисс Изи тоже была еще не совсем уверена – боялась, что это недоразумение, какое-нибудь случайное недомогание, и потому ничего не говорила супругу. Наконец, однако, и у мистера Изи открылись глаза; когда, же, обратившись к жене с расспросами, он узнал поразительную новость, они открылись еще больше, и он щелкнул пальцами, и от восторга пустился в пляс с грацией философа или медведя на горячей плите.

Мистрисс Изи не щелкала пальцами и не пускалась в пляс, ей было совсем не до того, когда начались боли; но мистер Изи презирал боль, как все философы, когда терпеть ее приходится не им, а другим.

В надлежащее время мистрисс Изи подарила своему супругу мальчика, которого мы рекомендуем читателям как героя этой книги.

Глава II
в которой мистрисс Изи по обыкновению поступает как ей угодно

На четвертый день после разрешения от бремени мистрисс Изи, мистер Изи, сидевший в покойном кресле подле ее постели, начал так:

– Я думаю, моя дорогая мистрисс Изи, какое имя дать ребенку.

– Имя, мистер Изи! Да то самое, которое вы носите, какое же еще?

– Нет, душа моя, – возразил мистер Изи, – хотя и говорят, что все имена хороши, но мое мне не кажется хорошим. Это худшее имя в календаре.

– Чем же оно не подходит, мистер Изи?

– Не подходит ни мне, ни ребенку. Никодемус чересчур длинное для того, чтобы писать его полностью, а Ник – вульгарное. Кроме того, раз будут два Ника, то мальчугана, естественно, будут звать молодым Ником, а я, разумеется, окажусь старым Ником, что уже пахнет чертовщиной^[1].

– В таком случае, мистер Изи, предоставьте мне выбрать имя.

– Конечно душа моя, для того-то я и заговорил об этом предмете так рано.

– Я думаю, мистер Изи, назвать мальчика именем моего бедного отца – пусть он зовется Роберт.

– Очень хорошо, душа моя, если вы хотите, пусть он будет Роберт. Вы поступите, как вам угодно. Но надеюсь, душа моя, что, подумав немного, вы согласитесь что против этого можно сделать существенное возражение.

– Возражение, мистер Изи?

– Да, душа моя; Роберт, быть может, очень хорошее имя, но вы должны подумать о последствиях; его, наверное, будут называть Боб.

– Так что же, и пусть называют Боб.

– Я этого и в мыслях допустить не могу, душа моя. Вы забываете, что в той местности, где мы живем, всюду пасутся стада овец.

– Но, мистер Изи, какое отношение имеет овца к христианскому имени?

– Очень существенное – женщины никогда не думают о последствиях. Душа моя, у овец большое касательство к имени Боб. Спросите любого фермера, он вам скажет, что из сотни собак овчарок девяносто девять имеют кличку Боб. Теперь заметьте: пойдет наш ребенок гулять в поле; вы вздумаете позвать его. Кто же явится на ваш зов вместо вашего ребенка? Дюжина псов, которые сбегутся на кличку Боб, махая своими обрубленными хвостами. Как видите, мистрисс Изи, из этой дилеммы не выберешься. Вы поставите вашего сына на один уровень с грубыми животными, дав ему христианское имя, которое, ввиду его краткости, монополизировано местными собаками. Всякое другое имя, какое только вам вздумается, дорогая моя; но в этом единственном случае позвольте мне наложить мое вето.

– Хорошо, посмотрим, но я придумаю потом, мистер Изи; у меня голова болит.

– Я придумаю за вас, дорогая моя. Что вы скажете насчет имени Джон?

– О нет, мистер Изи, это такое обыкновенное имя.

– Доказательство его популярности, душа моя. Оно библейское – его носили один из апостолов и Креститель – было также с дюжину пап этого имени. Оно королевское – множество королей были Джонами, а кроме того, оно коротенькое и звучит честно и мужественно.

– Да, это правда, но ведь тогда мальчика будут называть Джек.

– Ну, что ж, многие знаменитости были Джеками. Был – позвольте – Джек убийца Великанов и Джек – да, Джек Кэд, великий Бунтовщик, и Трехпалый Джек, мистрисс Изи, знаменитый негр, и наконец, сударыня, Джек Фальстаф – честный Джек Фальстаф, остроумный Джек Фальстаф.

– Вы говорили, мистер Изи, что позволите мне выбрать имя самой.

– Но, разумеется, душа моя, я предоставляю выбор вам. Решайте, как вам угодно, но согласитесь, что Джон самое подходящее имя. Не правда ли, душа моя?

– Это ваша всегдашняя манера, мистер Изи: вы говорите будто предоставляете решать мне, но мне никогда не приходится решать. Я уверена, что ребенок будет окрещен Джоном.

– Он будет окрещен, как вам заблагорассудится. Теперь я припоминаю, что несколько греческих императоров назывались Джонами; но решайте сами, душа моя.

– Нет, нет, – возразила мистрисс Изи, которая чувствовала себя нехорошо и не могла продолжать спор – я предоставляю это вам, мистер Изи. Я знаю, будет то, что всегда бывает – вы предоставляете мне решение, как дают золотую монету маленьким детям: будто бы в их полную собственность, но с тем, чтобы они не смели ее тратить. Пусть он зовется Джоном.

– Ну, вот, душа моя, не говорил ли я вам, что вы согласитесь со мною, если подумаете? Я знал, что вы согласитесь. Я предоставил вам решение, и вы говорите, что его нужно назвать Джоном: значит, мы одинакового мнения, и этот пункт можно считать улаженным.

– Я попробую заснуть, мистер Изи – я нехорошо себя чувствую.

– Как вам угодно, душа моя, – отвечал супруг, – вы можете во всем поступать по собственному усмотрению. Для меня величайшее удовольствие исполнять ваши желания. Я пройдусь по саду. Покойной ночи, душа моя.

Мистрисс Изи не отвечала, и философ вышел из комнаты. Как легко можно себе представить, на следующий день мальчик был окрещен Джоном.

Глава III
в которой нашему герою приходится дожидаться конца дебатов

Трудно придать интерес главе о детстве. Первое время развития у всех детей проходит одинаково. Мы не можем поэтому много сообщить о самых ранних днях Джека: он сосал грудь и отрыгал молоко, за что кормилица называла его голубчиком, а там опять сосал. По утрам он орал как петух, пищал, когда его мыли, таращил глаза на свечку и строил гримасы ветру. Шесть месяцев прошли в этих невинных развлечениях, а затем на него надели штанишки. Но я должен заметить, что мистрисс Изи не могла сама кормить младенца, так что пришлось заменить ее кормилицей.

Ординарный человек удовольствовался бы рекомендацией врача, который заботится об одном: чтобы для младенца был достаточный запас здоровой пищи. Но мистер Изи был философ, он занимался в последнее время краниологией и завел с доктором ученый разговор по поводу того, что его единственный сын будет получать питание из неизвестного источника.

– Кто знает, – заметил мистер Изи, – не всосет ли мой сын вместе с молоком худшие страсти человеческой природы.

– Я исследовал ее, – возразил доктор, – и могу смело рекомендовать.

– Это исследование было только предварительным, за которым должно последовать более важное, – отвечал мистер Изи. – Я сам исследую ее.

– Кого вы исследуете, мистер Изи? – воскликнула его жена, лежавшая в постели.

– Кормилицу, душа моя.

– Что вы исследуете, мистер Изи? – продолжала супруга.

– Ее голову, душа моя, – отвечал супруг. – Я должен определить, каковы ее наклонности.

– Я думаю, что вам лучше оставить ее в покое, мистер Изи. Она придет сегодня вечером, и я допрошу ее построже. Д-р Миддльтон, что вам известно об этой молодой особе?

– Мне известно, мадам, что она сильна и здорова, иначе бы я не выбрал ее.

– Но хороший ли у нее характер?

– Ну, о ее характере я ничего не могу сказать, мадам, но вы можете, если угодно, навести справки. Я должен заметить, однако, что если вы будете чересчур требовательны в этом отношении, то вам, пожалуй, трудновато будет найти желаемое.

– Ну, я посмотрю, – возразила мистрисс Изи.

– А я ощупаю, – подхватил ее супруг.

Это собеседование было прервано появлением той самой особы о которой шла речь. Горничная доложила о ее приходе, а затем ввела ее в гостиную. Это была красивая, цветущая, здоровая с виду девушка, неловкая и наивная в обращении и, по-видимому, не чересчур умная: в выражении ее лица голубиного было больше, чем змеиного.

Мистер Изи, которому не терпелось приступить к исследованию, заговорил первый:

– Молодая женщина, подойдите сюда, я исследую вашу голову.

– О, сэр! Она совершенно чистая, уверяю вас! – воскликнула девушка, делая книксен.

Доктор Миддльтон, сидевший между постелью и креслом мистера Изи, потер руки и засмеялся.

Тем временем мистер Изи развязал тесемки и снял чепчик с девушки, а затем запустил пальцы в ее волосы, причем лицо ее выразило страх и изумление.

– Я с удовольствием замечаю, что вы обладаете значительной дозой благодушия.

– Да, – ответила девушка, приседая.

– Также почтительности.

– Благодарствуйте, сэр.

– Орган скромности тоже сильно развит.

– Да, сэр, – отозвалась девушка с улыбкой.

«Совершенно новый орган», – подумал д-р Миддльтон.

– Фило-прогенитивность весьма сильна.

– С вашего позволения, сэр, я не понимаю, что это значит, – отвечала Сара, приседая.

– Тем не менее вы доставили практическое подтверждение. Мистрисс Изи, я доволен. Желаете вы предложить ей какие-нибудь вопросы? Хотя в этом нет необходимости.

– Разумеется, желаю, мистер Изи. Скажите, милая, как вас зовут?

– Сара, с вашего позволения, сударыня.

– Давно ли вы замужем?

– Замужем, сударыня?

– Ну да, замужем.

– С вашего позволения, сударыня, я несчастная, сударыня, – отвечала девушка, опуская глаза.

– Как! Вы не замужем?

– Нет еще, сударыня.

– Праведный Боже! Доктор Миддльтон, как могли вы прислать сюда эту особу? – воскликнула мистрисс Изи. – Незамужняя женщина и уже имела ребенка!

– С вашего позволения, сударыня, – перебила молодая женщина, приседая, – он был очень маленький.

– Очень маленький! – воскликнула мистрисс Изи.

– Да, сударыня, очень маленький и умер вскоре после своего рождения.

– О, доктор Миддльтон! Что же это такое, доктор Миддльтон?

– Дорогая мистрисс Изи, – сказал доктор Миддльтон, вставая, – это единственная особа, подходящая для вашего ребенка, какую я мог найти, и если вы не возьмете ее, то я не ручаюсь за его жизнь. Правда, можно разыскать замужнюю женщину, но замужние женщины, обладающие нормальными чувствами, не станут бросать собственных детей; а так как мистер Изи утверждает, а вы, по-видимому, верите, что питание, получаемое вашим ребенком, может повлиять на его характер и наклонности, то, мне кажется, они рискуют гораздо сильнее пострадать от молока замужней женщины, бросившей своего ребенка ради прибыли. Несчастье, случившееся с этой молодой женщиной, не всегда свидетельствует о дурной натуре, а часто только о сильной привязанности, о крайней доверчивости и простоте.

– Вы правы, доктор, – возразил мистер Изи, – и ее голова доказывает, что это скромная женщина, с сильным религиозным чувством, добродушным нравом и другими хорошими качествами.

– Голова может доказывать что угодно, мистер Изи, но ее поведение говорит совсем другое.

– Она вполне годится для своей роли, мадам, – выразил доктор.

– И с вашего позволения, сударыня, – прибавила Сара, – он был такой маленький.

– Передать ей ребенка, сударыня? – спросила временная кормилица, слушавшая молча. – Он так беспокоится, бедняжка, и засунул себе в рот кулачок.