3 января 1944 г. он написал Идену: «Я убежден весомыми доводами людей, которых знаю лично и которым полностью доверяю, что Михайлович – обуза для короля; тот ничего не сможет сделать, пока не избавится от него». Этими доверенными людьми были, естественно, Дикин и МакЛейн, но к ним присоединился и сын Рэндолф, который был сброшен на парашюте к югославским партизанам. Увы! Партизаны Тито быстро выяснили его наследственную слабость, и под постоянным воздействием местной сливовицы Рэндолф докладывал своему отцу только то, во что партизаны хотели его заставить поверить[208]. Руководствуясь столь ненадежной информацией, Черчилль разработал свою югославскую политику, заключавшуюся в поддержке Тито всеми средствами и в убеждении короля примкнуть к его движению; учитывая, что партизаны-коммунисты вели с монархистами жестокую войну и что сам Тито месяцем ранее отрекся от короля, Черчилль разбирался в югославском осином гнезде ничуть не лучше, чем во французских делах. «Господи, – записал в своем дневнике маршал Брук, – если бы только он вернулся в Англию, где мы смогли бы его сдерживать».
Желание маршала, по крайней мере в его первой части, сбылось 18 января 1944 г.: Уинстон Черчилль вернулся в Лондон. Но вот сдерживать его было ничуть не проще, чем в Марракеше: к ужасу своих начальников штабов и генерала Эйзенхауэра, только что назначенного верховным главнокомандующим «Оверлорда», неутомимый стратег с Даунинг-стрит снова вытащил на свет свои планы десантов в Норвегии и на Суматре.