Отзывы на книгу «Превращение (сборник)»

Кто такой Грегор Замза? Насекомое или человек? Во сне ли он превратился в страшное насекомое или это подсознание совершило такой генетический выверт, чтобы убежать, уйти от мещанского быта и нудной, отупляющей работы коммивояжера. Что это было? Начавшаяся где-то в пространстве и закончившаяся где-то в пространстве история одного исчезновения? А может быть это история изгоя, непохожего на большинство? Или превращение Грегора это история одного одиночества, страшного и мучительного одиночества среди близких людей?
Чем чаще я читаю Кафку, тем все больше и больше убеждаюсь, что все вышеперечисленное верно. История Грегора Замзы – это история изгоя, который в какой-то момент становится не таким как большинство, он отличается, явно отличается, но именно в момент превращения он становится собой, находит себя, но в тоже время страстно желает быть в семье: слушать как играет на скрипке сестра, слушать голос матери, помогать семье, но семья перестает его любить, перестает принимать его, испытывая чувство стыда и желая спрятать, запереть в пустой комнате от чужих и от своих глаз это неведомое создание. В этом противопоставлении и есть главный конфликт или боль и самого Кафки: да, я другой, не такой как все, я, если хотите, насекомое, но я – человек и я хочу быть среди вас, быть таким какой я есть. Посмотрите на насекомое и найдите в нем человека, разглядите человека. А общество и семья не принимает, отторгает, именно потому, что другой. И в этот момент настигает ошеломляющее одиночество клерка из страховой компании…или коммивояжера. Одиночество в собственном вакууме. И дело здесь не в том, что мещанская среда не способна воспринимать иное, как очень любят писать многие литературоведы, а в том, что свойство человека вообще защищать свою психику и жизнь от того, что кардинально отличается от него самого, от его представлений о мире и о человеке в этом мире, если хотите, то это такая защитная реакция, как у родителей Грегора – забыть, как можно скорее о том, что там в комнате жило насекомое, оно исчезло, и наконец-то светит солнышко, а дочь расцвела и стала красавицей - вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. Идеальный вариант: пусть неведомое исчезнет, мы не хотим его понимать и не хотим видеть в насекомом нашего сына и брата. Он – другой.
Наверное, самые мучительно-страшные в психологическом плане моменты - это когда из комнаты Грегора начинают выносить мебель, а он, это отчаянное насекомое, цепляется изо всех сил за портрет.
Храбрый одинокий Грегор, отчаянно пытающийся быть с семьей, но превращение уже случилось. Во сне ли, наяву ли, рождено ли оно подсознанием, но оно случилось.

Они убили Грегора!Сволочи!

Вообще сложно писать рецензию на Кафку.
Когда читала "Превращение" во мне на полтора часа поселились:
1. Недоумение.
2. Жалость.
3. Ненависть.
Не сказать, что хоть одно из этих чувств - положительное. Но в этом, наверное, и есть весь "кафкинский прикол".

Недоумение потому, что главный герой - Грегор- как-то не очень сильно переживал по поводу своего превращения. Хотя все-таки вся суть в том, что Грегора больше всего заботила мысль, что он не сможет теперь ходить на работу и обеспечивать свою семью.

Жалость потому, что в насекомообразном виде Грегор сумел оставаться человеком, причем хорошим. Он продолжал любить маму, папу, сестру и понимал, какие причиняет им неудобства, поэтому все время старался быть незаметнее. Было грустно читать о том, как он проводил время в своей комнате, без аппетита, боясь как бы его никто лишний раз не увидел и мечтая обнять сестру и поговорить с ней.

Ненависть потому, что самые родные и близкие люди так и не смогли принять его таким. Ужасно больно было читать сцену об игре на скрипке. И страшно - сцену с яблоками. Автор так внимателен к мелочам и скрупулезен, что ты буквально впихиваешься в шкуру Грегора, смотришь его глазами и чувствуешь его сердцем.

Вообще все время плакать хотелось

Вот вам и Кафка

- Встать! Суд идёт!
С: - Объявляется слушание по делу об убийстве Грегора Замзы. Подсудимые - семья Замза.
Обвинителем выступает Владимир Набоков. Прошу вас рассказать в чём заключается обвинение.

ВВН: -  Благодарю. Дело это очень многогранное. Но я отбрасываю многочисленные интерпретации произошедшего, которые либо не относятся к данному преступлению, либо недостаточно важны. Отношения между отцом и сыном могут быть интересными лишь поклонникам венского шамана. Это автобиографический бред, не стоящий рассмотрения в литературном суде. Также я не принимаю во внимание многочисленные религиозные трактовки, выставляющие Грегора Спасителем, пожертвовавшим жизнью ради спасения человечества. Оставим эту тему литературным фанатикам. И наконец, меня не интересует (с момента переезда в Америку) все трактовки рассказа, как притчи о тоталитарном обществе. Каждое общество состоит из конкретных людей. Всё это не заслуживает моего внимания, хотя и не лишено здравого смысла. Моё обвинение к семье покойного строится только в плоскости поэт-толпа. Я обвиняю этих мещан, что они убили или довели до самоубийства Грегора - художника. Я обвиняю этих насекомых в том, что они высосали всю кровь из этого человека с божьим даром, внутренняя человечность которого лишь усиливалась по мере нарастания внешней энтомологичности.

Я выдвигаю два пункта обвинения.
Первый - бесчеловечное паразитирование на пострадавшем до его превращения. Второй - жестокое бессердечие после превращения, когда ему более чем когда либо требовались рука помощи и человеческое плечо. Требую высшей меры наказания - глубокого презрения со стороны читателей.

С: - Безымянный адвокат подсудимых, прошу Вас рассказать на чем будет строиться Ваша защита.

БА: -  Добрый день. Я нисколько не умаляю ответственности семьи за произошедшее. Как и обвинитель я оставлю в стороне автобиографический, тоталитарно-социальный аспекты произошедшего. А с ними, в отличие от обвинителя, и столкновение между духовным и животным миром. Замечу в скобках, что все эти значения произошедшего очень интересны и говорить о них можно бесконечно. Но поскольку нужно выбрать линией защиты лишь одну из смысловых граней произошедшего несчастья, то я выбираю морально-этическое значение. Я настаиваю на том, что сам Грегор добровольно выбрал пожертвовать своей жизнью (даже двумя своими жизнями) ради семьи. Напомню, что его последним чувством перед смертью было умиление и прилив нежности к своей семье, о которой он не переставал заботиться в обеих своих ипостасях. Замечу, что он сам никогда бы не обвинил родных в своей смерти. Так по какому же праву мы вершим суд над этими несчастными людьми, потерявшими любимого некогда брата и сына? Не жестокий ли крестовый поход мы затеваем под флагом любви к богу?

Я настаиваю на оправдании обвиняемых, на снисхождении к ним, на понимании их поступков, на осознании того, что мы все -  обычные люди и на месте подсудимых либо поступили бы точно также, либо положили бы свои жизни на никому не нужный алтарь жертвоприношений.

С: - Обвинитель, начинайте допрос.
ВВН: - Я вызываю мать Грегора. Госпожа Замза, расскажите о сыне!
мать: - С рождения Грегор был похож на куколку. Ползать он начал очень рано и с тех пор не переставал радовать нас с мужем. Мы всегда гордились им. Когда мы уже начали стареть он превратился для нас в надёжную опору, в кормильца, в гаранта нашей достойной старости.
ВВН: - А вам не кажется, что Вы злоупотребляли его добротой?
мать: - Мы никогда не просили у него ничего. Он сам всё предлагал. Работал как муравей. Мы были ему очень признательны. Для него это было очень важно.
ВВН: - Вы заметили, что у него не было личной жизни?
мать: - Конечно. Но разве мы были в этом виноваты? У Грегора была своя комната. Мы очень хотели внуков. Мы могли бы жить и более скромно, отказаться от прислуги. Хоть у меня и астма, но я бы могла прибирать сама.
ВВН: - Как же Вы могли бросить такого замечательного ребёнка, когда он заболел?
мать: - Мы терпеливо ждали. Но поймите, мы уже ничем не могли помочь ему. Это уже не был наш Грегор.
ВВН: - Почему вы не пытались с ним поговорить, поддержать?
мать: - Мы не понимали друг друга. Мы говорили на разных языках. Это произошло задолго до превращения в насекомое. К тому же, я не могла видеть его в таком состоянии. После того, как я увидела его в день передвижения мебели, я не могла спать неделю. Видеть, что твой ребёнок превратился в страшного инвалида и не иметь возможность облегчить его страдания - пытка для любого родителя. Это очень больно.
ВВН: - Что, однако, не помешало Вам поехать на пикник в день смерти Вашего чада
мать: - Жизнь должна продолжаться. У меня есть ещё один ребёнок, моя Греточка. Мне нужно выдать её замуж, чтобы хотя бы она была счастливой. Это всё, чего я хочу в этой жизни. Тем самым я, возможно, искуплю свою вину перед Грегором, свою вину перед Богом.
ВВН: - Разве Ваша любовь не уменьшилась, когда Вы поняли, что Грегор не сможет обеспечить Вам достойную старость? Ни достойную финансово, ни спокойную и презентабельную общественно?
мать: - Ах, что вы такое говорите!
БА: - Протестую. Обвинитель переходит все человеческие границы.
С: - Принято
ВВН: - Вы желали его смерти?
БА: - Протестую, обвинитель давит на подсудимую
С: - Протест отклоняется
мать: - Я отвечу. Я уверена, что Грегор очень мучился. Я знаю, что для него это было ещё большим избавлением, чем для нас. Ему стало легче.
ВВН: - У меня всё

С: - Защитник?
БА: - Госпожа Замза, расскажите о своих страданиях!
мать: - Понимаете, это не просто больной ребёнок, смертельно больной. Это крушение всего мира, в котором я жила. Не только настоящего и будущего. О, это было бы лишь полбеды. Прошлое! Возможно, я в чём-то виновата, возможно, я недодала чего-то моему мальчику. Его болезнь не только лишила меня дальнейшего счастья, но и забрала счастье прошлое. Я вспоминаю моего Грегора ещё ребёнком, играющим с паровозиком. Возможно, уже тогда в нём сидел этот монстр. Все воспоминания прошлого окрасились для меня теперь траурными цветами. Всё моё материнство. Я не только потеряла сына, но и саму себя.
БА: - Спасибо, госпожа Замза, возьмите платок. У меня всё.

ВВН: - Обвинение вызывает господина Замзу. Назовите своё имя!
отец: - У меня нет имени. Можете называть меня Герман Замза.
ВВН: - Вы с самого начала были враждебно настроены по отношению к изменившемуся сыну. Почему?
отец: - Грегор, когда был собой, выплачивал мой долг, содержал нас. Он вёл себя как настоящий мужчина. Я был горд им. Но затем он потерял человеческое лицо. Каждый человек на земле представляет не только себя, но и свою семью. В виде насекомого Грегор позорил нас, бросал тень на нашу фамилию, чернил наше доброе имя.
ВВН: - Не Вы ли очернили своё имя прогорев на сомнительной махинации за пять лет до этого? Разве Грегор не пытался обелить его? Он работал не покладая рук, как будто у него их шесть
отец: - Он выполнял свой долг
ВВН: - Почему Вы заставляли его так много работать? Почему скрыли, что у Вас были деньги, что Вы не полностью прогорели, что Вы откладываете даже и с приносимых им денег?
отец: - Я откладывал на чёрный день. И, как видите, не зря
ВВН: - Грегор мог завести семью, заниматься творчеством. Он любил выпиливать по дереву. Вместо этого он работал день и ночь.
отец: - Творчество - это не занятие для мужчины, кормильца. Мужчина должен работать, носить сюртук, золотые пуговицы.
ВВН: - Вы убили его брошенным яблоком. Как Вы могли поднять руку на беззащитное насекомое?
отец: - Я должен был защитить жену и дочь. Я снова стал главой семьи. Это моя обязанность.
ВВН: - Но Грегор не угрожал им. Он был безобиден.
отец: - Мы не знаем наверняка. Душа насекомого - потёмки. Я только защищал свою семью.
ВВН: - Но ведь Грегор тоже Ваша семья!
отец: - Грегор - да! Но не это насекомое
ВВН: - Вы отказались от сына!
отец: - Он делал несчастными жену и дочь. Я только защищал свою семью.
ВВН: - У меня всё.

С: - Защитник, Вам есть что спросить у подсудимого?
БА: - Да, ваша честь. Скажите, господин Замза, вам тяжело было видеть своего сына в таком виде? В первый раз Вы даже разрыдались
отец: -  Да, это случилось при управляющем конторою Грегора. Это был ужасный позор. Я всегда мечтал, что мой мальчик пойдёт по моим стопам. Он был таким способным. Из него получился бы прекрасный чиновник.
БА: - Почему же Вы не хотели, чтобы Грегор занимался творчеством?
отец: - Я всегда говорил, что человек должен кропотливо работать, грызть землю, но Грегор с детства был очень мечтательным, всё витал в облаках. Я учил его, что "рожденный ползать летать не может". Я не позволил ему в детстве заниматься музыкой.
БА: - Вы хотели убить Грегора яблоком?
отец: - Нет, что Вы! Только отогнать.
БА: - Но затем вы хотели отделаться от него?
отец: - Да, наверное. Только ради Греты. Нас с женой хватит ещё не надолго. Пока я жив, я смогу прокормить себя и Грегора, как кормил его в детстве. Но что будет, когда я умру? Я не хотел бы, чтобы он стал обузой для Греты. Ей нужно строить свою жизнь. Она - всё, что у меня осталось.
БА: - Спасибо, господин Замза. 

ВВН: - Обвинение вызывает Грету Замза.
Скажите, Грета, почему вы плакали в утро превращения? Вы знали, что произойдёт трагедия?
сестра: - Знала. Я жила в постоянном страхе. Мы слишком зависели от Грегора. Я давно замечала, что с ним что-то происходит, и в то злополучное утро мне не нужно было видеть его, чтобы понять, что случилось несчастье.
ВВН: - Если Вы так чувствовали брата, почему же не поддержали его, когда он превратился в насекомое?
сестра: - Я поддержала. Я оградила его от родителей, которые не были достаточно деликатны и могли задеть Грегора своим отвращением.
ВВН: - Но вы и сами выказывали отвращение. А со временем и вовсе пренебрегали взятыми на себя обязательствами сиделки.
сестра: - Долго это было терпеть нельзя. Никто не смог бы так жить больше двух месяцев. К тому же я должна была начать работать и у меня уже не было времени и сил, чтобы ухаживать за Грегором.
ВВН: - Почему Вы никак не показали, что любите его.
сестра: - Я думаю, что он не перенёс бы жалости.
ВВН: - Со временем Ваша новая обязанность и болезненная ситуация в семье сделали Вас доминирующей фигурой в доме. Почему Вы не использовали Вашу возросшую власть, чтобы помочь Грегору?
сестра: - Как? Показать его ветеринару? Я терпеливо ждала, когда он выздоровеет, но ему становилось только хуже.
ВВН: - Вы были рады занять место Грегора как любимца семьи?
сестра: - Не скрою, мне всегда было обидно, что мной пренебрегали. Родители гордились сыном и совсем не замечали моих достоинств.
ВВН: - То есть, у вас был даже мотив. Вы знали, что Грегор собирался устроить Вас в консерваторию?
сестра: - Да, знала.
ВВН: - Как Вы могли предать его после всего, что он для Вас делал?
сестра: - Я сделала для него всё, что смогла. Я прибирала и приносила еду. Моя совесть чиста, я отплатила ему заботой за его заботы.
ВВН: - Вы не дали ему даже смотреть в окно. Он должен был постоянно сидеть под диваном! А ведь ему нужен был свет, воздух. Он мог бы даже улететь.
сестра: - Он бы никогда не улетел. Вы не знали Грегора!
ВВН: - Но в жуках я разбираюсь лучше чем Вы! У меня всё.

БА: - Грета, как вы относились к Грегору?
сестра: - Я любила его больше всех на свете. Я не могла его не любить. Он столько делал для нас. Для меня... Но иногда это очень тяжело чувствовать, что ты всё время кому-то обязан. Из-за его неослабевающей опеки у меня не было в семье права голоса, я оставалась ребёнком. Что если я не хочу учиться в консерватории? Как ему об этом сказать? Его бы это очень разочаровало. Делает ли это меня неблагодарной сестрой? Понимаете, жертвенность - это сила, которую многие вольно или невольно используют для достижения своих целей. Я хотела иметь свою собственную жизнь. Я предпочитаю работать продавщицей.
БА: - Вам тяжело было видеть во что превратился Ваш брат?
сестра: - Да. Понимаете, дело далеко не только в отвращении физическом. Гнилая еда, слизь на стенах - это только вершина айсберга. Самое страшное - это видеть существо, которое ты боготворил, бегущим под диван при звуке открываемой двери. Я не хочу помнить его таким, это неправильно. Я убедила себя, что это уже не Грегор. Я буду помнить его сильным прямостоящим человеком.
БА: - Спасибо, Грета. У меня всё.

С: - Прежде, чем присяжные удалятся для вынесения приговора прокурор и адвокат могут сказать им короткие напутственные речи.

ВВН: - Господа присяжные! Вы видите, как легко обвиняемые уговорили себя, что их жестокое поведение по отношению к заболевшему Грегору является вынужденной мерой и даже выставляет их любящими людьми, заботящимися об остальных членах семьи. Это круговая порука. Не попадайтесь в эту ловушку! У жуков есть крылья, но эти паразиты, которые никогда бы не смогли взлететь сами, тщательно закрыли все окна и бомбардировали крылья Грегора яблоками.

Грегор был одинок в своей семье до превращения, но стал совершенным изгоем после случившейся метамарфозы. Как незнание закона, не освобождает от ответственности, так и душевная нищета не может освободить от расплаты. Если в Вас самих есть душа, пусть она воспарит над бытовым эгоизмом этих людишек!

БА: - Господа присяжные! Грегор Замза всю жизнь жертвовал собой ради семьи. За это он заслуживает нашей любви, но в то же время, нельзя не признать, что всем трём членам его семьи стало гораздо легче после его смерти. Каждый из них начал работать, обрёл себя, друг друга. Мы живём в начале двадцатого века, который обещает быть временем благоденствия и терпимости. Прошли античные времена человеческих жертвоприношений. Каждый из вас согласится, что Грегор Замза не должен был расплачиваться своей жизнью за счастье своей семьи. В конечном итоге все четверо пострадали от этого. Как же в такой ситуации мы можем осуждать семнадцатилетнюю Грету Замза за то, что она не захотела променять лишь только начинающуюся жизнь с её светлым будущим: браком, детьми и другими радостями, на вечную заботу о жуке? В преломлённой и извращенной нашим обществом морали, мы требуем от девушки и её пожилых родителей той же самой жертвы, которая привела к обсуждаемой здесь трагедии. И это уже не говоря о том, что эта жертва полностью бы нивелировала всё то, ради чего жил и умер Грегор Замза. Не уничтожьте всё то, что было так важно Грегору! Его семья прямо или косвенно стала причиной смерти его тела. Но его душа на небе ликует, видя свою семью счастливой. Эти люди не могли понять ни Грегора-человека, ни Грегора-жука. Но разве неспособность понять другого есть преступление? В таком случае мы все рано или поздно окажемся на скамье подсудимых.
С: - Уважаемые присяжные!
Вы можете удалиться для вынесения вердикта.

P.S. В деле были частично использованы (весьма вольно) следующие материалы:
1) Лекция В.В. Набокова
2) Лекция М. Жука (!!!)

Одно из лучших произведений, которое я когда-либо читала. Нет. Лучшее произведение среди тех, которые были и еще будут перед моими глазами. Я не помню ни одного другого, которое бы я читала от начала и до конца с такими чувствами и со слезами на глазах (да простят меня мои любимые книжки).
"Превращение" ошеломительно - ОТ и ДО.
В одной из рецензий была мысль о том, что Грегор еще до превращения был похож на насекомое - пресмыкался перед родными, был лишь источником дохода для семьи и прочее. Но разве можно стремление сделать своих родных счастливыми назвать пресмыканием или унижением? То, что они это не поймут или не оценят -другой вопрос. Мы можем говорить о самопожертвовании Грегора, но никак не об унижении.
Но почему же он превратился все-таки именно в жука... Уж не потому ли, что многие люди их так боятся? Один вид их приводит в ужас и вызывает чувство омерзения? Особенно "смелые" тут же бросаются их давить... Но что они сделали плохого, что бы заслужить к себе подобное отношение? Безответные, трудолюбивые, но пугливые и беззащитные, которые только и могут что попытаться убежать от агрессивных недочеловеков...
Я до последнего надеялась, что финал будет хотя бы открытый, потому что за Грегора болела душа, но... Конечно это было невозможно...

Новелла читается за несколько часов, однако, не совсем легко. С самого начала меня накрыла черезмерная детализация Кафки: целых двадцать страниц несчастный Грегор Замза пытается встать с кровати, приноровляясь к собственному облику. И так все повествование идет. Я уставала от такого языка, да и временами было скучно читать эти детальки. Пока я не втянулась. Вскоре стало ясно: такую скурпулезную манеру Кафка использует, чтобы в полной мере показать тот кромешный ужас, с которым сталкивается герой. Со временем я свыклась и занырнула в эти сети деталей...
Итак, каково же в сущности быть рабом труда в собственной семье?! Как такое вообще возможно, чтобы молодой парень в прямом смысле пахал, обеспечивая один всю семью? При этом его еще собственные родители в наглую гонят на работу! А он настолько их всех любит и хочет им только самого светлого будущего, что, не жалея сил, забыв о собственной жизни, слушается и пропадает на работе сутками. Такой он, мягкотелый, но человечный от своей жизни Грегор Замза

Отец же был хоть и здоровым, но старым человеком, он уже пять лет не работал и не очень-то на себя надеялся; за эти пять лет, оказавшиеся первыми каникулами в его хлопотливой, но неудачливой жизни, он очень обрюзг и стал поэтому довольно тяжел на подъем. Уж не должна ли была зарабатывать деньги старая мать, которая страдала астмой, с трудом передвигалась даже по квартире и через день, задыхаясь, лежала на кушетке возле открытого окна? Или, может быть, их следовало зарабатывать сестре, которая в свои семнадцать лет была еще ребенком и имела полное право жить так же, как до сих пор, – изящно одеваться, спать допоздна, помогать в хозяйстве, участвовать в каких-нибудь скромных развлечениях и прежде всего играть на скрипке.

Именно так рассуждает мудрый юноша. Может что-то в этом и есть. Но ведь с бедностью нужно бороться вместе. А Грегор, обеспечивая жизнь семье (в которой как минимум двое людей работоспособны), сам скачивался в пропасть... А скатившись, оказался на самом дне, никому не нужным уродом. И даже будучи в своем новом облике, прежде всего парень не желает мешать семье, он готов был зачахнуть сам, лишь бы не мешать им. Стало быть, в своей семье он оказался зверьем или домашней птицей, выращеваемой на праздник. Он был пахарем в самом прямом смысле этого слова. И больше всего от бедности пострадала не любимая семья, а сам трудоголик, Грегор. Но при всем своем образе жизни он сохранил главное - Человечность, а его родители и сестра Гретта давно уже не имели этого качества. И именно поэтому Грегора постигла столь горькая участь в конце.
Оказалось, что бедный парень, мудрый сын, любящий брат и не знал своей семьи до конца. Да и семьей назвать этих людей сложно. Впрочем и людьми-то их я называть не могу... Вот они-то как раз - самое, что ни на есть меркантильное стадо животных. Это им надо было повторить судьбу своего сына и брата, который так им нравился, пока тихонько, не мешавшись в их существование, обеспечивал им жизнь и досуг. Он слишком жестоко поплатился за свою простоту, мягкотелость, искреннюю любовь и слепое желание уберечь семью от бедности...