Часть первая. Упадок.

Фортунато гладил норвежскую лесную кошку. Она не фурчала, просто спокойно сидела на коленях как величественная статуя. Мадам обладала талантом вселять аюрведическое умиротворение. Инспектор охотно погружался в состояние дзен, труднодостижимое в присутствии детей, и сегодня с Маттео и Андреа выпал черёд оставаться ему. Несмотря на охотную помощь двух бабушек-нянь, они с его женой Надей договорились, что кто-либо из родителей должен был постоянно находиться с детьми. Так как жена, по её словам, уже дала своё с лихвой, в последнее время часто дежурил Фортунато.

Он не жаловался, рад был тому, что Надя нашла занятия, которые целиком захватывали её бытие. Она писала статьи в заумном журнале и еженедельно на пару дней по работе уезжала в Рим. Оставшееся время Надя посвящала тренировкам: дзюдо стало её наваждением. Поначалу она возвращалась в слезах с растянутыми связками, ушибленными пальцами, разбитыми губами, синяками. Сильнее всего она страшилась переломов. Надя клялась бросить, через боль возвращалась, потом опять зарекалась. Что-то в ней закалялось: поначалу Надя укоряла собственное невезение, потом поняла, что и другие травмировались, но страдали молча. Вся секция состояла из мужчин и Надя не скрывала, что ей было по душе это окружение. Фортунато не ревновал и даже наоборот испытывал гордость. Физически Надя не изменилась, но очень приобрела в уверенности. Он помнил её слишком уязвимой. Фортунато любил деликатность жены, и сейчас, когда Надя преобразовывалась в крепкий орешек, отчасти ему было жаль.

Он вообще был рад оставаться дома, чего раньше с ним никогда не происходило. После смерти родителей продолжительное время дом в его сознании ассоциировался с кроватью. Молниеносная свадьба окрасила жизнь во все нюансы Пантона, открыла дверь в идиллию и невзгоды. Прошлый год приподнёс ему сюрприз – знакомство с дядей, который на смертном одре завещал ему кошку с приданным.

Воистину странная штука – жизнь, богачи не стесняются своего благосостояния, но Фортунато предпочитал этот факт скрывать. На работе отношение к нему изменилось, стало более холодным, почтенно стерильным, а то и заискивающим. Ему перестали добавлять сверхурочные и повысили до комиссара. Иногда коллеги подшучивали, что теперь ему стоило бы подумать о карьере на телевидении. Действительно, предложений приходило невероятное количество, в том числе как и опекуну драгоценной Мадам. Фортунато превратился в желанного гостя модных программ, высокопочётного и востребованного персонажа.

Наилучшим выходом из ситуации могла бы стать смена обстановки, обнуление, но Фортунато не хотел больше убегать, как уже сделал один раз переселившись из Аквилы в Тоскану. Текущая жизнь его устраивала, он любил свой дом в классическом стиле с видом на Флоренцию. И плюсы были, его перестали жалеть: обнародованное благосостояние начисто стёрло из памяти его сослуживцев тот факт, что он – сирота. Фортунато не любил цифру ноль, способную из ничего увеличивать или уменьшать ценность, в зависимости от своего местонахождения с количественным номером. Сам по себе ничего не значащий ноль мог превращать единицу в сотню или в одну десятую. Фортунато страшился и избегал участи нулями доказывать, что он сам не ноль.

Инспектор принялся обдумывать тревожные новости, услышанные по телевизору, когда раздался звонок в дверь. Кошка по-аристократически сохранила невозмутимость, Фортунато встал, и не выпуская её из объятий, отворил почтальону.

«Вам заказное письмо, распишитесь.»

Женщина протянула аппарат для цифровой росписи. Фортунато подтвердил получение, пожелал доброго дня и с любопытством осмотрел конверт. Адрес на нём был написан от руки витиеватым, утончённым почерком с вензелями. На задней стороне конверта был выгравирован герб с изображением арбалета. Рельефными буквами на дорогой надушенной бумаге выступало имя: Аталанта Радикати. Фортунато осознал, что стоит у открытой двери, за которой уже не было почтальона. Улыбнувшись, он вернулся на удобное место: «Хм, занятное имя, сгораю от желания узнать, чего от меня хочет элитная дама.»

Внутри он нашёл приглашение, что было неудивительно. Фортунато давно смирился с фактом, что унаследовал круг общения дяди Кая, но с такой чопорной официальностью инспектор столкнулся в первый раз. Обычно все ограничивались телефонными сообщениями. Фортунато вынул из конверта координированную открытку и задумался над её содержанием. Отбросив высокопарные и вежливые фразы, суть послания сводилось к следущему: «Вы приглашены на светский раут, целью которого станет установление личности таинственного Марио Росси.»

«Вот тебе и на!» пробормотал он вслух и нервно рассмеялся. В последнее время его часто приглашали на ток-шоу в качестве аналитика и комментатора в передачах, посвящённых криминальной хронике, нашумевшим делам, висякам, орудиям убийства, пыткам и похищениям, изнасилованиям, но ещё никогда на обсуждение сплетен.

Он сразу понял о чём шла речь: в последнее время популярные таблоиды только и обсуждали этого человека с распространённым именем и популярной фамилией. Называться Марио Росси – всё равно что отождествиться с любым жителем Италии, стать заурядным, неприметным, быть кем угодно. В современные времена тенденция заключалась в соревновании, кто подыщет, а кто и выдумает самое экзотическое имя. В противоположность с послевоенным периодом, когда люди стремились к однородности, старались не привлекать лишнего внимания в толпе, поэтому и дети назывались одинаково. Искать какого-то определённого Марио Росси в многомиллионной стране – всё равно что надеяться обнаружить иголку в стоге сена.

«Я выхожу», крикнул Фортунато в пустоту ультрадизайнерского холла, так чтобы было слышно на втором этаже. Ответа не последовало и Фортунато, пожав плечами, спустился в гараж. Для него так и оставалось загадкой, как можно оставаться сплочёнными и едиными при таком процветающем равнодушии. Кошку посадил на сидение рядом с собой и завёл Альфа-Ромео. Ехать было недалеко, вилла маркизы находилась на улице Болоньезе. Фортунато решил отказался от участия в программе лично, из-за любезности и любопытства.

История была такова. Экс-танцовщица и ассистентка ведущих в развлекательных программах Скарлетт Мария перед новым годом сделала заявление в прессе. На свой шестидесятилетний юбилей она запланировала сыграть свадьбу. Как сама подшучивала звезда, уже когда иссякла всякая надежда на женское счастье. Скарлетт давала многочисленные интервью, где описывала молниеносную любовь с первого взгляда, родство душ, бессловесное взаимопонимание и, как коронацию сказочного романа, – предложение руки и сердца. Бывшая актриса секс-комедий обнародовала дату бракосочетания с неким Марио Росси. Знаменательное событие было назначено на День Святого Валентина.

Особого ажиотажа эта новость не вызвала: бывшие знаменитости мало интересовали избалованную публику, требовались новые зрелища. Но в считанные дни ситуация кардинально изменилась, и всё благодаря его величеству интернету. В социальных сетях появились шок-новости, что Скарлетт – аферистка и никакого Марио не существует. Сомнения закрались сначала в умы журналистов, потом одолели влиятельных ведущих. Скарлетт и её пресс-атташе Донну Кьяру приглашали на модные телешоу, где они отказывались показывать даже фотографию этого жениха – приведения из-за его излишней скромности. По словам Скарлетт Марии, Марио требовал сохранения анонимности, в противном случае грозился разорвать помолвку. Но журналисты наседали, претендовали на искренность и Скарлетт оказалась между двух огней.

Навигатор после двадцатиминутной поездки остановил водителя у пункта назначения. Фортунато позвонил и железные ворота в две створки открылись. Инспектор с кошкой на руках прошёл по тропинке до небольшого, но изящного фонтана изображающего кентавра-стрельца. Природа цвела, уже благоухал жасмин, цвели розы, ирисы и нарциссы.

Жестокий месяц апрель возрождает

Подснежник из мертвой земли,

Смешивает желанья и память, бередит

Сонные корни весенним дождём.

Зима согревала нас, покрывала

Землю снегом забвенья, оставляла

Капельку жизни иссохшим клубням.

На ум Фортунато всегда приходили эти строки Томаса Стернза Элиота, когда он оказывался в апреле и когда видел цветущую природу. Он вспоминал землетрясение в Аквиле, случившееся в этом месяце, но уже много лет назад. Потерю родителей: с тех пор пасхальный период не вызывал в нём былого энтузиазма и беспричинной радости…

Дом был миловидным, как и сад, аккуратным и элегантным. Женщина, которая встречала его на пороге, не вписывалась в буколическую картину. Фортунато растерялся, когда увидел Сильвию. От неожиданности он замер около фонтана и эффектная девушка сама спустилась вниз на высоких каблуках. Она энергично подбежала к Фортунато с распростёртыми объятьями и подставила щёку для поцелуя. Сильвия не была высокой и худощавой. Вопреки модным канонам красоты, и благодаря округленным формам, ей удалось вскружить изрядное количество голов мужского населения Италии. Изящная талия, женственные бёдра и натуральная чрезмерная грудь были обтянуты в серебряный блестящий вечерний диск о-комбинезон, походящий на кольчугу, волосы были распущены. На макушке у Сильвии были накручены две конусообразные шишки в виде рогов. Взгляд Фортунато невольно упал в роскошное декольте, но сразу же поднялся и сфокусировался на не менее привлекательных и больших зелёных глазах, окаймлённых пышными нарощенными ресницами.

«Я пришел ответить на приглашение…»

«Да-да, пройдём в дом, я познакомлю тебя со своей двоюродной сестрой Аллегрой, хотя весёлого в ней мало, но она персонаж.» Сильвия взяла Фортунато под локоть, и они начали подниматься по ступеням. «Как я рада, что ты принёс Мадам», продолжала стрекотать девушка.

«Меня никто не заставлял этого делать, но мы вошли в симбиоз. До того, как я приехал сюда, мы просто сидели вместе на диване и мне уже казалось, что я что-то делаю. Кошка ведь магическая! Я бы даже на работу её отнёс если бы это казалось приемлемым.»

«Зачем тебе вообще работать? Ты же в себе фактор икс убиваешь. Люди тебя ищут, а ты прячешься. Приходи к нам на телевидение, мы тебя любим и ждём.»

«Сильвия, от того вы меня все и любите, что мне всё равно. В любом случае, спасибо, но мне и так пока хорошо. Я как раз приехал отказаться от участия в программе маркизы Радикати. Ты смогла бы меня к ней сопроводить?»

Они вошли в огромный зал, обустроенный по последним запросам современной моды. Максимальное пространство, минимальное количество мебели упрощенного дизайна, высокие окна, занимающие практически всю противоположную от входа стену с видом на бассейн. Фортунато округлил бровь, но не от удивления перед представшим вычурным интерьером. Его внимание привлекла фигура, сидящая у окна и сразу пришли на ум строки из известного романа в стихах:

…Ни красотой сестры своей,

Ни свежестью её румяной

Ни привлекла б она очей.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Глядя на утончённый силуэт, Фортунато мысленно прогнал невольную ассоциацию, поморщился, вспомнив грустный конец Пушкинского шедевра. Всё в девушке было изящно: миниатюрный нос и кукольные губы, русые волосы, убранные в шиньон на затылке, осанка как у балерины, платье пастельного цвета. Она была полной противоположностью загорелой Сильвии – светящейся, бледной, прозрачной луной. Казалось, что девушка не принадлежала этому веку, а жила в эпоху Романтизма. Хотелось смотреть лишь на неё.

Аллегра читала книгу и не обратила внимание на вошедших. Фортунато присел на софу изумрудного цвета и уже не сводил взгляда с видения. Сильвия заняла кресло, но не в обычной позе, а поперёк, закинув ноги на один подлокотник и опершись спиной о другой. У подножия кресла на трёх пуфах сидели три йоркширских терьера в футболках красного, зелёного и синего цвета.

«Это мои Элвин, Саймон и Теодор. Мои детки. Обожаю мультфильм «Элвин и бурундуки». Я поэтому и назвала себя Сильвией, как анаграмма Севиль, фамилии Дэйва, который усыновил милых питомцев. Ты кстати на мультяшного Дэйва похож. Вот если ты меня спросишь, кто идеал моего мужчины, я отвечу – Дэйв Севиль. Я тебя не шокирую? Я немного зажигательно экстравагантна…»

Фортунато вздохнул, пожал плечами: «Это твоя работа – изображать инфантильность и наивность. Меня больше поражают эти по-светски выдрессированные животные, впечатляет невозмутимость твоих собак и моей кошки…»

Сильвия расхохоталась, закинув голову назад. Она умело балансировала между вульгарностью и непосредственностью, пользуясь красотой и молодостью как шестом эквилибриста.

«Я тебя обожаю. Ты такой шутник! Что ты уставился на Аллегру? Она же как истукан, бесчувственная кукла.» И поёжилась.

Тут Аллегра оторвала свои серые глаза от страниц и Фортунато почувствовал холодок, пронизывающий всё тело. Именно таким было выражение насмешливого и вероломного лица Аллегры: замораживающим. Фортунато ощутил, что девушке доставляет удовольствие видеть боль и насилие, и возможно даже их причинять.

«Я просто изучаю», не отрывая взгляда, ответил инспектор. «Таков характер. Зачем она тебе нужна?»

Сильвия, не задумываясь, ответила: «Ну как же, для антуража. Она словно придворная дуэнья девятнадцатого века. Что ты думаешь, восприятие у всех одинаковое. И потом, родственница. Из Америки. Только непонятно, что в голове у мужчин, тут сидит пятый размер, щедро наделённый природой, а вам подавай водянистые глаза.»

Фортунато рассмеялся: «Да перестань, глаза просто слепит смотреть на твоё великолепие.»

Сильвия довольно и жеманно отмахнулась: «Вот так-то лучше.»

Фортунато поднялся, чтобы вблизи произвести инспекцию, девушка его заинтриговывала настолько, что он позабыл зачем сюда пришел. Он представился и Аллегра тоже назвала своё имя.

«Позвольте поинтересоваться, что читаете?» Она молча закрыла книгу и протянула её инспектору.

«Покойный Маттиа Паскаль», – едва прошептала Аллегра. Произведение Луиджи Пиранделло, входящее в классику итальянской литературы двадцатого века. Фортунато не удержался от цитатничества и открыл последние страницы книги, без труда нашел нужную строку.

«Вне установленного закона, вне тех частных обстоятельств, радостных или грустных, которые делают нас самими собой … жить невозможно.» И от себя добавил: «Крайне актуально.»

Фортунато вернул книгу Аллегре. Его начинала забавлять ситуация. Вернувшись на место, Фортунато обратился к Сильвии:

«Ну и когда ты думаешь представить мне Донну Аталанту? Согласись, любопытное имя, я бы сказал, редчайшее…»

«Маркиза не появится, так как живёт в Штатах. Выбор имени основывался на географическом обстоятельстве, и достаточно пикантном. Зачатие близнецов, у Аталанты есть брат, произошло в момент пересечения океана. Аталанта рассказывала, что ей ещё повезло: её брату присвоили имя Океан. Прихоти избалованной знати. Здесь бы запретили в ЗАГСе, а в Америке всё возможно, свобода! Родители маркизы вообще не разглядели никакого эпатажа, имена как имена, из греческой мифологии. Океан даже справляет именины шестнадцатого ноября.»

Фортунато недоверчиво разглядывал собеседницу, сцепил руки в замок и обхватил колени: «Это что шутка?»

Сильвия лишь покачала головой: «Это правда. Аталанта наняла меня для съёмок телепередачи, посвящённой её подруге Скарлетт. Маркиза очень беспокоится за подругу, считает, что у той поехала крыша. И насчёт реалити, это её идея, настолько по-американски. Там все хоть что-то значащие люди имеют своё собственное шоу.»

Фортунато нахмурился, закрадывалось сомнение, что его разыгрывают: «Где мы находимся? Чей это дом?»

«Этот дом принадлежит моему знакомому. Ты не заметил, что на потолке – софиты, и вообще вся комната переоборудована для съёмок? Начнём безотлагательно.»

Фортунато достал телефон и быстро набрал текст. Этот жест не отличался вежливостью, так как ведущая продолжала говорить: «Я понимаю, зазывать тебя деньгами бессмысленно. Поэтому ни о каком контракте речи быть не может. Обычно все участники моих передач «Стрелы Эрота» их подписывают и получают гонорар. Ты же сможешь уйти, когда пожелаешь. Это эксклюзивные условия. С минуты на минуту должна появиться Скарлетт. Что тебя терять, ты же дома всё равно сидел на диване, сам сказал. Ну посиди теперь здесь.»

Фортунато сухо обрезал: «К чему такие почести?»

Сильвия хитро улыбнулась: «Такой проницательный, а до сих пор не признал и не принял своего двойственного положения. Ты прославился на предыдущем деле, попал под лучи прожекторов и теперь они тебя не оставят. Прыгать во тьму, уклоняться – равносильно провокации. Ты нравишься, заставляешь мечтать. Поэтому негативные аспекты нашей профессии тебя не касаются. Передача не в прямом эфире, но снимается как для такового, наверху обустроена режиссерская. Мы посчитали, что для нашей гостьи будет комфортнее создать атмосферу, как будто у нас чаепитие и дружеская беседа.»

В этот момент раздался звонок. «Ну вот и она!»

«Как будто?» нахмурившись, повторил Фортунато. Очень важно слушать людей, они оговариваются и не контролируют мелочи. «А что же у нас на самом деле?»

«Ну как же, суд. Она должна