Отзывы на книги автора «Филип Рот»

Филип Рот относится к тем писателям, у которых я решила прочитать абсолютно все, написанное ими.

Ранний Рот очень отличается от Рота среднего периода, а тот Рот от Рота нынешнего. Замечательно, что мне нравится абсолютно любой Рот, и каждый его роман вызывает свой особый, но неизменный восторг.

Итак, добралась я наконец до этой полуавтобиографической серии про Цукермана, и в этой первой книге в серии из 8 романов, все еще в самом начале. Натан Цукерман - юный начинающий писатель, подрабатывающий студент-филолог, успевший уже опубликовать свой первый рассказ и познавший блеск и нищету славы. Родные, близкие, земляки не поняли и не приняли откровенной правдивости его первого литературного опыта, он расстроен, но вспоминает, что и наших с ним любимых писателей преследовала та же участь:

Hadn't Joyce, hadn't Flaubert, hadn't Thomas Wolfe, the romantic genius of my high-school reading list, all been condemned for disloyalty by those who saw themselves as slandered in their works?

Я бы еще напомнила Цукерману моего любимого Томаса Манна, но, кажется, его он любил меньше Джойса, Флобера и Вулфа.

А тут еще евреи. Его родители, многочисленные родственники и друзья семьи. Он так замечательно написал про них, с юмором, достойным самого Шолом Алейхема, а они обиделись и не поняли. Обидно.

Но надо успокоиться.

Calm down, Nathan. One at a time we are about to calm down.

И вот на Натана сваливается совершенно невероятная, по его мнению, удача. Его приглашает в гости в свой загородный дом его кумир, еврейский писатель с русской фамилией, эмигрировавший из Европы во время войны (или незадолго до, извиняюсь, эту подробность я не помню), и достигший невероятной известности. Цукерман боготворит Ленова, и мечтает повторить его судьбу.
Он едет к нему со своим саквояжем, в котором достаточно чистых листов бумаги на написание первого долгожданного романа на случай, если вдруг в дороге его посетит Муза -

easily enough paper to write the whole of my first novel if it should happen to come to me while riding back and forth on the bus

И когда его кумир в откровенном разговоре раскрывает ему технологию своего творческого процесса, Цукерман не удивлен, он ожидал нечто подобное.

Meanwhile, he was saying to me, "I turn sentences around. That's my life. I write a sentence and then I turn it around. Then I look at it and turn it around again. Then I come back in and write another sentence. Then I have tea and turn the new sentence around. Then I read the two sentences over and turn them both around. Then I lie down on my sofa and think. Then I get up and throw them out and start from the beginning."

Собственно, здесь действие романа и начинается, все, что до этого момента, было некоторым вступлением и введением с описанием действующий лиц и ситуации. И поскольку пересказывать сюжеты я не люблю, то здесь и остановлюсь, с вашего позволения, интригу (а там и это есть) раскрывать не буду.

Скажу только, что они так беседовали о жизни и литературе, что хотелось только одного - оказаться там и принять участие в беседе.

А еще Цукерман открыл там для себя рассказ Генри Джеймса, о котором я уже писала сегодня, и понял, почему три фразы из этого рассказа висят над письменным столом писателя:

After what Lonoff had been telling me all evening, I could understand why he might want these three sentences hanging over his head while beneath them he sat turning his own sentences around. "We work in the dark - we do what we have. Our doubt is our passion and our passion is our task. The rest is the madness of art." Sentiments ascribed to a story I did not know by Henry James called "The Middle Years."

P.S.

1. Прототипом Ленова считается Бернард Маламуд, один из наиболее известных американских еврейских писателей 20 века, сын иммигрантов из России.

2. В романе активно фигурирует "Дневник Анны Франк".

3. Среди многочисленных премий, которые получил Филип Рот, есть Пулитцеровская и Букеровская.

4. Мой любимый литературный критик Харольд Блум, автор знаменитого "Западного канона Харольда Блума" (список и книга), назвал четырех великих из ныне живущих американских писателей. Это Филип Рот, Томас Пинчон, Дон Делилло и Кормак Маккарти.

Альтернативная история - это всегда интересно. Как бы оно сложилось, если бы какое-то событие не случилось или, наоборот, случилось, но иначе? Вот как здесь, когда к власти пришел не Рузвельт, а Линдберг. И всё пошло по-другому. В Америке установился режим скрытой диктатуры. По сути - фашистский режим. Только он не явный, он завуалирован "благими целями" и очень красивыми и правильными, казалось бы, фразами. Всё на благо страны, всё на благо народа. И действительно, всё очень красиво и патетично. Всё патриотично. Всё о народе и для народа. Правда, когда смотришь вглубь и сопоставляешь цели, высказанные чудесными правильными словами вслух, и цели, которые никогда не будут озвучены, но именно они и есть главные, ведущие к логическому итогу, тогда становится страшно. Если в Европе фашизм действует прямо и грубо, то в Америке он скрывается под маской патриотизма и заботы о гражданам.

Мы смотрим на то, как происходят события глазами юного Филипа Рота - девятилетнего еврейского мальчика. Мы видим, как из-за одного ключевого события меняется сама жизнь. Может показаться, что она меняется только для евреев, которых постепенно начинают изживать. Но на самом деле она меняется для каждого - в любом гражданине США происходят изменения под давлением государственной пропаганды. Эта книга ещё и прекрасный образец того, как, собственно, нужно промывать мозги населению. И реально страшно, как люди ведутся, как спокойно в угоду новой власти и обожаемому президенту, они легко меняют свои взгляды и принципы. И демонстрируют очень гибкую мораль. Впрочем, такие есть и на другой стороне. Тут есть яркий пример - тетя Эвелин. Именно этот персонаж вызывает наибольшее отвращение. Это манипулятор, руками которого правительство вгоняет клин в семьи, разделяет дружное сообщество, раздрабливает на кусочки, чтобы потом было проще уничтожить. Таких можно понять, когда они реально верят в идею и думают, что реально несут благо и творят великие и прекрасные дела. Но ведь нет. Здесь всего лишь свои мелкие эгоистичные цели. Очень хочется "из грязи в князи". Очень. Поэтому все средства хороши. Можно идти по головам. Можно рушить жизнь семьи родной сестры. Всё можно. Вообще, здесь весьма богатая коллекция персонажей собралась. Представлены различные характеры и модели поведения. Кто-то бежит, кто-то смиряется, а кто-то продолжает бороться. Кто-то превращается в нелюдей, а кто-то умудряется остаться человеком. В переломные моменты истории всем трудно. И прежде всего трудно именно это - остаться человеком.

Единственная претензия у меня к Роту, это концовка. Нет, он там разложил, объяснил, даже биографии персонажей представил. Но как-то это всё внезапно, стремительно и скомкано. Как-то так в стиле кота Вжуха получилось. Раз, и взрыв! Два, и всё резко меняется. Три, и история движется в сторону привычной колеи. Ну вот не верю почему-то. Нет, всякое бывало. Перевороты, революции, как правило, происходят быстро и часто не по подготовленному сценарию. Потому что это как стихия. Страшная и безжалостная.

Зато я уверена, что после того, как история встанет на ту правильную колею, в той альтернативной Америке у семьи Ротов всё будет хорошо. Не у всех, но точно у Германа, Бесс, Сэнди и Филипа. Они сумели пережить страшный период и устояли - остались единой семьей, остались в своем доме, остались со своими.

безобиднейший предмет, суть которого заключается в том, чтобы все, что оказывалось неожиданным для современников, задним числом описать как неизбежное

Как мы все знаем, история (а вышеприведенная цитата – определение, данное Ротом, этой науке) «не терпит сослагательного наклонения», а «пишут ее победители», из чего, если объединить эти два фразеологизма, можно сделать вполне обоснованный вывод: именно победители обычно являются движущей силой истории (другой вопрос, что «волшебный пинок» победителям зачастую отвешивают именно побежденные), и дальнейшая летопись человечества неразрывно связана именно с победителями, а побежденные так или иначе уходят в тень истории. И только писатели-альтернативщики (не те, что пишут про кровь-кишки-фекалии) дают «теневикам» шанс развернуться во всей красе, показать все, на что они могли бы быть способны, повернись к ним лицом Фортуна в нужный момент времени.

Филип Рот как раз из таких авторов, а его «Заговор против Америки» - замечательный пример альтернативно-исторической литературы. Но прежде, чем начать расхваливать книгу, скажу немного о том, к чему необходимо подготовиться читателю перед ее открытием.

Во-первых, язык и стиль Рота. Первое предложение рецензии – неплохой пример того, как большую часть времени строит повествование Филип: деепричастный оборот, заключенный в еще один деепричастный оборот – вполне обычная для него форма изложения мыслей. Самое сложное – не только не забыть начало предложения, дочитывая его конец, но и осмыслить все сказанное автором, а он в каждое монстро-предложение вмещает столько информации, для расположения которой другому автору могло потребоваться бы несколько страниц. Например, вот так:

Хотя сам мистер Шапп, стартовав в двадцатые годы как Билли Шапиро по прозвищу Шарик, крышевал проституток мужского и женского пола и водился с самыми грязными подонками в самых отвратительных — самых трущобных и самых разбойных — районах южной Филадельфии (среди этих подонков был и дядя Шуши Маргулиса), к 1942 году суммарный доход от пинбола и игральных автоматов составлял уже пятнадцать тысяч не подлежащих налогообложению долларов в неделю, а Билли Шарик превратился в Уильяма Шаппа-второго, высокочтимого члена клуба «Грин-Вэлли», участника еврейской общественной организации «Брит-Ахим» (куда он по субботам водил свою жизнерадостную супругу — да и кто бы не порадовался жизни в таких брильянтах? — потанцевать под музыку Джеки Джейкобса и его «Веселых джазистов») и прихожанина синагоги «Хар Цион» (на кладбище которой, в самом живописном уголке, он заблаговременно прикупил участок для себя и для своих близких), не говоря уж о его восемнадцатикомнатном особняке в респектабельном пригороде Мэрион, выстроенном и обставленном с роскошью, в котором жил весною, летом и осенью, и о шикарных апартаментах в пентхаусе (заветная мечта мальчика из бедной семьи), который он ежегодно снимал в Майами, в прибрежном отеле «Эден-Рок», на всю зиму.

Вторая особенность «Заговора» - Рот написал не просто художественный роман, нет, это буквально документальное и автобиографичное произведение, хотя фактически около половины в нем выдумано. Филип, начав книгу, полагаю, со своих собственных детских воспоминаний, строит их в автобиографичной манере, постоянно перемежая историческими справками (как настоящими, так и липовыми), цитатами из выступлений общественных деятелей (часть речей, естественно, написана самим Ротом), описанием исторических событий (опять же, частично правдивых). Этот запутанный клубок из правды и выдумки выглядит потрясающе достоверным, Рот буквально пишет свою собственную историю в научном, а не предметном понимании этого слова.

И последняя пугающая особенность – президенты, вице-президенты, спортсмены, репортеры и прочие американские знаменитости, о многих из которых не увлекающийся той или иной сферой приложения деятельности человек даже и не слышал. Особенно здесь выделяются президенты: Рот (не знаю, свойственно это всем американцам или только Филипу) несколько фанатично относится ко всему, что связано с жизнью и деятельностью глав США в тот или иной временной период, так что неподготовленному читателю все эти Линкольны, Джефферсоны и прочие Вашингтоны, а так же описания их домов, привычек, приближенных лиц и далее по списку могут несколько вскружить голову.

Вот теперь, достаточно настращав, можно перейти и к похвале книги, а хвалить ее действительно есть за что.

Итак, 1939 год, начало Второй мировой, солдаты Вермахта грозно маршируют по Европе, «самураи» Хирохито бодро шагают по Азии, СССР готовится воевать против Финляндии, а 33-им президентом США становится Чарльз Э. Линдберг – герой, совершивший беспосадочный полёт из Нью-Йорка в Париж, несчастный отец, чьего ребенка похитили и умертвили, нежный муж, открытый фашист и антисемит. И ровно с этого момента привычный ход вещей летит в тартарары: США заключает с Осью мирный договор, вместо того, чтобы вступить в войну на стороне Союзников, новое правительство начинает проталкивать антисемитские программы, а евреи с ужасом ждут «окончательного решения вопроса». Все это мы видим глазами девятилетнего мальчика Филипа Рота, который поначалу не понимает, почему мама-домохозяйка так хочет уехать в Канаду, чего так боится отец-страховщик и почему он так против участия Сэнди – старшего брата Филипа – в программе «Вместе с народом». И правда, чего бояться мальчику и его семье – обычным американцам – в своей собственной стране? Кто же знал, что их обычный американский образ жизни совершенно не важен тем, кто смотрит в первую очередь на национальность человека (а Роты, как уже, наверное, стало понятно, евреи)?

Филип Рот – писатель, не мальчик – замечательно перенес в американские реалии происходившее в 30-х годах в Германии: постепенное ограничение в правах, переселения, погромы, страх, страх, страх. Шероховатости, несомненно, есть – взять хотя бы достаточно сумбурный финал – но плюсы книги их, безусловно, затмевают.

Итого: замечательный и крайне тревожный роман, наглядно демонстрирующий не только роль человека в истории, но и то, как «для защиты наших детей» творят поистине чудовищные вещи.

"Заговор против Америки" - это масштабнейшее полотно двух одинаково реальных миров.

Первый - это жизнь Штатов середины ХХ века. Не просто жизнь отдельного человека, не просто срез общества, но всё оно, целиком, разом.

Вот Филип Рот, юный (точнее даже маленький) герой и первое лицо романа. То, что имена героя и автора совпадают, как совпадают и первые вехи, - крайне удачная находка, придающая характеру и роману достоверность, документальность, что в данном жанре является основой основ. Итак, вот Филип Рот, в начале романа ему ещё нет и десяти, автору - за семьдесят. Но как же здорово у него получилось выписать обычного мальчишку, который восхищается старшим братом, трясётся над своим сокровищем - филателистическим альбомом, терпеть не может соседского парня, иррационально дрожит, спускаясь в подвал, и взрослеет. Взрослеет на наших глазах.

Вот простая, более чем среднестатистическая семья Филипа. Отец-страховщик, бродящий от двери к двери, мать, снующая между плитой и стиральной машиной, старший брат, рисующий портреты героя-летчика. Их быт и образ жизни вы тысячи раз видели на экранах и в других романах - они обычные люди. Но с какой скрупулёзностью и насколько детально, в традициях американской литературы, этот их мир прописан.

Вот среднестатистический американский город. Ньюарк, штат Нью-Джерси. Обычный небогатый квартал, где, ложась спать, вы слышите звуки радио у соседей; где мелкое хулиганьё играет на деньги за школой; где можно попросить соседку присмотреть за ребёнком; где все знают, что слово местного заправилы иногда значит больше слова мэра.

Вот Америка в её лучшем, худшем и среднестатистическом обличье. Страна, в которой сочетается не сочетаемое (как и в любой другой, наверное, со скидкой на разницу культур и менталитетов) - законопослушность и беспредел, творимый гангстерами; обличительные филиппики журналистов и мощные голоса политиков; знание наизусть текста Конституции ("Мы, народ Соединённых Штатов...") и буйствующий расизм; искрящаяся американская мечта и "сдохни, если не можешь выжить".

Всё это настолько реально, достоверно и органично, что просто ах. Переходы от мыслей ребёнка к внушительным политическим экскурсам и обратно смотрятся на удивление естественно. Рот мог написать сугубо политический роман на заданную тему, а мог описать всё это сквозь призму личного восприятия, но он гениальным образом объединил две крайности и создал яркую и самобытную вещь, отражающую как быт и нравы, образ мышления и традиции целого народа, так и что-то очень личное, превращающее просто литературу в художественное произведение.

И это только половина, хотя и её довольно, чтобы поставить книге высокую оценку. Но все эти составляющие закупориваются в сосуде с альтернативным ходом событий. Что бы было, если?.. Что бы было, если бы в США в 1940 году к власти пришла профашистски настроенная администрация? Герои-то наши все как один евреи... И в какой-то степени у меня даже язык не поворачивается назвать это альтернативной историей. Замените исходные данные задачки и получите начало 1930-х годов в Германии - постепенно ужесточающиеся законы, мелкие стычки и подначки, перерастающие в погромы и ненависть. Да это почти что документальная хроника! Хроника, по крайней мере весьма точно отражающая состояние страха и ужаса простой еврейской семьи. Хотя Рот мастерски перенёс немецкие реалии на новую почву и с ювелирной точностью вписал их в американскую историю, без знания которой роман вполне может показаться "построенным на реальных событиях". При этом, что особенно ценно - Рот не давит на жалость, не спекулирует на костях, не истерит, не перебарщивает. Всё очень чётко, стройно, немного отстранёно. Кому-то, возможно, покажется недостаточно эмоциональным, а я уверена - о страшных страницах истории только так и можно рассказывать, простыми, взвешенными фразами, без цветастостей и слезливого пафоса.

У меня есть претензии к Роту. И даже не одна-две. Начиная с несколько сумбурной концовки и заканчивая непониманием того, почему евреи в его романе (американцы далеко не в первом поколении) так упорно отказываются интегрироваться в американское общество, которое, как известно, есть плавильный котёл народов. Но спишем это на разницу взглядов.
Роман всё равно остаётся воистину грандиозным зданием.

Эта книга, если говорить прямо и начистоту, ничего не скрывая (потому что долго скрывать все равно не удастся), изобилует - конечно, говоря относительно, не каждый согласится со мной в этом вопросе, - длинными и витиеватыми предложениями со множеством вводных конструкций, дополнений и уточнений. Таким, как предыдущее. И если вы не смогли сразу вникнуть в смысл этого предложения, но все равно решили во что бы то ни стало прочитать эту книгу, то приготовьтесь: во многое у Рота вам придется вчитываться дважды.

А теперь я расскажу вам, о чем эта книга. Она не об Америке и евреях - хотя нет, на самом деле она именно об Америке и евреях. Ведь главные действующие лица - евреи, а основное место действия - Америка. Это - жестокий и депрессивный вариант альтернативной истории, которая начинается с того, что к власти в США приходит пронацистский президент-республиканец, и хитро, стараясь соблюсти все юридические формальности и конституционные принципы, начинает давить евреев и настраивать против них весь остальной американский народ. А смотрит на все это маленький мальчик Филип Рот, который живет со своей семьей в еврейском квартале Ньюарка, и рассказывает о том, как вся эта заваруха повлияла именно на его семью.

Все очень плохо.

И все-таки эта книга не о евреях и не об Америке. Это самая страшная на моей памяти антиутопия о том, как можно нарушать права человека под видом защиты прав человека.
Мне даже хотелось написать краткую памятку по установлению фашистского режима в демократическом государстве по мотивам этой книги, но в ней одно так незаметно перетекает в другое и так много незначительных для общей модели деталей, что мои мысли об этом превратились в тыкву. Я расскажу вот о чем: все это - и фашиста-президента, который своими полетами на самолетике завоевывает внимание благодарной публики, и это постоянное апеллирование к детям в форме "либо мы делаем по-нашему, либо враги придут и съедят ваших детей", и это натравливание низов на определенные социальные группы, и даже этого оппозиционера-зазывалу, который "самое лучшее, что есть у оппозиции", - все это я уже где-то видела. Но я видела это не только за своим окном и по своему телевизору, потому что подобные схемы работают испокон веков - пожалуй, с тех пор, как политика взяла на вооружение средства массовой информации. Любое, даже самое тошнотворное и бесчеловечное нововведение, любую программу по уничтожению неугодных частей населения можно провести под эгидой "безопасности наших детей". Под любой бред можно подвести изящное идеологическое основание, смысл которого будет в одном: "Бойся вон того дядю. Если ты не будешь кушать кашку, придет дядя и съест тебя". И тогда из страха перед дядей ты будешь готов сожрать и кашу, и парашу, и соседку тетю Машу, если тетя Маша покажется тебе слишком похожей на того дядю.

Когда кто-то заставляет кого-то сделать что-то из страха перед чем-то - это терроризм.
Мыть руки перед едой - это, конечно, не терроризм. Смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу - это не терроризм. А вот убивать ни в чем не повинных людей из страха, что они придут и убьют тебя - это терроризм. Вернее говоря, это - результат террористического принуждения.

Вот об этом и пишет Рот. И за это я готова простить ему многое - и тормознутый стиль, и обилие вводных слов и допущений, и панегирики в адрес американского патриотизма, и совершенно бестолкового главного героя. А все потому, что ему удалось разворошить стог, из которого кормятся политические скоты самых разных времен и национальностей.

И это правильно.

Predictably the two-story apartment building where he'd first lived struck him as a lilliputian replica of the red-brick canopied fortress he'd have described from memory.

Продолжение автобиографической эпопеи про писателя Цукермана, первый роман вот здесь.

Цукерману уже хорошо за тридцать, он ушел от своей третьей жены и, после выхода в свет очередного романа, его накрыла волна бешенного успеха, в том числе и финансового.

Уход от жены дается нелегко, очень быстро он жалеет о скоропалительности своего решения, как же тяжело без Лоры, чудесной умной и рассудительной Лоры, по крайней мере он всегда женится на чудесных женщинах, тут уж не придраться:

"And you'll get divorced, Nathan? Again?"
"Ma, I'm sorry for everyone that I'm compiling such a bad marital record....
....
They're all wonderful, beautiful, devoted girls, you know. There's that to be said for me. I don't bring anything home but the best."

А что успех, который так неожиданно свалился на голову? О боже, успех, оказывается, бывает так же трудно перенести, как неудачу. Что же делать с деньгами?

All this, this luck – what did it mean? Coming so suddenly, and on such a scale, it was as baffling as a misfortune.

Gone were the days when Zuckerman had only to worry about Zuckerman making money: henceforth he would have to worry about his money making money.

А читатели этого самого успешного и так много обсуждаемого романа?! О, вот это настоящая проблема, как же они достали. Звонят не переставая, пишут письма, к маме пристают там в Нью-Джерси, как же сыночек мог опять такое про евреев написать, он же наш, а сам... Надо бы навестить ее, давно не виделись, да и папа теперь в доме для престарелых, это после инфаркта, как-то он там, так и не доспорили тогда...

Но поклонники, кажется, еще хуже хулителей, вот один Эльвин Пеплер чего стоит:

"You're our Marcel Proust, Mr. Zuckerman."
Zuckerman laughed. It wasn't exactly how he saw it.

No' you don't run away from phenomena like Alvin Pepler, not if you're a novelist with any brains you don't. Think how far Hemingway went to look for a lion. Whereas Zuckerman had just stepped out the door.

А потом, ты пытаешься каждый раз строить жизнь заново, перенося свои книги из квартиры в квартиру, от родителей, от первой жены, от последней жены, ты взрослеешь, количество коробок с книгами растет и множится, а ведь как все начиналось - со словаря и любимого Томаса Вулфа:

Carrying his books from one life into the next was nothing new to Zuckerman. He had left his family for Chicago in 1949 carrying in his suitcase the annotated works of Thomas Wolfe and Roget's Thesaurus. Four years later, age twenty, he left Chicago with five cartons of classics, bought secondhand out of his spending money, to be stored in his parents' attic while he served two years in the Army. In 1960, when he was divorced from Betsy, there were thirty cartons to be packed from the shelves no longer his; in 1965, when he was divorced from Virginia, there were just under sixty to cart away; in 1969, he left Bank Street with eighty-one boxes of books.

Цукерман, ты был юношей, влюбленным в литературу, ради литературной правды ты пошел на многое, и любимый отец не понял, разлад, споры, и дальше литературный успех, еще больший успех, но сейчас, когда отец на смертном одре, успеешь ли ты, сможешь ли ты объяснить до конца, ведь так хочется, чтобы понял, не то что простил, нет, но понял, и ты рассказываешь ему ... Теорию Большого Взрыва... Ты это серьезно, Цукерман?! Ну-ну.

И потом родной дом в Нью-Джерси, он казался крепостью, ты его не видел много лет, на обратном пути в, ставший таким своим Манхэттен, заедь, посмотри. Ну вот ты и увидел, ты понял все, и, знаешь, считай, что ты успел...

Predictably the two-story apartment building where he'd first lived struck him as a lilliputian replica of the red-brick canopied fortress he'd have described from memory.

Сочетание тонкого юмора, тонкой иронии, трагедии и комедии в романах Филипа Рота гениально.

Да что там мелочиться, Филип Рот - гений и точка. Такое мое мнение.

Мне нравится читать альтернативную историю. Всегда интересно порассуждать, что было бы, если. "Заговор против Америки" Филипа Рота показывает по какому пути пошла бы Америка, если бы к власти в 1940 году пришёл Чарльз Линдберг. Спойлер: ничего хорошего бы не вышло. Да и как бы могло быть иначе, если по версии Рота, Америка становится союзником Гитлера, а не союзником по борьбе с ним?

Рот настолько перемешивает реальность и вымысел, что распутать этот клубок становится трудно, но интересно. Дополнительной "правдивости" версии книги добавляет, что главного героя тоже зовут Филип Рот, а его чувства и эмоции описаны настолько подробно, что потихоньку начинаешь верить в происходящее в художественном произведении. К тому же действующие политические лидеры, да и львиная доля их биографий тоже существовали.

Вот только Линдберг не баллотировался на ост президента. Но действительно выступал за невмешательство Америки во Вторую мировую, симпатизировать Гитлеру и его ребёнка похитили и не вернули даже после получения выкупа. А журналист Уолтер Уинчелл дожил до старости, а не умер в 1942 году, как это рассказывает автор.

В романе Рот ярко показывает не только свои переживания, но и своей семьи, да и всей общины. И пусть в эти переживания все герои-евреи романа втянуты из-за искусственно сконструированной реальности писателя, но сделано это очень хорошо. Драме, которая разворачивается на фоне изменений в государственной политике США, веришь.

Читатель видит все изменения, которые происходят с Америкой, глазами 9-летнего Филипа. Изменилась лишь одна деталь - человек, который занял пост главы государства, и вся жизнь в стране изменилась. Изменилась жизнь не только американских евреев, но и в жизни, и в мировоззрении других жителей страны эмигрантов, под влиянием госпропаганды, происходит сильная трансформация. Чтобы усилить действие пропаганды и внушить жителям, что создание еврейских гетто и поражение их в правах -- вещь нормальная, к пропаганде подключается и раввин Бенгельсдорф.

Словно стараясь пробудиться от кошмара, который сам же и создал, Рот откровенно слил концовку, что обидно.

"Урок анатомии" сильно на меня повлиял, скорее всего полностью изменил мою жизнь — теперь я стараюсь чаще расслаблять мою спину

Филип Рот. Призрак писателя.
⠀
Не знаю, зачем я взяла эту книгу для знакомства. Мне ее очень мало. Прочла за один день, можно сказать проглотила и не заметила. Я так долго откладывала эту встречу и предвкушала открытие нового любимого писателя, что не дотерпела до более благоприятного периода и возможности прочитать его объемную Американскую пастораль. Вот и схватила эту книжку-малышку.
⠀
Призрак писателя – роман, в котором впервые упоминается о писателе Натане Цукемане, которого принято считать альтер эго самого Филипа Рота. Книга отчасти автобиографичная, главный герой родился в Америке в еврейской семье и неизбежно попал под влияние культур двух народов. Он балансирует между свободой творчества и соблюдением правил, хранящих в себе все традиции и боль еврейского народа.
⠀
В один прекрасный вечер молодой Цукерман оказывается в доме своего кумира, знаменитого писателя. Там он знакомится с таинственной девушкой, становится свидетелем семейного скандала, а потом еще и подслушивает за хозяином дома, любезно оставившим его ночевать в своем кабинете.
⠀
От таких потрясений Цукерман не может уснуть и его фантазии о девушке приводят его к выводу, что она Анна Франк, написавшая знаменитый дневник и скрывающаяся под вымышленным именем.
⠀
Повторюсь, мне было мало! Такое чувство, что я прочла лишь первую главу прекрасного романа и меня ждет продолжение. Однозначно хочу прочесть все книги о Цукермане, их всего 9, но их так сложно найти... Да и всего Рота прочла бы с удовольствием.
⠀
Филип Рот лауреат Пулитцеровской премии, международного Букера и прочих значимых американских и мировых премий. Удивительно, что так и не получил своего Нобеля...

Чтобы читать эту книгу с удовольствием, нужны два условия - шарить в творчестве Рота и интересоваться американскими евреями. Огромный сборник статей, эссе, бесед, рецензий - это всё на выбор. Не вижу смысла читать всё подряд, даже если два условия соблюдены. Тем более я под них не подхожу. Тем не менее Филип Рот мне интересен. Необычный, очень умный дядька, который более чем пристойно раскрывается как раз в этом сборники. От части, это как личное знакомство с ним. А точнее даже с теми ценностями, что Рот описывал в своих книгах. Он очень зациклен на тематике американских евреев - сейчас эта тема вообще мало кому интересна, в отличии от 20-го века, где он оказался очень удачным ещё и в силу того, что тема эмигрантов была свежа. В целом, в обществе, а не только у евреев. Потому, скажем так - очень специфический сборник, на очень редкого любителя. Тем не менее, именно для таких может оказаться небывалым кладом.

Ах, да. Исходя из названия, кажется, будто Рот даёт какие-то ответы о технике и мотивации в писательстве. Это не так. "Зачем писать?" - скорее вопрос, описывающий всю книгу и немного раскрывающий - зачем писал Филип Рот? Потому что иначе он сошёл бы с ума. Он сам так и говорит. И это не спойлер. Это где-то в первых главах.