Бывают книги, которые включают все органы чувств.
В этой видишь на первом плане ливень, кладбище , тюрьму. А если присмотреться видно номер в парижской гостинице, где двое сходят с ума от любви. Сначала пахнет дождём, жареной рыбой, дымом, а немного проветрившись -свежестью раннего утра и заваренным кофе. Сначала осязаешь твердость гранитной плиты - потом - хрупкость невесомость человеческой души. Слышишь выстрел и бессвязную, парализованную речь, перетекающую в гомон негодования, осуждения, потом долгое молчание и шепот прощения. Сначала проглатываешь текст горькой таблеткой, но она как будто освобождает все рецепторы.
А вообще, я в восторге от Арамбуру! Большой мастер. Два тома «Родины» после «Стрижей»- подарок себе и признание в любви автору.
В этой видишь на первом плане ливень, кладбище , тюрьму. А если присмотреться видно номер в парижской гостинице, где двое сходят с ума от любви. Сначала пахнет дождём, жареной рыбой, дымом, а немного проветрившись -свежестью раннего утра и заваренным кофе. Сначала осязаешь твердость гранитной плиты - потом - хрупкость невесомость человеческой души. Слышишь выстрел и бессвязную, парализованную речь, перетекающую в гомон негодования, осуждения, потом долгое молчание и шепот прощения. Сначала проглатываешь текст горькой таблеткой, но она как будто освобождает все рецепторы.
А вообще, я в восторге от Арамбуру! Большой мастер. Два тома «Родины» после «Стрижей»- подарок себе и признание в любви автору.