Цитаты из книги «Вечный муж»

Самый уродливый урод – это урод с благородными чувствами

Пыль, духота, белые петербургские ночи, раздражающие нервы, – вот чем наслаждался он в Петербурге.

Пыль, духота, белые петербургские ночи, раздражающие нервы, – вот чем наслаждался он в Петербурге

Не всегда же в самом деле страдать воспоминаниями; можно отдохнуть и погулять – в антрактах.

И что-то как будто начинало шевелиться в его воспоминаниях, как какое-нибудь известное, но вдруг почему-то забытое слово, которое из всех сил стараешься припомнить: знаешь его очень хорошо – и знаешь про то, что именно оно означает, около того ходишь; но вот никак не хочет слово припомниться, как ни бейся над ним!

Удивляясь, как можно есть такую дрянь, он уничтожал, однако же, все до последней крошки – и каждый раз с таким аппетитом, как будто перед тем не ел трое суток.

Мелькала в нем иногда решимость бросить все и самую тяжбу и уехать куда-нибудь, не оглядываясь, как-нибудь вдруг, нечаянно, хоть туда же в Крым например.

Это был человек много и широко поживший, уже далеко не молодой, лет тридцати восьми или даже тридцати девяти,

Он сознал ясно, что миновал страшную опасность. «Эти люди, – думалось ему, – вот эти-то самые люди, которые еще за минуту не знают, зарежут они или нет, – уж как возьмут раз нож в свои дрожащие руки и как почувствуют первый брызг горячей крови на своих пальцах, то мало того что зарежут, – голову совсем отрежут „напрочь“, как выражаются каторжные. Это так».

– Садитесь и вы, – предложил юноша Павлу Павловичу, указывая ему небрежным кивком головы место напротив. – Ничего-с, постою. – Устанете. Вы, господин Вельчанинов, можете, пожалуй, не уходить. – Мне и некуда уходить, я у себя. – Как хотите. Я, признаюсь, даже желаю, чтобы вы присутствовали при моем объяснении с этим господином. Надежда Федосеевна довольно лестно вас мне отрекомендовала. – Ба! Когда это она успела? – Да сейчас после вас же, я ведь тоже оттуда. Вот что, господин Трусоцкий, – повернулся он к стоявшему Павлу Павловичу, – мы, то есть я и Надежда Федосеевна, – цедил он сквозь зубы, небрежно разваливаясь в креслах, – давно уже любим друг друга и дали друг другу слово. Вы теперь между нами помеха; я пришел вам предложить, чтобы вы очистили место. Угодно вам будет согласиться на мое предложение?