Не могу судить о стихах Лорки в оригинале, но в переводах их главное достоинство – живописная образность. Блестящее синее небо, прохладные зелёные рощи, лазурные морские волны, высокие белые башни, осиянные серебристой луной – Испания Лорки соткана из света и красок, там даже ветер сер. Эти образы повторяются во многих стихотворениях и создают единый поэтический ландшафт – прекрасный, но отнюдь не идиллический. Здесь радость соседствует с тревогой, любовь неотделима от печали, а нежность оказывается оборотной стороной смерти. Значимость разыгрывающихся в этих ярких, но зыбких пейзажах трагических, мистических историй измеряется не стройностью повествования (её нет), не справедливостью воздаяния (её ещё меньше), но только и исключительно красотой. Длинных стихотворений Лорка не писал, напротив, зачастую он предельно лаконичен, но, собранные вместе и прочитанные разом, его стихи создают ощущение большого, полного таинственной жизни и загадочной смерти фантазийного мира. Картины этого мира будоражат воображение, и читатель вольно или невольно дорисовывает их в своих мыслях, делая его ещё больше, ещё загадочнее, ещё прекраснее, ещё печальнее.
Свою Испанию Лорка любил, это очевидно. От его американских стихов – написанных во время пребывания в США и под впечатлением от него – ощущения совершенно другие. При этом образность никуда не исчезает, но передаёт она теперь отвращение, одиночество, уныние – не романтичную испанскую печаль, а безнадёжность тоскливой повседневности. Серым теперь рисуется не ветер, а сама жизнь. От такой жизни заскучаешь и по смерти – по той смерти, которая, до поры оставаясь неузнанной, танцует с цыганками в лунном свете.
Общепринято мнение о том, что сложна для восприятия японская поэзия, для понимания которой необходимо глубокое погружение в культуру. Испанская же поэзия считается более доступной, более «переводимой». А между тем в этой-то кажущейся доступности и кроется ловушка, и для понимания испанской поэзии погружение в культуру тоже необходимо (хотя для любования действительно достаточно зайти только по лодыжки).
Из этой книги я узнала, что в классической испанской поэзии апельсин символизирует счастливую взаимную любовь, лимон – любовь отвергнутую или обманутую, а грейпфрут – тайную либо запретную (одно из старинных названий грейпфрута так и переводится – «запретный плод»). И действительно, по страницам этого сборника щедро рассыпаны поэтические лимоны и апельсины, а грейпфрут появляется только однажды – в примечаниях. А всё потому, что в русском языке грейпфрут ужасно неромантичен, это слово из супермаркета, а не из томика стихов, и в переводах его заменяли на более благозвучные цитрусы, тем самым открывая всему миру чувство, которое должно было хранить втайне.