Превосходному и ученейшему наставнику МАТВЕЮ, архиепископу Тулузскому, за его доброту святое подношение

EUGÈNE MARIN

THÈSE

LES MOINES DE CONSTANTINOPLE

330—898

DEPUIS LA FONDATION DE LA VILLE JUSQU’A LA MORT DE PHOTIUS

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2022

Предисловие

История константинопольского монашества до сих пор обойдена вниманием ученых. Авторы писали о жизни отцов-пустынножителей, отшельников из Египта и Фиваиды, Антониев, Иларионов, Пахомиев. Кажется, что несправедливое презрение мешало описать жизнь тех тысяч иноков, которые жили в монастырях столицы империи.

А между тем немногие иные предметы столь сильно заслуживают внимания исследователя и настолько способны побудить его к действию.

Что касается истории Византийской империи, мы до сих пор, сами этого не замечая, находимся под влиянием ненависти и презрения, возникших в Средние века во время религиозной борьбы. Разделение церквей заставляет нас забыть все услуги, которые греки оказали христианской цивилизации: ее ортодоксальному религиозному учению, догматы которого разрабатывали, ее истории, богословию, поэзии, ее литературе и искусствам, которым они служили умело и разумно. Разве что усилия нескольких эрудитов, попытавшихся дать более беспристрастную оценку происходившего в Византии, начинают рассеивать многовековые предубеждения Запада против греко-византийской культуры, но это удается с трудом, несмотря на научную ценность этих усилий и авторитет знаменитых в научном мире имен.

Я (почему бы не признаться в этом?) разделял традиционное мнение, когда благодетельная настойчивость выдающихся наставников побудила меня приступить к этому исследованию о константинопольских монахах.

Описав и показав на примере непрерывной цепи событий, с каким невероятным пылом, с какой лихорадочной быстротой и с какой тревогой из-за всегда ненадежного будущего императоры, великие государственные деятели и богатые частные лица застраивали монашескими обителями все кварталы столицы и ее пригородов, нужно было затем попытаться ознакомиться с внутренним миром монахов, проследить за ними от вступления в монастырь до самой высшей степени религиозного посвящения, изучить их отношения с настоятелями, описать их уставы, покаяния и наказания, разновидности монашеской дисциплины.

Эти люди, отделенные от мира, все же не могли быть полностью равнодушными к спорам о вероучении, которые всегда очень часто случались на Востоке и происходили даже в самой столице империи. Наряду с патриархом Константинопольским и часто против его воли монахи играли важную роль в событиях, которые разворачивались вокруг постоянно, снова и снова возникавших ересей. Монахи были участниками многих синодов и соборов, они почти всегда отправляли посланцев в Рим, когда считали нужным защитить чьи-то интересы или какие-либо правила вероучения.

Их влияние на государство было не меньше, чем влияние на церковь. Если государь исповедовал православие, у него не было более верных подданных, чем монахи его столицы. Но если он начинал бороться против их верований, они становились его самыми непримиримыми врагами. Императоры-иконоборцы напрасно пытались привлечь монахов на свою сторону, а когда не смогли добиться успеха, попытались упразднить все монастыри. После того как монахам вернули свободу, их общины очень быстро стали такими же многочисленными и могущественными, как в свои лучшие дни. Казалось, они удовлетворяли неодолимую потребность и естественную склонность византийцев к религиозному благочестию. Народ окружал монахов простодушным, хотя и немного суеверным поклонением, и несколько государей из числа самых яростных ненавистников монашества часто просили их о молитвах или о помощи.

Кроме того, монахи заслуживали уважение толпы добродетелью и ученостью. Они заслуживают и наше уважение своей выдающейся ролью в истории византийской литературы и услугами, которые оказали литературе и искусству Византии. Их библиотеки – свидетельства того, как усердно они изучали все виды знаний. Именно в их школах писцов было создано большинство рукописей, в которых до нас дошло столько церковных и светских сочинений. Религиозная живопись, в том числе искусство миниатюры, было одним из самых распространенных занятий монахов, и вряд ли можно сосчитать всевозможные произведения искусства, которые были ими созданы.

Таков, в немногих словах, план этого сочинения, которое завершается смертью Фотия. Его кончина стала и концом того периода в истории византийского монашества, который делает честь монашеской братии. Писать о том, что произошло позже, было невозможно: это или слишком расширило бы границы сочинения, или нарушило бы его целостность.

Часть первая
Монастыри

Глава 1
Основание монастырей до царствования Юстиниана

Примерно в середине III века, еще до той эпохи, когда на берегах Нила родился Антоний Великий, первый и самый знаменитый пропагандист монашеской жизни, добродетели и уроки которого должны были населить отшельниками уединенные места Египта, на крутом холме Петрион в старом Византии, по свидетельству двух Никифоров, уже стоял монастырь. Его основал около 240 года епископ Кастин и посвятил его святой Евфимии, «великой и знаменитейшей мученице» из Халкидона, той самой, поклонение которой вскоре так распространилось среди византийцев. Это, несомненно, был молитвенный дом и жилище девственниц, посвященных Богу. Через шесть столетий после этих дней в том же монастыре поневоле закончили свои дни монахинями четыре дочери Василия Македонянина.

Но в III веке город Византий не имел религиозного значения, хотя и был наследником знаменитого имени. Лишь начиная со времени Константина Великого там стала с невероятной быстротой развиваться монашеская жизнь. После основания «города Константина» церковь сумела с выгодой для себя использовать данный ей покой во внешних делах и благосклонность императора к священникам и монахам. Вскоре большинство тех благочестивых отшельников, которые раньше жили лишь для себя в тишине пустыни, поспешили в города, чтобы освятить других своим примером. Аскеты-одиночки почти везде исчезли или присоединились к монастырям. Вскоре они стали приходить в Константинополь. Возможно, среди этих новоприбывших был кто-то из учеников того Антония Египетского, молва о святости которого дошла до Константина. Пораженный удивительными рассказами о его чудесных делах, император часто обращался с просьбами о молитве или совете к этому монаху, который святостью своей жизни привлекал множество подражателей. И вот чтобы принять всех аскетов, приходивших в столицу империи, Константин с пылким благочестием новообращенного приказывал срочно строить монастыри. Его усердие не знало преград: все уцелевшие к тому времени храмы «мнимых богов» были превращены в «молитвенные дома». Храм Юпитера в квартале Экзокионион уступил место монастырю и церкви Святых мучеников Мокия, Акакия, Агафоника и Мины.

Пока воля императора везде уничтожала святилища богов и в особенности храмы Эскулапа, который, как верили язычники, излечивал людей от болезней, сила Господа по воле Провидения (так пишет Барониус) совершала более многочисленные и надежнее засвидетельствованные чудеса в христианских церквях. Созомен и после него Никифор рассказывают, что архангел Михаил явился Константину на берегу Босфора и что в память об этом император велел построить на месте явления монастырь Михаилион. В этом монастыре произошли изумительные чудеса, и вскоре «люди стали приходить туда искать исцеления от своих болезней», спасая сразу душу и тело. Недалеко оттуда, в очаровательной бухте Сосфенион, этот же государь построил на месте другого языческого храма церковь в честь того же великого архангела. Она стала называться церковью Святого Михаила в Сосфенионе.

Между новыми Золотыми воротами и крепостью Едикуле недавно обнаружены столбы, которые указывают место третьего монастыря, тоже построенного Константином Великим. Этот монастырь был посвящен святому Диомиду. Это был один из получавших самые щедрые пожертвования и самых знаменитых монастырей Константинополя. Как и предыдущие, он находился вне стен Константинополя.

А внутри города, рядом с ипподромом, поднялся монастырь Святой Евфимии у Ипподрома в честь той же девы-мученицы, которой за сто лет до этого Кастин уже посвятил монастырь на Петрионе.

Благочестивая мать Константина Елена по примеру сына велела построить много монастырей в столице и ее пригородах. Одним из них был Вифлеемский монастырь. Другой монастырь назывался Гастрия; это означает «вазы с большими животами», и, по мнению Кодина, название возникло из-за ваз, которые Елена привезла в этот угол Константинополя из Иерусалима; по его словам, в вазы были посажены лилии, майоран, бальзамные деревья и другие растения, найденные на том месте, где был обнаружен Истинный Крест. Аноним сообщает, что этот монастырь был основан императрицей Феодорой, женой Феофила. В Елениане, «квартале Елены», был основан монастырь Святых мучеников Карпа и Вавилы, построенный по подобию храма Гроба Господня из нескольких видов очень дорогого разноцветного мрамора. Был также монастырь Святого Феодора на том месте, где сейчас стоит греческая церковь во имя этого святого. Кроме них, был монастырь Святого Романа, прославившийся при императоре Льве Армянине тем, что там жили святой Феодор Студит и его брат Иосиф Фессалоникийский (вероятно, это тот самый святой, похвала которому есть в трудах святого Иоанна Златоуста). А еще был монастырь Псаматия в носившем это же имя квартале около порта.

Так был дан первый толчок. По примеру Елены и Константина князья и княгини, великие люди империи, сенаторы, патрикии, знатные госпожи, руководствуясь благочестием, а иногда и тщеславием, создавали благотворительные фонды, возводили и щедро одаривали больницы, церкви, монастыри. Философ Лев, например, велел построить Пеламидский монастырь в квартале Пеламиды. После смерти патрикия Калистрата и его брата Флоренция или Флора их дома стали монастырями. Позже монастырь Каллистрата из-за нескольких монахов заслужил неисправимую репутацию слабого, а во втором монастыре просил убежища константинопольский патриарх Павел Четвертый после своего отречения. Возможно, что именно в эту эпоху монах Авраамий, позже ставший архиепископом Эфесским, основал в квартале «Источник», возле того места, где позже был построен Семибашенный замок, за чертой города, недалеко от Золотых ворот, монастырь Авраамия или Авраамитов. Этот монастырь называли также монастырем Нерукотворной Панагии и даже просто Нерукотворным из-за того, что его братия владела чудотворным образом, который, как считалось, не был сотворен человеческой рукой. Императоры, возвращаясь с победой, перед тем как торжественно въехать в столицу через Золотые ворота, заезжали туда поклониться этому изображению Пресвятой Богородицы, заступничество которой было наилучшей защитой для империи и для ее столицы. Во время осады Константинополя в 626 году при Ираклии авары дошли до монастыря в «Источнике», но Богоматерь спасла столицу, и вражеские стрелы не задели посвященную Богородице церковь. Эти авраамиты отличались тем, что горячо защищали святые иконы. В VIII веке авраамитов стало так много, что патриарх Тарасий должен был дать монастырю более просторное помещение. Множество монахов явились туда, привлеченные добродетелями и чудесами женщины, святой Анны, которая, скрыв свой пол под одеждой монаха ордена Святого Василия и под мужским именем Евфимиан, прославила монастырь Авраамитов так, что он стал известен далеко от Константинополя. Это не единственный случай в истории восточного монашества, когда женщина становилась монахом, приняв вид мужчины. Похожее предание существует о святой Марине: рассказывают, что она, скрыв свой пол, приняла под именем Маринус монашество в одном из монастырей Ливана или Вифинии. Монталамбер в «Монахах Запада» рассказывает о святой Евфросинии Александрийской, которая таким образом прожила 38 лет в мужском монастыре.

Так меньше чем за семь лет, от основания столицы до смерти Константина в 337 году, были построены пятнадцать монастырей, названия которых дошли до нас. Но, более того, среди византийцев возникла мощная тенденция – склонность активно и несдержанно проявлять свою набожность. Этому потоку благочестия было суждено литься много столетий. Законы императоров чаще всего расширяли его берега, но иногда сужали их. Однажды он с трудом был остановлен препятствиями, которые создало иконоборчество. Иногда он служил православию, иногда его отклоняли в сторону ереси, но он продолжал расти, пока не стал настоящей опасностью для государства и для самой церкви.

Констанций, как только взошел на престол своего отца, попытался привлечь в Константинополь пустынника Антония, но ничем не смог убедить старого отшельника покинуть пустыню. Антоний боялся появиться при дворе и, несомненно, еще сильней боялся нового императора, зная, что тот был склонен вмешиваться в дела религии и был преступно снисходителен к арианству. Действительно, кафолический епископ Павел был изгнан из Константинополя, а епископ арианской партии Македоний был у императора в милости и, пользуясь этим, построил много монастырей. К несчастью, Созомен, сообщивший нам об этом строи – тельстве, не указал ни их названий, ни их числа.

Одним из самых верных учеников Македония и самых неутомимых пропагандистов его учения был дьякон Марафоний. Он вначале был казначеем у префекта Константинополя и накопил значительное богатство, из которого подавал большие милостыни бедным и больным. Его не лишенная изящества речь, изобретательный ум, солидная походка, истинно монашеский суровый облик восхищали толпу и очаровали Евстафия Севастийского, который быстро понял, каким преимуществом этот человек может стать для его партии. По его наущению Марафоний принял монашеский обет, после чего потратил свое состояние на постройку красивого и просторного монастыря, который был назван по его имени и простоял долго. Вскоре новый монах стал душой партии сторонников Македония. Поскольку раньше, в миру, он был главным надзирателем константинопольских больниц, его назначили управляющим монастырями. Константинопольским монахам-кафоликам пришлось вынести множество разнообразных обид и придирок. Не желая изменить своей никейской вере, они покинули столицу, и большинство монастырей, основанных Еленой и великим Константином, опустели.

Монастырь Зотика, патрикия и протовестиария, был, кроме этого, единственной монашеской обителью, построенной в царствование Констанция.

Этого императора сменил на престоле Юлиан. При нем все привилегии и доходы, дарованные духовенству церквей и монахам, были у них отобраны. Более того, христианские общины были вынуждены вернуть все, что получили от Константина и Констанция. Храмы богов, разрушенные или превращенные в церкви в предыдущие царствования, были восстановлены и снова стали использоваться по прежнему назначению. При этих храмах император-язычник желал, по примеру христиан, иметь мужские и женские монастыри.

Иовиан, несмотря на краткость своего правления, смог вернуть всем клирикам, монахам, монахиням отнятые у них льготы и имущество. Был принят указ, каравший смертью любого, кто посмел бы похитить или взять в жены девственницу или вдову, посвященную Богу.

Иовиан был предан интересам кафоликов, но все же предоставлял свободу вероисповедания всем христианским течениям. Валент, наоборот, был благосклонен только к арианству и множеством способов преследовал кафоликов, особенно монахов, среди которых ортодоксальная вера находила самых бесстрашных защитников. Нет сомнений, что именно при этом императоре, в конце его царствования, в городе Гангры был созван собор, на котором были впервые закреплены многие важные правила монашеской дисциплины и осуждены заблуждения Евстафия, епископа армянского города Севастии. Этот епископ утверждал, что спасти свою душу могут только священники, монахи и те, кто не состоит в браке. Приняв его учение, многие женщины расстались со своими мужьями, стали по совету епископа носить мужскую одежду и коротко стричь волосы, женатые мужчины покидали своих жен, дети родителей, слуги господ. Они считали, что этого достаточно, чтобы уподобить их древним философам, и, попирая законы церкви, признавали лишь одного руководителя – собственную волю.

Чтобы бороться с опасными заблуждениями и просветить кафоликов, епископы собрались в столице Пафлагонии, сформулировали истинное учение в виде списка из двадцати одного правила и осудили тех, кто порицает брак и считает, что женщина, живущая со своим мужем, не может спасти свою душу; тех, кто дает обет девственности и воздержания не из-за любви к добродетели, а из-за презрения к браку; тех, кто побуждает своих слуг покинуть их хозяев под предлогом аскетизма; а также тех, кто под этим же предлогом носит необычную одежду, в чем состоит вся их религия, или осуждает ношение обычной одежды; женщин, одевающихся как мужчины; женщин, которые покидают своих мужей; родителей, покидающих своих детей; и детей, особенно родившихся от христиан, если дети покидают своих родителей под предлогом аскетизма, полагая, что от этого родителям будет больше чести за набожность.

Собор добавил к этому такие слова: «Мы написали этот акт не для того, чтобы отделить от церкви тех, кто хочет следовать правилам аскетической жизни в согласии со Священным Писанием и традициями апостолов, а чтобы отделить от нее тех, кто желает ввести новшества и чей аскетизм – лишь гордыня. Мы также восхищаемся девственностью, мы одобряем воздержание и удаление от мира при условии, что с ними сочетаются смирение и страх перед Богом».

Имя и память государя-арианина сохранил всего один монастырь, который редко упоминается в истории Византии: Валентов монастырь Святого Иоанна Крестителя. Находился он недалеко от построенного Валентом акведука, возле церкви Святых Апостолов. На Константинопольском соборе 536 года при патриархе Мине монах Мартурий был назначен на должность игумена Валентова монастыря Святого Иоанна Крестителя. К тому времени этот монастырь имел еще несколько названий, а именно монастырь Петра, монастырь Валента и Даудата возле Святых Апостолов и просто монастырь Петра у Святых Апостолов.