Отзывы на книгу «Крутой маршрут»

Знаете, я очень теряюсь, когда сталкиваюсь с проявлениями полного отсутствия логики. Это такая стена, самая толстая и непробиваемая, об которую ничего не стоит голову расшибить. Хватаешься за волосы и причитаешь: ну как, как такое вообще может быть? О чем-то таком писал, например, Кафка. Миры, созданные им, мучительны и безумны, потому что подчиняются правилам, не подвластным нормальной человеческой логике.

Правда, этот ужас существовал у него в голове. То есть, с этим жил один человек. А то, о чем написала Евгения Гинзбург, существовало в самой что ни на есть реальности. И с этим как-то жили тысячи людей.

То есть, понимаете, вот девушка. Любит стихи, любит мужа, обожает детей. Любит и верит в свою родину. У нее все отлично. Она счастлива.
И тут какая-то неведомая сила берет ее за шкирку, швыряет в адский котел и начинает толочь в порошок.
Понимаете, подкосить человека может многое. Болезнь – это страшно, но это, во всяком случае, объяснимо. Война – это страшно, это и абсурдно, что по чьему-то щучьему велению люди идут убивать друг друга. Но и это можно понять. С огромным усилием, но можно.

Понять то, что случилось с Гинзбург и со множеством других – невозможно. Просто не укладывается в голове. Читаешь, держишься за голову. Дайте мне это развидеть, так не бывает.

Бывает.

Это и правда больше всего похоже на круги ада. Где, как не в аду, когда тебе чудовищно плохо, будут раз за разом доказывать, что бывает еще, и еще, и еще хуже? Вот швыряют на первый круг, и ты, такой счастливый, хороший и светлый, попадаешь в вонь, грязь и сырость. Ты возмущен, тебе плохо, но потом от тебя отнимают сон и еду, и понимаешь, что было еще ничего. Когда свыкаешься и с этим, отнимают чувство локтя. Потом – свежий воздух. Потом – возвращают чувство локтя в избытке, зато отнимают остатки личного пространства. Потом отнимают воду. Потом тепло и даже ту скудную еду, что была. И понимаешь, что в изоляции и без воздуха, зато в тепле и с водой было опять-таки еще ничего. …И нет этому конца и края. А главное, на каком-то кругу у тебя отнимают надежду. И ты начинаешь верить, что так теперь будет всегда.

Сколько вообще может выдержать человек? Сколько болезней, обморожений, голодных обмороков перетерпит? Сколько предательств, чужих смертей, ударов под дых от судьбы выстоит? Бог знает. Сейчас мне кажется, что и десятой доли того, что выдержала Гинзбург, вынести невозможно. И многие ведь правда не выдерживали, ломались, умирали от истощения, от болезней, убивали себя от отчаяния. Иные выживали, но теряли человеческое лицо.

А Гинзбург выжила. Сохранила жизнь, руки, ноги и голову. Сохранила здоровье, во всяком случае настолько, чтобы не свалиться через два шага после финиша. И такие вещи, которые не всякий и в нормальной-то жизни может сохранить. Светлый ум. Память. Умение доверять другим людям. Любить. Дружить. Ценить моральные ценности выше материальных. Любить поэзию. Радоваться. Любить жизнь.

Это, честно говоря, тоже в голове не укладывается. Это непостижимо.
И прекрасно.

Каламбур уровня пятиклассника (потому что первое сентября, хэй, привет, боль!): «Крутой маршрут» Гинзбург действительно невероятно крутой. До конца абзаца любители небумажных книг могут не читать и экономить своё время на что-нибудь более продуктивное, но мне просто надо воспеть оду «Редакции Елены Шубиной», которая отлично переиздала эту книжку. Хорошая бумага, отличный переплёт, качественная печать, внутри — вклейка с фотографиями, а обложка так и вообще прекрасна. Есть в этом фрагменте фотографии на обложке что-то невероятно милое, ведь на ней Гинзбург смотрит на своего старшего сына, которого так и не смогла больше увидеть с тех пор, как её забрали. Восемнадцать лет прошло, прежде чем появилась бумажка «реабилитирована за отсутствием состава преступления». Не было ничего, туки-туки, мы в домике, на нет и суда нет. За восемнадцать лет можно ребёнка вырастить и легально напоить.

Читать из первых уст об абсурдности и ужасе происходящего страшно и захватывающе. Я уверена, что во многих моментах Гинзбург лукавит и очень много недоговаривает, да и сама она в этом признаётся (не в лукавстве, а в недоговаривании). Озлобленный Шаламов, который считал, что лагеря вытравливают всё человеческое из людей, вообще ей не верил. Думаю, причина «неверенья» здесь сразу в двух факторах. Во-первых, Шаламов попал в самое пекло, где были не люди, а уже полузвери, действительно с вытравленной человеческой сущностью. Гинзбург достаточно честно пишет, что большую часть ей «везло», это слово беру в кавычки, потому что какое там вообще может быть везение в тюрячке да на Колыме. Тем не менее, ей удавалось сходиться с людьми, выбивать блат, по дружбе да службе находить настолько тёпленькие местечки, насколько это было для неё возможно. Работать с детишками в школе, яслях или возиться с больными в тёплом помещении — совсем не то же самое, что рубить лес при минус сорок девять, от этого у неё и были силы сохранить в себе разумное, доброе, вечное. Во-вторых, как мне кажется, Гинзбург с этим разумным-добрым-вечным даже немного рисуется, не из хвастовства, ой, смотрите, какая я осталась высокоморальная даже в таких условиях, а просто для общего колорита книги. Ведь в тексте заметно, насколько сильно она делает акцент не на хреновом, а именно на хорошем. На хорошем в людях, в простых удовольствиях, в случайном тёплом отношении какой-нибудь застарелой стервы. Из самого чёрствого злодея она пытается выдавить хоть капельку человечности и об этом написать. Конечно, когда после этого она пишет о собственном великодушии по отношению к совсем уж тварям, то это смотрится самолюбованием, но это самолюбование не чрезмерно — Гинзбург через столькое прошла, что можно простить ей такие маленькие слабости.

Вообще, Гинзбург о себе высокого мнения и изначально это ставит, как горделивую данность. При этом и собственную махровую дубоголовую наивность она описывает точно так же чётко, как и остальные свои черты. Да, был косяк, вела себя, как глупая телушка, надеялась на красивые слова и пропаганду, ведь не бывает же так, что... Да всё бывает, бывает всякое, но вот когда поймёшь это не как набор пафосных слов, а как жизненную данность, то зачастую бывает слишком поздно. И эта острая прямолинейность часто служит плохую службу.

Прочитать эту книгу полезно: она хорошо написана, она подробно рассказывает о методе работы с заключёнными в то время, протоколирует жизнь и быт людей, а главное — их мысли и поступки сердечные. Ведь Гинзбург честно пытается писать о том, как в адскую геенну вдруг попадает лучик солнца или залетает хрупкая бабочка, в то время как сотни чертей вонзают в тебя раскалённые вилы.

Гинзбург повезло в том, что она умела цепляться за людей, притягивать их и аккумулировать вокруг себя взаимопонимание. Потому что выживали те, кто не один, кто могли делиться друг с другом силами и надеждами, а иногда и чем-то более материальным. Одиночки вроде Шаламова выживали невероятным чудом, а у Гинзбург было не чудо, а неосознанное стремление создать вокруг себе мини-стайку единомышленников. Красиво поют о том, что держаться ей помогали стихи. Действительно, это звучит очень романтично, и они наверняка помогали коротать время и приобретать новых знакомых, но всё-таки именно выжить ей помогало душевное тепло, которого сам по себе ты много не надышишь.

Хорошая, прямолинейная в лоб книга, которую можно читать и тем, кто до сих пор в розовых очках, и тем, кто их давно уже разбил. Вместе с Солженицыным и Шаламовым в одну пачку, чтобы составить картину изнутри с разных точек зрения.

Это Книга. Та самая, которую можно перечитывать всю жизнь. Та самая, в которой есть и добро и зло, и показан маршрут, которым должен идти человек.

Это книга о Человеке. Таком, который не утратил, как его не ломала жизнь, ни доброты, ни честности, ни мудрости, ни любви к жизни. Я читала, и невольно сравнивала с собой, увы. Впрочем, стоит ли расстраиваться? Стоит учиться.

Книга о том, как прошла лагеря и ссылку замечательная, умная, добрая, настоящая женщина. И, что для меня оказалось особенно ценно, в ней совсем нет злобы, нет желчности, ожесточения, Евгения Гинзбург умышленно не опускалась в повествовании до чрезмерной натуралистичности. Каждому читателю итак понятно, что, например, стоит за избиением, изнасилованием, пьяной оргией. И она из чувства внутреннего достоинства эти эпизоды не живописует. В этом и воспитание, и такт, и самоуважение, и интеллигентность и мудрость. И тем не менее, несмотря на то, что это не первая лагерная книга в прочитанном, сильнее по глубине воздействия, чем эта книга, я не читала. Возможно именно потому, что несмотря на пучины, жестокости и кошмара, в которые погружена была автор, ум и дух её несмотря ни на что оказывались на непревзойденной высоте. При этом в тексте нет нигде неискренности, самовосхваления, попыток возвыситься за счет перенесенных страданий, похвальбы или манипуляций. Она очень просто, критично и без самолюбования пишет о себе.

Я всей душой проживала с автором чудовищные перипетии Крутого маршрута ее жизни и хотела бы, чтобы книга получила бОльшую популярность у аудитории. В ней не только история нашей страны, но и потрясающий педагогический пример настоящего Человека.

Да, много патетики и сентиментальности в моих словах. А что поделать, я не писатель, сказать о книге живо и сдержанно, но с полным восторгом, как она того достойна, я не могу. Но и промолчать не хочу. Может и мои корявые словоизлияния кого-то к этой книге привлекут.

И всегда-то мы – песчинки, которые несутся с неведомым ветром.
Долго выбирала эпиграф, и думала о том, как описать свои впечатления, и именно с этого начну. Все мы - лишь песчинки, которые ветер перемен может бросить в жернова политического строя, в угоду сильному Вождю, в знак соответствия витку Истории. Читая эту книгу и не захочешь, а почувствуешь весь ужас "без вины виноватого" , по современному говоря "попавшего"...
Евгения Гинзбург рассказывает о себе предельно честно , с точностью историка, перебирая имена и даты. Неудивительно, в одиночках и в "местах не столь отдаленных" Советской Колымы единственным свидетелем страданий становились не блокноты для записей,а собственная память, не дающая забыть, ни одного имени ежедневно теряющихся друзей, ни даже строки давно прочитанных стихов...
Биография Евгении Гинзбург, как и многих ее современников, из двух частей: "До" того страшного 1937го, и "После".
Часть "До" : росла, училась , вышла замуж, родила двоих сыновей, преподавала , работала в редакции "Красной Татарии".
Часть "После" :

репрессирована в 1937 году, приговорена к тюремному заключению Военной коллегией Верховного суда по статье 58, пункт 8, 11, обвинена в участии в троцкистской террористической организации. Приговор: 10 лет тюремного заключения с поражением в правах на 5 лет и с конфискацией имущества.

И великая радость, "прямо по Пастернаку", - как говорит сама Евгения, от получения такого приговора :
" Версты обвинительного акта...
Шапку в зубы! Только не рыдать!
Недра шахт вдоль Нерчинского тракта!
Каторга! Какая благодать!..."
Потому что иначе - высшая мера. Как говорит добрый конвоир :

Вот еще на мою голову горласта бабенка попалась! Молчи, говорю! Знамо дело, не виновата. Кабы виновата была, али бы десять дали! Нынче вот знашь, сколько за день-то в расход! Семьдесят! Вот сколько... Одних баб, почитай, только и оставили... Троих даве увез.

Бутырка, два года одиночки в Ярославле, этап за этапом, "транзитка", кораблем смертников в лагерь Эльген (по якутски -"мертвый"), впереди годы "Советской Колымы" . И несть числа мучениям, моральным и физическим.
А вокруг , вокруг такие, что и не поймешь - человек рядом, или зверь в человечьем обличье, или , что еще страшнее, - бывший человек:

Как страшно мертвецу среди людей
живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
скрывая для карьеры лязг костей...

Сколько может выдержать человек? Видимо очень много, раз даже там , на Колыме , выживали, не "доходили" совсем уж все... И находилось место и "мамкам" , умудрявшимся рожать ; и любви ; и очень простому на словах, и очень тяжелому на деле - ежедневному героизму сострадания.
Евгения , утратившая безвозвратно и мужа , и родителей, и одного из сыновей , получает поддержку и душевное тепло от доктора Вальтера, такого же репрессированного, как и она сама. И, как никто , понимающего ее с полуслова.
Евгения выжила, и дождалась своего доктора, получили они свою дозу жизни , свободы, счастья. Слава Богу!
О своем впечатлении от прочтения:
Мне очень горько за этих людей, переломанных эпохой. Очень сложно воспринимать идеологию , позволяющую такие ужасы в отношении своих соотечественников, женщин, детей. Хочется спрашивать их : "Ну как же, Вы сами то- как? как, даже в лагерях, в изоляторах и на кайловках, продолжали верить в "солнце Сталина"? ",
и как же вы, Люди, те, что на должностях, при постах, при силе, допустили вот ТАКОЕ?
И сама себе отвечаю - в то время было именно так. А мне повезло, я живу сейчас.

Хроника времен культа личности.

Я сама предлагала эту книгу для обсуждения в нашем КК. А вот пару дней назад закрыла последнюю страницу и подумала - а что здесь, собственно, обсуждать? Ведь обсуждать и спорить можно, когда есть различные мнения о сюжете, о поступках героев. Обсуждать и спорить возможно, если можно представит себя в описываемой ситуации, примерить на себя поступки героев.
Здесь же я при всем желании не могу представить, как можно выжить, выдержать и, что самое важное, остаться человеком в тех условиях. В той жизни, которая длилась не год, не два, а в данном описываемом случае 18 лет.
У меня не поворачивается язык осуждать даже, казалось бы, каких-то отрицательных персонажей из этой книги, потому что никто из нас не знает, как бы он повел себя там. И можно сколько угодно с пеной у рта доказывать себе и окружающим, что ты бы ни в коем случае не предал, не донес, не сделал бы ничего плохого. Но мой любимый принцип "никогда не говори "никогда", потому что жизнь поворачивается разными сторонами. И люди, порой, совершают такое, чего другие, да и они сами иногда, от себя не ожидали.
О сюжете подробно говорить смысла нет. Кто читал, тот знает. У кого есть желание, тот прочтет. Но мне всегда очень трудно читать книги на подобные темы. Потому что хочется кричать и биться головой о стену. Потому что я начинаю ненавидеть свою страну. Нет, речь не о современных Россиях, Белоруссиях, Украинах и иных странах. Речь о великом и могучем, о стране СССР, коей все наше пространство для меня до сих пор и осталось. Ведь ни в одной стране света так не издевались именно над своими, родными гражданами. Так планомерно не уничтожали и не мучили, ничего не говоря, городя чудовищные по своей сути объяснения и причины для этого. И книга Гинзбург читается намного страшнее потому, что в ней минимум политической ситуации и максимум жизни. И когда читаешь обо всех этих людях, просто схваченных и брошенных на умирание, волосы дыбом встают. Ведь кто-то выжил, а кто-то просто исчез, пропал, перестал существовать, перенеся перед этим такие страдания и муки, которые и не снились никому.
Я допускаю, что у меня масса эмоций, из-за которых я могу не заметить или не оценить каких-то литературных особенностей книги, может, каких-то ее недостатков. Но для меня все это меркнет именно перед этими самыми эмоциями. Так уж получилось...
Читайте эту книгу обязательно!

ПыСы: когда уже написала отзыв, решила посмотреть здесь на ЛЛ, что пишут люди о книге. И в одном из отзывов нашла ссылки на документальные источники, в которых говорится, что якобы половина в этой книге - художественный вымысел. И что от этого изменилось отношение к автору. Не знаю, мне трудно судить. Мы, к счастью, не были свидетелями тех событий. И кто сказал, что нужно верить одним источникам и не доверять другим? Кто мне докажет, что прав именно тот, кто называет книгу Гинзбург вымыслом?