© Водолазкин Е.Г.

© ООО «Издательство АСТ»

Драматургия прозы

Между прозой и драматургией – если не пропасть, то внушительных размеров овраг. Преодолеть его отваживается редкая птица – с какой бы стороны она ни летела. Есть случаи, когда прозаик и драматург соединяются в одном лице, но это вовсе не говорит о сходстве двух стихий. Скорее уж – о раздвоении личности пишущего.

У прозаика много разных инструментов, и один из них – речь героев. У драматурга этот инструмент – единственный. Это различие, однако, не ставит под вопрос равенство возможностей. Да, оркестр может выразить больше, чем скрипка, но есть вещи, которые в своем одиночестве способна передать только она. Звучание речи героев в отсутствие портретов-пейзажей пронзительно, и прозаика это заставляет задуматься.

Приходит неизбежное прозрение, что действительность ни портретов, ни пейзажей не описывает. Она предоставляет их в реальном виде и вообще пользуется тем, что в прозе называется прямой речью. Ища сближения с действительностью, прозаик обращается к диалогам. Таково, если вкратце, объяснение моих особых чувств к драматургии.

Несколько слов о публикуемых пьесах.

«СЕСТРА ЧЕТЫРЕХ» посвящена пандемии, закрывшей на замок все мыслимые города и государства. Возникает дерзкая догадка: а может, дело не в вирусе? Может, оно как раз-таки в замке, в желании его повесить? Время снимать замки – и время их развешивать. Может быть, глобализация достигла той степени, когда все ждут повода, чтобы закрыть дверь? Эти и другие вопросы решают четыре пациента инфекционной больницы имени Альбера Камю. Они еще не знают, что на этом пути их ждут большие открытия.

«ПАРОДИСТ». По пути из загородного дома в город погибает известный петербургский артист. Спустя три года начинается странное выяснение обстоятельств его смерти. В ходе следствия обнаруживается, что любовь порой живет меньше трех лет, что пародист – профессия опасная, так как удваивает сущности, а перемещения в пространстве – это в конечном счете движение по кругу.

Пьеса «МУЗЕЙ» – не историческая и не социальная. Жанр ее я определяю как трагифарс – при этом с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как поссорились «два единственные человека, два единственные друга». Герои – Сталин и Киров, место и время действия – СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы отдельно объяснять, что один – волевой, а другой – не очень. Я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идет не о конкретных людях, а о человеческих типах.

Пьесу «МИКРОПОЛЬ» отличает заметный древнегреческий акцент. В небольшом, как следует уже из названия, городе должны состояться выборы городского главы – событие, известное еще античным демократиям. Эта тема неожиданным образом переплетается в пьесе с темой долевого строительства. И хотя Античности она была известна меньше, чем нам, ритм действия задается Хором обманутых дольщиков. Основной же движущей силой, как во все времена без исключения, становится любовь.

Мои пьесы – не попытка преодолеть пресловутый овраг. В драматургических опытах я остаюсь прозаиком – со всеми плюсами и минусами этого положения. Мысленно создаю некую литературную конструкцию, от которой потом отсекаю многие ее прозаические составляющие (не все).

Герои этих текстов несут на себе родовые пятна прозы. Слово они предпочитают действию, интересную беседу – драматургической целесообразности, ну и, понятное дело, верлибр – сонету.

Этот странный жанр я бы определил как пьесы для чтения. На избранном пути я не первый и, думаю, не последний. В конечном счете на свете очень мало вещей вне традиции. Почти нет.

Сестра четырех
Пьеса в 2-х действиях

Действующие лица:

ФУНГИ, 35 лет

ПИСАТЕЛЬ, 64 года

ДЕПУТАТ, 43 года

ДОКТОР, 41 год

МЕДИЦИНСКАЯ СЕСТРА, неопределенного возраста

ПСИХИАТР, дама без возраста

ПОЛИЦЕЙСКИЙ, мужчина в расцвете лет

Первое действие

Утро. Окраина города. Четырехместная палата в инфекционной больнице имени Альбера Камю. За стеной палаты время от времени раздается стук топора.

На одной из кроватей в больничной пижаме сидит Фунги и слушает радио.

В палату входят Доктор, Сестра и Писатель.

РАДИО. Передаем выпуск последних известий.

СЕСТРА. Доброе утро, больной.

ФУНГИ. Какое же оно доброе, если объявили, что известия последние. Последние, понимаете? Больше их уже не будет. Не будет ничего. Вот это вирус!

РАДИО. Поставлен новый антирекорд в Ломбардии: за минувшие сутки от коронавируса скончались 960 человек.

СЕСТРА. Больной, знакомьтесь – ваш новый сосед…

ФУНГИ. И что это вообще за манера – человека называть больным?

ДОКТОР. Хорошо, будем называть вас здоровым.

ФУНГИ. Называйте меня просто – Фу́нги.

ДОКТОР. Фунги? Отлично. Что значит Фунги?

ПИСАТЕЛЬ. Фунги – это сорт пиццы. (Фунги.) С грибами, правильно?

ФУНГИ. Так точно, с грибами. А то нашли обращение – больной. Я себя, может, лучше вас всех чувствую. Температура 36 и 6. (Показывает термометр.) Доктор, это как, не очень высокая? У меня, Доктор, 36 и 6.

ДОКТОР. Не может быть!

СЕСТРА (подойдя к Фунги, кладет ему руку на лоб; обращается к Доктору). Я думаю, 38 и 5 – не меньше.

ДОКТОР (Фунги). В заблуждение вводить изволите?

СЕСТРА. Да о его лоб можно спички зажигать. (Берет из рук Фунги термометр.) Что интересно: 36 и 6. Как вы мерили температуру?

ФУНГИ. Под мышкой, как во всём нашем государстве. А за границей, между прочим, иначе меряют. Например, во рту. А еще…

ДОКТОР. Ограничимся ртом – это целых три минуты вашего молчания. За те дни, что вы здесь, мы уже слегка обалдели.

СЕСТРА. Если бы сейчас у вас во рту был термометр, я бы давно уже представила вам нового соседа.

ФУНГИ. Не надо представлять – сам угадаю. Вы – профессор. Скорее всего, юрист. Угадал?

ПИСАТЕЛЬ. Нет.

ФУНГИ. Сестра, не подсказывать! Доктор, вас это тоже касается. (Писателю.) Внешность у вас неяркая. Вид, простите, довольно потертый. Инструктор по технике безопасности?

ПИСАТЕЛЬ (смеется). Ни в коем случае!

ДОКТОР (Фунги). А кто, если не секрет, по профессии вы? В карточке больного я об этом ничего не нашел.

ФУНГИ. А вы уж и рылись! Уж искали. Позор! (Закидывает ногу на ногу.) Я занимаюсь ритейлом продуктов питания.

ДОКТОР. И каких же, интересно, продуктов?

ФУНГИ. В основном – пицца. С детства ее любил, у меня и кликуха была – Фунги.

СЕСТРА. Вы ее производите?

ФУНГИ. Нет. Не совсем. Я, короче, решаю логистические задачи. Конкретно – транспортные. Прокладываю маршруты, веду переговоры. Моя работа – это клиенты, расчеты и груз ответственности.

ПИСАТЕЛЬ. Если коротко – доставка пиццы. Район – Заречье. Верно?

ФУНГИ. М-да… Вы очень информированы – откуда бы это? Но вы даже не представляете, насколько сужаете пространство нашей деятельности. Мы обслуживаем и другие районы.

Доктор и Сестра улыбаются.

СЕСТРА. Вы действительно развозите пиццу?

ФУНГИ. Я мог бы, конечно, сказать – да… Наверное, я так и скажу, хотя это всё дико упрощает. Взять хоть те транспортные средства, которыми приходится управлять. Они особенные, не похожи на другие автомобили.

ДОКТОР. Это что же за марки такие?

ФУНГИ. Да какое это имеет значение? Важно, что они особенные, понимаете?

СЕСТРА. Нет, а все-таки! Люблю особенные вещи – у них должны быть и особенные названия!

ФУНГИ. Ну, допустим, трехколесный грузовой мотороллер. Марка – «Муравей».

ДОКТОР (хохочет). «Муравей»!

ФУНГИ. Не вижу ничего смешного. Очень маневренная машина. Гораздо маневреннее того же «Ягуара», хотя скорость, конечно, поменьше. Это надо честно признать.

ДОКТОР (вытирает слёзы). За что ценю вас – так это за честность.

СЕСТРА. Зато теперь мы знаем, что «Ягуар» быстрее трехколесного грузового мотороллера «Муравей».

ПИСАТЕЛЬ. Не обязательно. В центре города с его пробками «Муравей» обычно быстрее «Ягуара». Вы же умеете объезжать эти пробки, господин Фунги?

ФУНГИ (Писателю). И всё-то вы знаете… Теперь я понимаю, что вы – не профессор. Я думаю, вы – самый обычный шпион.

ПИСАТЕЛЬ. Да. Меня прислали следить за вами.

ФУНГИ. А можно узнать, кто именно? Американцы, англичане, немцы?

ПИСАТЕЛЬ. Итальянцы. Их интересует секрет русской пиццы.

ДОКТОР (Писателю). Похоже, вы и в самом деле о нашем Фунги что-то знаете.

ПИСАТЕЛЬ. Я живу в том же Заречном районе, и пару раз он доставлял мне пиццу. Я его запомнил.

ФУНГИ. Интересное кино! Почему же вы меня запомнили, а я вас – нет?

ПИСАТЕЛЬ. Очень просто: вы тогда всё время говорили, а я молчал. Запоминает тот, кто молчит.

ФУНГИ. Стоп-стоп-стоп. Я вспоминаю. Вспоминаю полки с книгами… Я знаю, кто вы. (Рука Фунги рисует в воздухе эллипс.) Вы… Вы…

СЕСТРА. Это будет продолжаться бесконечно.

ФУНГИ. Молчите!!!

СЕСТРА. Он – писатель.

ФУНГИ. Ну, я же просил… Я же вас так просил – не подсказывать! Конечно, писатель! У меня у самого это на языке было. (Показывает язык.)

ДОКТОР. Не нравится мне ваш язык. Покажите еще раз. (Фунги показывает язык.) Совсем не нравится. (Пишет в истории болезни:) Я-зык об-ло-жен. (Фунги.) Я бы на вашем месте его не очень распускал. Так. Скажите: а-а-а.

ФУНГИ. А-а-а… Что, и мое «а-а-а» вам не нравится?

СЕСТРА. Пока что «а-а-а» – это лучшее из того, что вы сказали.

ФУНГИ (Писателю). Опишете это издевательство? Просто сил нет.

СЕСТРА. Очень вы ему нужны! Это – известный Писатель. Широко известный. Уж поверьте, ему есть что описывать. Например, нашу инфекционную больницу имени Альбера Камю, ее врачебный коллектив и (показывает на Доктора) лично главврача. Поскольку весь врачебный коллектив слег с вирусом, главврач лично занимается осмотром больных.

Раздается стук топора за стеной.

ПИСАТЕЛЬ. А что это за стук?

ДОКТОР. Это расширяется наша больница.

ПИСАТЕЛЬ. Но это же стук топора! Вы хотите сказать, что расширение такой передовой больницы осуществляется с помощью топора?

ФУНГИ. Топор – это глубоко вчерашний день. Я не понимаю, как современное здание можно возводить топором.

СЕСТРА (Писателю). Вы намекаете на то, что там делают гробы?

ПИСАТЕЛЬ. Я ничего не говорил о гробах.

СЕСТРА. Но это ведь подразумевается; что же вы меня за девочку-то держите? Почему все вы только и делаете, что думаете о гробах? (Речь ее неожиданно прерывается рыданиями.) Все вы, наверное, считаете, что во время пандемии производство гробов переносят поближе к больнице?

ФУНГИ. Что ж, в этом есть своя логика.

СЕСТРА (Фунги). Замолчите сейчас же! Это совершенно дилетантский взгляд на вещи. Могу вас разочаровать: во время больших эпидемий хоронят без гробов. Просто в общей могиле.

ДОКТОР (Сестре). Меньше нуара, милочка! Нам нужен позитивный эмоциональный фон. Уходя, призываю вас уколоть нашим друзьям витамины В6 и В12.

ФУНГИ. Вы считаете, это улучшит наш эмоциональный фон?

ДОКТОР (в дверях). По крайней мере, освежит.

Доктор выходит. Сестра наполняет шприцы для уколов.

РАДИО. Очередное ухудшение статистики смертей от коронавируса в Бельгии. Эта страна вышла на первое место в мире по количеству летальных исходов в пересчете на душу населения.

ПИСАТЕЛЬ. Они вообще говорят о чем-нибудь другом?

РАДИО. Пришла печальная статистика по Испании: количество жертв пандемии за сутки превысило психологически значимую черту в 1000 человек. Как сообщил на пресс-конференции главный инфекционист Испании господин Гонсалес, до пика кризиса в этой стране еще далеко.

ФУНГИ. Карамба!

СЕСТРА (Писателю). У него прекрасное испанское произношение. Такому человеку как-то даже неловко делать укол.

ПИСАТЕЛЬ. «Весь я – в чем-то норвежском! Весь я – в чем-то испанском!» Предлагаю красиво одеться и отбыть в Испанию.

ФУНГИ. С пиастрами проблема.

СЕСТРА. Кто первый на укол, господа? Совершенно бесплатно.

ФУНГИ. Писатель – кто же еще? Литература – на передовой.

ПИСАТЕЛЬ. При чем здесь передовая? Писатель описывает, а не воюет, он – над схваткой.

ФУНГИ. Не понимаю, как можно описывать то, что не прочувствовал. Прежде чем вы опишете, допустим, укол в мой зад, вы должны подставить свой.

ПИСАТЕЛЬ. У вас ошибочное представление о природе творчества. Личный опыт убивает фантазию.

СЕСТРА. Мне ужасно неловко, но у меня два набранных шприца. Я стою перед выбором: кого колоть первым?

ФУНГИ (глядя на Сестру). То есть, если бы я сблизился, скажем, с медсестрой, то за описание любовных сцен мне было бы лучше не браться?

ПИСАТЕЛЬ. Любовные сцены – особая песня. С ними вообще мало кто справляется.

СЕСТРА. Не говоря уже о медсестрах.

ФУНГИ. Моя жена – воспитатель в доме престарелых. И ничего – справляюсь.

ПИСАТЕЛЬ. А не поздно в доме престарелых воспитывать?

СЕСТРА. Воспитывать никогда не поздно. Фунги, снимайте штаны и ложитесь на живот. Колем В6.

ФУНГИ (раздеваясь). Это травматично. В6 – ух какой неприятный укол. Предлагаю колоть В12.

СЕСТРА. Я колю вам то, что предписано. (Показывает Фунги лист назначений.)

ФУНГИ. Не будьте бюрократом! Если мы с вами сблизимся, это будет стоять между нами.

СЕСТРА. Сближайтесь лучше с вашей женой. (Делает укол – Фунги вскрикивает.) Должна вам сказать, что она вас плохо воспитывает.

ПИСАТЕЛЬ (снимает штаны). Мне тоже В6?

СЕСТРА (смотрит на него испытующе). Вам – В12.

ФУНГИ. Хорошо быть писателем… Скажите, Писатель, у вас есть жена?

ПИСАТЕЛЬ. Есть. То есть – была. На прошлой неделе она от меня ушла.

Сестра разражается истерическим смехом. Писатель и Фунги смотрят на нее с удивлением.

СЕСТРА. Простите. Это, конечно, не смешно.

ФУНГИ. Она ушла к другому?

ПИСАТЕЛЬ. Нет, просто ушла.

ФУНГИ. Вы ее били? Ну, так, легко, по-писательски?

ПИСАТЕЛЬ. Да в общем – нет.

СЕСТРА. Не могу понять, когда баба от мужика уходит. Вот, верите ли, – не могу.

ФУНГИ. Ну, может, были какие-то причины, о которых мы не знаем? Ну, вы меня понимаете…

СЕСТРА (Фунги). Послушайте, вы переходите все границы! Мы не можем спрашивать про подобные вещи, потому что всё, что касается интима, это…

ФУНГИ. Интимно. Вы случайно не импотент?

ПИСАТЕЛЬ. Нет. Случайно.

ФУНГИ. Что мы имеем в сухом остатке? (Загибает пальцы.) Писатель. Не бил. Не импотент… Получается, что вы ей изменяли.

ПИСАТЕЛЬ. «Скачет птичка весело́ по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий». Я не поставил ботинки в шкафчик для обуви. По-вашему, это может быть причиной для разрыва?

СЕСТРА. Это как посмотреть.

ПИСАТЕЛЬ. Она сказала, что устала от моего неряшества. Я сказал: устала – давай расстанемся.

СЕСТРА. А она?

ПИСАТЕЛЬ. Оделась и ушла. Понимаете, это такая спираль зла, когда каждый следующий виток гораздо выше предыдущего. Гораздо выше.

ФУНГИ. Может быть, я даже доставлял ей пиццу. Да – точно доставлял.

СЕСТРА. Тогда часть вины лежит и на вас. Вы накормили женщину пиццей, после которой она ушла от мужа.

ФУНГИ. А если я ее попрошу – она вернется?

ПИСАТЕЛЬ. Нет, не вернется. Ну, разве что – к вам.

ФУНГИ. Но у меня уже есть жена. Она такая… Она просто сумасшедшая. Никогда не знаешь, что она сделает. Упаковывала, допустим, пиццу. Еще до нашей женитьбы. Ну, хорошо. Везу я пиццу заказчику, ничего не подозреваю. Он берет коробку, протягивает чаевые. Я говорю: «Спасибо, не нужно», – но чаевые беру. Заказчик открывает коробку и смотрит на меня – ну, в общем, странно так смотрит. Там – книга и открытка, – ну, типа, с пожеланием.

ПИСАТЕЛЬ. Что за книга?

ФУНГИ. Роман Горького «Мать».

СЕСТРА. А пожелание – какое?

ФУНГИ. «Подателя сего сжечь».

ПИСАТЕЛЬ. Бескомпромиссно…

СЕСТРА. То есть, как это – сжечь? Вы должны были потребовать у нее объяснений! Почему сжечь?

ФУНГИ. А почему роман «Мать»? Вы ее не знаете – она никогда не станет ничего объяснять.

ПИСАТЕЛЬ. И как же вы поступили?

ФУНГИ. Я на ней женился.

Вечер. Больничная палата.

РАДИО. Передаем вечерние новости. Сегодня опубликована статистика по жертвам коронавируса в США.

ПИСАТЕЛЬ. Давайте выключим, а? Я здесь уже четвертый день – и ничего другого пока не слышал.

ФУНГИ. Неужели четвертый?

ПИСАТЕЛЬ. А может – шестой. В замкнутом пространстве время не чувствуется.

Фунги выключает радио. За стеной слышен стук топора.

ФУНГИ. Они работают в три смены. Круглые сутки. Слышите, как топор ходит?

ПИСАТЕЛЬ. Все-таки и у нас умеют работать быстро.

ФУНГИ. Может, действительно, гробы делают? Отчего-то же Сестра расплакалась…

ПИСАТЕЛЬ. Вы заметили: она сидит у нас все дни напролет. У нее что – других пациентов нет?

ФУНГИ. Мне показалось…

ПИСАТЕЛЬ. Что?

ФУНГИ. Что я ей понравился. Что она, типа, ищет со мной близости.

ПИСАТЕЛЬ. Тогда это всё объясняет.

ФУНГИ. Необъяснимых вещей на свете нет. (Достает из рюкзака бутылку водки.) Если хорошо подумаете, вы найдете объяснение всему. (Ставит на тумбочку две жестяные кружки и разливает в них водку.)

ПИСАТЕЛЬ. Ого!

ФУНГИ. Это не ого – ого было, когда я сюда въезжал. Но день за днем, предаваясь мыслительной деятельности, я незаметно для себя выпил значительную часть. И теперь предлагаю допить оставшееся. Мы должны встретить вирус во всеоружии! Что говорит на этот счет литература?

ПИСАТЕЛЬ. Литература не возражает.

Чокаются, пьют.

ПИСАТЕЛЬ (задумчиво допивает содержимое кружки). Удивительное дело – сейчас во всём мире объявлено чрезвычайное положение. Закрыты школы, театры, магазины – всё, что способно закрываться. Мир остановился.

ФУНГИ. Так ведь сейчас пандемия. Пан-де-ми-я – звучит, как оркестр. В чем здесь непонятка?

ПИСАТЕЛЬ. А вот в чем: отчего мир остановился именно сейчас?

ФУНГИ. Подождите. Для начала выпьем. (Пьют.) Отвечаю вопросом на вопрос: а почему моя жена вместо пиццы положила в коробку «Мать» Горького? (С шумом нюхает рукав пижамы.) Мать-перемать! В мире должны быть тайны. (Берется за бутылку.)

ПИСАТЕЛЬ. Не много ли?

ФУНГИ. Там осталось всего ничего. Жена говорит: на дне – слёзы, нельзя их оставлять.

Чокаются, пьют.

ПИСАТЕЛЬ (занюхивая рукавом). Я не всё выпил. Там совсем не на дне было, хороших полбутылки. Какие же это слёзы?

ФУНГИ. Знаете, Писатель, ведь с этой заразой всё на самом деле ясно. Кто-то создавал боевой вирус, не закрутил банку – и вот, пожалуйста: результат.

ПИСАТЕЛЬ. Возникает законный вопрос: кто создавал этот вирус? И кто не закрутил банку?

ФУНГИ (приглушенным голосом