Авиатор

Принимаюсь за отзыв со слегка дрожащими руками. Потому что нет ничего сложнее, чем показать, что такое сила слова, особенно в книге, у которой, собственно говоря, нет сюжета... Случайно, волей строгого рандома, тыкнувшего пальцем именно в эту книгу, я взялась читать её сейчас, когда кругом бодро рассказывается о начале съёмок экранизации. Не представляю, что это будет, по мне, так книга вообще не кинематографична... Что ж, подождём. А пока всё-таки о книге.
По сути - попаданская литература, при этом ни разу не фантастика. Поясню: без расшифровки, что предшествовало самому появлению больного в палате, мы с разбегу влетаем в дневник, который он пишет по предложению/велению врача. Дело в том, что больной ничего не помнит. Совсем. Но у читателя мгновенно появляется ощущение, а очень быстро и полная уверенность, что с ним и кроме потери памяти что-то не так. Он какой-то... нездешний. Обрывочные воспоминания, подёрнутые туманом времени, картины из явно очень давних времён... Тургеневские барышни, крыжовник в саду... Мордастые гпушники... Конка, гремящая колокольным звоном... Детство без страха и упрёка и кем-то произнесённая фраза "Иди бестрепетно"... Или вот так:

Дали мне сегодня новую микстуру – ужасно горькая. Пил ее и вспомнил, как впервые в жизни пил водку. Это было на Дне ангела Елизаветы, отмечавшемся в огромной квартире на Моховой. Помню залитую электрическим светом залу, экзотические растения в кадках. Не помню, кто такая Елизавета.

Потом возвращается имя:

Иннокентий Петрович Платонов. Респектабельно. Немного, может быть, литературно.

Доктор Гейгер, у которого не просто врачебное отношение в пациенту, изо всех сил старается ему помочь безболезненно вернуть память и найти силы для принятия новой реальности. Он-то знает, каким образом пациент оказался на больничной койке, кто он такой.

– Если я правильно понимаю, несмотря на все успехи науки, оживить при разморозке не удалось никого?
– Удалось, – отвечает.
– Кого же, интересно? Бабуина?
Гейгер смотрит на меня сочувственно и как-то даже настороженно:
– Вас.

Из маленьких обрывков, постепенно, складывается история обыкновенного человека Платонова, ровесника века. Каковой тем не менее жив сегодня, в нашей реальности. Прошедший соловецкие лагеря по ложному (? - это неточно) обвинению в убийстве, попавший в специальную программу Лаборатории по заморозке и регенерации ("Какая все-таки подходящая аббревиатура – ЛАЗАРЬ, даже если учесть, что я пролежал не четыре дня. Я видел иконы, изображающие воскрешение Лазаря: он выходит из склепа, а стоящие вокруг люди закрывают носы. Ладно… По описанию Гейгера, когда меня достали из азота, я тоже не выглядел молодцом. Правда, не пах."), он оказывается воскрешённым настолько удачно, что - реально жив. И вот ему приходится учиться жить в новом мире, что крайне усложняет попадание новости о воскресшем человеке в прессу, начинается бесконечная череда интервью, предложений сниматься в рекламе замороженных овощей и т.п. Из одного интервью:

– Что вы чувствуете, – спрашивает, – оказавшись в новой, по сути, стране?
– Чувствую, что у нее новые сложности.

Но это чисто внешняя сторона сюжета, так же как и встреча с внучкой его возлюбленной Анастасии, очень на неё похожей, и вся история их любви, и моментами врывающаяся в повествование современная жизнь со всеми её несуразностями. Вот, например, питерский богатей настоятельно зовёт на свой спонтанный праздник:

Жизнь, сказал Тюрин, должна быть непринужденной: захотелось фейерверка именно сегодня и именно на Елагином – значит, будет фейерверк. Его бы слова да в уши того бомжа, что роется в нашей помойке. Тот просто не знает, какой должна быть жизнь, иначе устроил бы фейерверк на Елагином.

Настоящее течение истории - всё-таки в дневниковых записях о прошлом, как самого Платонова, так и Насти, и доктора Гейгера. Тут настолько концентрированные размышления о СУТИ жизни, истории, вещей, что пересказать нереально. При этом необыкновенно красивый текст, буквально пропитанный красками, звуками и запахами, ложащимися поверх глубокомысленных рассуждений настолько органично, насколько это возможно...

Рай – это отсутствие времени. Если время остановится, событий больше не будет. Останутся несобытия. Сосны вот останутся, снизу – коричневые, корявые, сверху – гладкие и янтарные. Крыжовник у изгороди тоже не пропадет. Скрип калитки, приглушенный плач ребенка на соседней даче, первый стук дождя по крыше веранды – всё то, чего не отменяют смены правительств и падения империй. То, что осуществляется поверх истории – вневременно, освобожденно.

Душой, мыслями, всей сутью своей разорванный между двумя временами человек пытается ... что? Просто быть живым? Почувствовать свою нужность или отсутствие таковой?

Пытаюсь воссоздать тот мир, который ушел навсегда, а получаются только жалкие осколки. И еще такое чувство – не знаю, как правильно его выразить… Вот мы в тогдашнем мире были разными, чужими, часто – врагами, но сейчас посмотришь – в чем-то, получается, и своими. Было у нас общее время, а это, оказывается, очень много. Оно делало нас причастными друг другу. Мне страшно оттого, что нынче все мне чужие. Все, кроме Анастасии и Гейгера. Своих только два человека, а раньше – весь мир.

Мне его было жалко до слёз. Мне было жалко Гейгера, который скорее друг, чем просто врач, теряющего не своё научное достижение, а близкого человека. Мне было жалко даже Настю - самый неубедительный персонаж, на мой взгляд, слишком лихо преодолевший вираж в восприятии Платонова, а ведь вроде такая прагматичная девушка... Мне больше всех жаль будущую Анну, которая ещё не родилась... Книга очень грустная, и нельзя сказать, что это грусть светлая. Осенняя прозрачность, вот как я описала бы тональность книги, хотя это неимоверно далеко от сути. Может быть, потому что осенние воспоминания преобладают. Может потому, что событие, навсегда впечатавшееся в память мальчишки - гибель авиатора Фролова на Фармане-4, кажется, произошло осенью.

Словом, я чувствую, что сбилась окончательно, и ничего сказать про эту книгу так, чтобы это было хотя бы близко к ощущениям от неё, у меня не получается. Да, она из тех книг, которые надо просто читать, а уж понравится или нет - вопрос...

Когда же человек возвращается не откуда-нибудь, а с того света, он имеет особые задачи. Лазарь четверодневный свидетельствовал о всемогуществе Господнем.
О чем свидетельствую я?

Занятная история человека, который проснулся в будущем.
Повествование переносит нас из одной эпохи в другую и обратно. Все это представлено в виде дневниковых записок. Автор косвенно поднимает в книге очень много проблем и вопросов.
Как это проснуться в будущем? Как привыкнуть к новой жизни и новым технологиям? Главный герой оказался в очень необычной ситуации, да и не ситуации наверное, а в необычном для себя мире. Как бы вы поступили, если бы завтра проснулись в будущем, какие бы были ваши первые шаги?
Как пронести любовь через года? Настоящая любовь неподвластна времени и главный герой это доказал на своем примере. Как бы вы поступили, если буквально недавно вы видели свою любимую молодой и красивой, а сейчас она уже лежит прикованная к кровати на пороге смерти?
Возможно ли забыть прошлое? Главный герой не смог отпустить свое прошлое, он искал людей с которыми был хоть как то связан в той старой жизни. А вас что то или кто то держит в этом мире? Кого бы вы первым делом начали искать спустя года?
Как жить дальше? Приспособится к новому миру и его законам, найти себе спутника жизни, который поможет преодолеть все, и зарабатывать на всей сложившейся ситуации, именно так и поступил наш герой. А как бы поступили вы?
Согласились бы вы на такой эксперимент, если бы это было возможно? Я наверное нет, не готов я расстаться со всем, что меня окружает.

"Времени на раздумий нет, но
У тебя есть шанс отличиться в этой войне.
Всё или ничего, пьедестал или могила.
Будущее наступило, будущее наступило."
ST1M

«Авиатор» Водолазкина — уникально изданная книга. «Спасибо» — причём именно так, в кавычках, следует сказать издателям, которые решили прямо на обложке разместить достаточно большой спойлер. Так что, если вы лелеете в себе спойлерофобию, то заверните «Авиатора» в газетку, а заодно дальше не читайте мой отзыв, потому что мало ли что.

Спойлер в следующем, чтобы долго не гадать. Главный герой просыпается в больничке и ничего о себе не помнит, потом начинает потихоньку вспоминать (ага, снова Эко! В «Лавре» был «Баудолино», а тут явно «Таинственное пламя царицы Лоаны»)… Вот только со временем какие-то несостыковки. В памяти у дяденьки начало XX века, а за окном уже вовсю кутит безалаберная постсоветская Россиюшка. Тут бы читатель долго гадал вместе с главным героем, что и как, как так получилось — злобные ли инопланетяне промыли его мозг; может быть, душа его вспоминает предыдущее перерождение; галлюцинирует ли он; начитался книжек… Да мало ли что там можно навыдумывать! Авиатор, в конце концов, — наверняка долетался. Упал темечком с небес о землю бренную, да и поехал умишком прямо во времена братьев Райт. Но обложка однозначно показывает, что именно произошло с бедным авиатором. Прикройте её, ради б-га. И аннотацию прикройте.

Теперь бугурт немножечко прошёл, так что пляшем дальше. Авиатор, как можно уже догадаться, с самолётами связан мало. Не летал, не служил, крылья из птичьих перьев на воске не создавал. Вообще, мы с вами, то бишь читатели, куда большие авиаторы, чем он. Парим над текстом, взираем сверху на связь времён, параллели и судьбы. Главный герой тоже так «парил» — над временем, ввинтившись в спираль прошлого и будущего. И эта его историческая память очень всех интересует. Бедного авиатора спрашивают, ну как там, что там было в начале века? Где великие события? Трогал ли ты Ленина за бороду, чувствовал ли запах революции, трепетало ли твоё сердце, когда валы истории крушили всё вокруг? А ему и рассказать-то нечего. Обычный день. Кажется, дождик моросил, на завтрак съел яичницу, чесалась левая нога. Все вздыхают разочарованно, эх ты, всё проспал. Можно подумать, мы сами сейчас чувствует шевеление великой истории, а она ведь постоянно бурлит, вот прямо сейчас, в новостях, за окном. Но мы об этом узнаем только через лет N-десят — из учебников истории.

Автор поднимает интересный вопрос, насколько является воспоминание реальностью. Или это всего лишь нейроны, которые можно потыкать палочкой, сфабриковать, сфальсифицировать, упаковать в баночку, как консервы. Что такое наша с вами память? Что такое память историческая? Если все будут говорить, что кошка белая, а она была чёрная, то какого цвета она будет для будущего?

Отличной приправой к авиаторству стал выбор места действия. Петербург — связь времён видна даже архитектурно, он существует слегка экстравагантно, вне времени, так что никто не будет в нём удивляться конному экипажу или булыжной мостовой. Впрочем, общий ритм жизни по Водолазкину всё-таки изменился. И не только ритм. Вот раньше деревья были больше, трава зеленее, а всё настоящее, хоть и нет такого слова в сравнительной степени в русском языке. Современная жизнь для главного героя похожа на безвкусный соевый «шоколадный» батончик, в котором от изначально заявленного шоколада остался лишь слабый отзвук вкуса. Слишком пресно, слишком утилитарно, слишком быстро. Нет смакования, наслаждения мелочами, всё бы только побыстрее, попроще, поэргономичнее что ли. Для контраста авиатору дана его современная жёнушка. Так как повествование идёт в форме дневников разных лиц, то мы можем и её глазами глянуть на ситуацию. Она не отрицательный персонаж, её прагматичность не является чем-то порицаемым. Скорее, автор сожалеет, что она не даёт современным людям воспарить в небеса, прижимая прочно тяжеленным якорем к материальному миру. У молодого поколения нет памяти, ни исторической, никакой, лишь мещанство и безвкусица. Зато попа в тепле.

Летающий по времени Робинзон Крузо, авиатор без крыльев, художник без кисти, всегда кто-то без… Главный герой оброс воспоминаниями, странными двойниками, окружён «летающими» фамилиями, даже окунулся немного в так активно всплывшую в современной русской литературе тему лагерей (ага, вновь Соловки, но уже скупо, нехотя, как и рассказывал бы, наверное, настоящий очевидец, которому хочется больше сохранить в памяти запах этой мягкой французской булки, а не вонь барака). Он действительно ровесник века, так что вопрос в итоге встаёт такой: если ты ровесник века, несёшь ли ты ответственность за него? Будешь ли ты виноват в том, что сохранил в памяти своей и для памяти потомкам мелочную ерунду — или что-то великое? Что вообще следует помнить: тяжёлый грохот колёс времени или симпатичную незнакомку в трамвае нумер три? Надеюсь, что с меня никто никогда не спросит чего-то подобного.