© Евгений Триморук, 2021

ISBN 978-5-0050-0001-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СКОЛЬЖЕНИЕ ТЕНЕЙ
Стихотворения

Добро и зло – все стало тенью.

А. С. Пушкин

ОТТЕНКИ

* * *

Что мне тени теперь, что мне призрак потухший,

Я ее не коснусь, и замру вдалеке,

Испытав на мгновенье, на веки удушье

В легком легком, в прозрачной, быть может, тоске.

Я умру в одночасье в задворках столетий,

Где меня не узнают, и слава молве,

Обходящей извечно великих и этих,

Кто срывался от дома, подальше, в себе.

Я умру только так, за попытку, не споря,

Сомневаться за промысел Божий во тьме,

На земле, где под странным и диким конвоем,

Я блуждаю пред Ним, но творя о Тебе.

* * *

Мне странно ощущать себя живым,

Почти забытым, платоничным.

Впервые лечь к ногам твоим,

Безвольным, безграничным.

И замереть, не слушая слова,

Такие разношерстные и злые,

И разноликие, что дважды два

Не делятся как будто на четыре

Я устаю, не стоит говорить,

Подвержено изменчивости тело.

Я умираю тихо, чтоб любить

На веки в безвременьи и без меры.

* * *

Сумрак в комнате забытой;

Люстра, как больна

Светом пыльным, старым, битым,

И душа черна.

Время задувает свечи;

В прошлом – блеклый клин,

И не лечит; в чет и нечет

Смех пугает сплин.

Книги знают – страх стеклянный

Ломкий, как хрусталь,

Детский лепет, постоянный,

И вуаль, вуаль…

* * *

Прозрачный сон, прожженный дух

Скользят в истерзанное тело.

И комкий воздух желт и сух,

Как пыльной люстры блеск холерный.

Глаза скрипят, и едкий жар

Пронзает сотней тысяч лезвий

Смешенья смеха, чуждых чар

Над головой моей железной.

В пространство сыплется туман,

Вдруг сокращаются изломы

В горизонталь и вертикаль,

В скрещенной точке, близкой к дому…

* * *

Я родился в потемках,

Средь блеклых теней,

Оставаясь ребенком,

Мечтая о Ней.

Умирал медлительно,

Каждый день во сне,

Что казалось мучительней,

Чем скользить в огне.

И миры осколками

Зажимали грудь,

Мне осталось ощупью

Отыскать к Ней путь.

* * *

Ничего не следует просить.

Никого не надо обвинять.

Не читать, не ждать, не догонять —

Только спать, и тихо слезы лить.

Ничего не нужно говорить,

Никого не стоит объяснять,

Не желать, не прятать, не гадать —

Только, умирая, полюбить.

Никого, кто жаждет оценить,

Ничего, что может волновать,

Не кричать, не падать, не менять —

Ничего не следует молить.

* * *

Мы говорим на разных языках.

Стремясь в какие-то пределы.

Чтоб научиться врачевать

Бесшовный дух и слепок тела.

Мы говорим на разных языках,

Пути наметив очертанье,

Не видя след, оставленный впотьмах,

Как след утрат или блужданья.

Мы говорим на разных языках.

И прочее волнует нас постольку,

Поскольку принятая фальшь и явь,

Как беженцы, вонзятся в нашу глотку.

Мы говорим на разных языках,

Ловя условные черты и силуэты,

Когда мы размышляем второпях

Впотьмах, витийствуя предметно.

Мы говорим на разных языках,

И много в нас намешано событий,

И много замусоливает страх, —

Извечный друг и разрушитель.

Мы говорим, и говорим. Лишь прах

Вновь повторяет тихие наречья.

И только не нуждается в словах,

Пространство возле левого предплечья.

* * *

Глаза бессмысленны и звонки,

Почты пусты.

Казалось бы, глаза ребенка,

Казалось бы.

Во взоре сумрачном и смутном

Немой упрек,

Как вспышки солнц, ежеминутный.

Как вспышки солнц.

Зрачки, насыщенные болью

Моих теней,

Клянут меня, клянут с мольбою,

Клянут о Ней.

* * *

Хрусталь,

Преломленный,

Как даль,

Дней бессонных.

Вуаль

В лике темном.

Рояль

В зале полной.

В углах

Губ – ропот.

В глазах

Твоих – холод.

Ты – страх

Моих комнат.

* * *

В зеркале битом осколки помады.

Бледные губы видны.

Взгляд исподлобья под цвет шоколада.

Ты в желтом блеске бесплотной лампады.

Запахи сладко больны,

Шея горька, словно вкус листопада.

Явно духи. Вечер за скрипом, за вздохом

В жалюзях белых окна.

Пепел последний похож на Евдоху.

Может, и ты – белена?

В комнате полупустынной забыты

Ломкой, кривой тишиной.

В крыльях жучка завершенье орбиты.

В капле воды – доля сна. Как магнитом,

Прикрытые простыней.

С нею до срока к вселенной привиты.

Немы – не мы. Измеряя пространства

До мелочи зыбких вещей.

Вечности нет. За чертой постоянства

Пустошь невольных речей.

Темные веки. Туманные чары.

Дерзкие взоры поверх

Складок одежд и ночного пожара.

Легкая кисть поцелуя и дара.

Странный раскатистый смех —

Ты вновь другая: из цвета и пара.

Синие стены, разбитые стекла.

Настежь свистящая дверь.

В зеркале пыльном помады осколки.

Кто ты? И где же теперь?

* * *

Полутона, полуужимки,

Полунамеки, полукрик,

Полуслова в полуулыбке —

И в полу жизнь, и в полумиг.

Полуогонь, и полутени,

Полусознанье, полубред,

Полувиденья в пол колена —

В полугода, которых нет.

* * *

Тяжелый сон, уставший от ухмылок,

Сползал, как призрак – часы издали скрип, —

В тот лабиринт, где влажный манускрипт

Хранился среди пыли и опилок.

Сон уходил, но задрожали окна,

Звеня, смеялись рюмки под хрусталь.

И, как луна, как уличный фонарь,

Смеялась дерзко наша одежонка.

И прижимался тенью поцелуя

В ее лице смеющийся укор.

То приговор измены вновь, ликуя,

Шептал простор глухой, и приговор.

Я побежал, как в зеркале узрев,

Что смех во мне застыл, оледенев.

* * *

Я рвусь к пределам синим

От книг и алтарей,

От общей медицины,

Религии, царей.

Я рвусь в пределы неба

От жертвы и ножа,

От каравая хлеба,

И облика пажа.

Я рвусь к пределам синим,

Чем больше, тем сильней,

Черты теряя линий, —

И все темней, темней…

* * *

Сменяются дни ночью,

Сменяет ночи день,

Но мы идем на ощупь,

Приняв себя за тень.

Мы движемся кругами,

Мы движем мир вокруг,

Мир – вдоль земных окраин

Не разжимает рук.

Мы жмемся в колыбели,

Мы жмем наш кулачок —

В незащищенном теле

Дыхания клочок.

Мы прирастаем к небу,

Мы прирастем к весне,

И в аромате вербы

Продолжим жить во сне.

* * *

Мне кажется, что я хожу во сне,

Продольны дни в невстречном расстоянье,

И тени уползают по стене,

В окне застряв, как шалое признанье.

Что прошлое мерещится мечтой,

Скользящей ветром в злое поднебесье,

Прикрывшись затухающей звездой,

И начертаньем, проведенным бесом.

Что в нынешнем краю горит земля,

Сияя под дрожащими ступнями,

Но ведь проснусь когда-нибудь и я,

Чтоб целовать печатными устами.

Признаться – вновь забыть; и жить впервой

Жестоким повтореньем древних сказок,

И локон мой шепнет над головой,

Что мы одни избавились от масок.

Что краски смыли ночи шелуху,

Что в аромат цветов проникла зависть,

И только миг мир будет на слуху,

Не вняв язык, как мнимый иностранец.

Под говор хриплый в скважине замка,

Я не очнусь в дожде под стук и ругань,

Неторопливый, сяду у окна,

Считая сны под шум воды и уголь.

* * *

Ни фотографий, ни лица,

Ни воли черствой черта.

Ни рамок тесных, ни венца

Во вкусе злого сорта.

Нет влажных писем без конца,

Ни дерзких валентинок,

Где замыкают шаг творца

В словесный поединок.

И тени на асфальте нет,

Да в окнах отражений,

Хотя бы тонкий силуэт,

И след от привидений.

И в слое пыли пальца нет,

Сползет кривою почерк.

Без сообщений и замет.

В квартире – четкий прочерк.

Или как призрак, или дух,

Не след, не дикий танец,

Чуть евнух в мире, или друг

Триумвирата пьяниц.

Но может много от всего,

И ничего особо?..

Чужого нет, и своего, —

А есть ли я у Бога?

* * *

Мне мертво в доме, не зажечь свечей.

Тьму заполнять вне света нечем,

Когда я стал синонимом вещей,

Невидим, тих и не замечен.

Я безграничен в пыльной тишине,

И заполняю мутное сознанье,

Картиной на стене, в окне, при той луне,

В которой не отмечены признанья.

Красивые слова, молчащие уста,

Коленопреклонение немое —

Все исчезает, появившись, в никуда,

Откуда письма жгут над аналоем.

* * *

Излишен свет в скользящей тьме:

Ты изворотлива, изменчива

При искалеченной луне,

Так часто нами незамеченной.

Ты бесконечная в моих речах,

Конец ознакомительного фрагмента.