Лучшее, что мы можем сделать, – это правдиво выразить. «Правдиво выразить» – значит понять и подробно изложить субъективно данное.

Карл Густав Юнг

Коллекция доктора Табачникова

 
И диктует про татар мемуар…
«Лукоморья больше нет».
 

В. Высоцкий, 1967 г.

Уходит эпоха, и только талант и добрая воля мемуаристов сохраняют ее очертания для будущих поколений. С этой точки зрения предлагаемую читателю книгу можно назвать – повторив знаменитое пушкинское определение – «подвигом честного человека».

Доктор Табачников, следуя примеру своих великих предшественников и коллег по профессии – назовем Чехова и Булгакова, – решился доверить бумаге свои жизненные наблюдения и выступить в роли «небеспристрастного» свидетеля, за что ему отдельное спасибо!

Мы учились с автором в одной и той же московской средней школе № 135, в Малом Гнездниковском переулке, хотя и в разное время: я уже был старшеклассником, когда маленького Женю привели в первый класс. Но благодаря его приходу на школьных праздничных вечерах не раз выступал его отец, замечательный композитор Модест Табачников, вместе с другими именитыми родителями… Годы спустя судьба вновь свела и сплотила нас на жизненном пути, и я безмерно дорожу этой дружбой.

Алексей Букалов в римском офисе ИТАР-ТАСС. 2013

Со временем Евгений стал признанным знатоком и собирателем русской живописи ХХ века. И эту страсть коллекционера он распространил на многочисленные встречи, подаренные ему провидением. С неисчерпаемым любопытством собирателя он «пришпиливает к бумаге» (по словам Виктора Шкловского) наблюдения, воспоминания, высказывания своих друзей, спутников и просто интересных ему современников, сопровождая их подлинными, ранее не известными широкой публике архивными документами и уникальными фотографиями. Получилась удивительная смесь семейных преданий и хроники дружеских встреч, путешествий во времени и пространстве.

Евгений Табачников – энциклопедически эрудированный, ироничный и остроумный собеседник, он, поверьте, замечательный товарищ, воспринимающий беды и проблемы (но и радости!) многочисленных друзей как свои собственные. Эта привычка и потребность сохранились у него с младых ногтей, когда врач-анестезиолог (кандидат медицинских наук) сражался за жизнь и здоровье пациентов славного ЦИТО – Московского института травматологии и ортопедии. Он освоил восточное искусство акупунктуры, и его добрые записки так и хочется назвать «иглоукалываниями»… В них точность, дисциплина ума, неподдельный интерес к жизни и благодарная память.

Алексей Букалов.

Рим

Часть I
Последние из могикан

Рыжий Моня. Модест Табачников

 
«Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь, когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту
И родную роту,
И тебя – за то, что ты дал мне закурить.
Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой!»
 

Эти слова я впервые услышал от друга Модеста Табачникова – Изи Пунчика, коренного одессита, который все время улыбался, оголяя металлические зубы, и темпераментно картавил, делая мне «козу» и периодически подбрасывая меня, «четырехлетнего красавца», в воздух с криком: «Летим, брат, летим». И еще Изя любил повторять: «Вот увидела бы тебя тетя Сула, она бы умерла от радости, чтоб я так был здоров». Тетей Сулой называлась Изина жена Суламифь Гвоздь, ожидавшая его с малолетней дочуркой в «красавице Одессе». Вся эта жизнедеятельность происходила на Петровке, в большой коммунальной квартире, где мы тогда, в конце пятидесятых годов, проживали, занимая 15-метровую комнату с одним большим, во всю стену, окном, на подоконнике которого ютились горшки с чахлыми цветами да папки с нотами. В углу стояло пианино, в беспорядке разбросанные нотные листы валялись на полу вперемежку с черновиками стихов. Над пианино висели фотографии членов семьи и военного фронтового ансамбля «Веселый десант» 2-й гвардейской армии. Кривая деревянная полка с медными заклепками по всей длине, покрытая салфеткой цвета сгущенного молока, достойно украшала стену. На ней, как на параде, выстроились по росту, точно в ряд, слоники. То есть все было как у людей. Около батареи под окном, на полу, лежали газеты, на них покоился матрац, а на матраце, всхлипывая и нервно бормоча, возлежал друг семьи Изя, когда после походов по кабинетам и принятия «на грудь» (а грудь была весьма волосатой) он возвращался на базу. Другого места для друга дорогого в гостеприимном доме не было физически… Изя был другом Модеста с юношеских лет. Они вместе играли в оркестре народных инструментов при фабричном клубе, потом ушли на фронт. И вот теперь, изредка приезжая в Москву по «рыбным делам», он ночевал у нас.

Я вместе с отцом, Модестом Табачниковым. 1949

Модест Ефимович Табачников (для друзей просто Моня, а для друзей-фронтовиков – рыжий Моня) с юных лет самостоятельно начал зарабатывать на жизнь, сначала работая пианистом в клубе Одесской ВЧК – ОГПУ, а в 1936–1940 гг. – концертмейстером Одесской филармонии. С его слов: «Я стремился играть на всех возможных инструментах», сначала в духовом оркестре, а потом в оркестре народных инструментов. Причем любимыми на протяжении всей жизни оставались пианино и аккордеон, которыми он виртуозно владел. В 1940–1941 гг. заведовал музыкальной частью Одесской киностудии и одновременно служил в музыкальном театре «Мотор». На мой взгляд, самым важным и определяющим в его успешной музыкальной жизни было постоянное наигрывание или напевание каких-то мелодий, неоднозначно воспринимаемое окружающими. «Напевание» как творческое состояние нашло отражение в эпиграмме, написанной значительно позже, в 60-е годы:

 
Табачников, твоей карьере
Не помешал бы яд Сальери,
Но Моцарт, выйдя из терпенья,
Тебя бы задушил за пенье.
 

Модест Табачников. Дрогобыч. Ноябрь 1944

Музыка Модеста всегда отличалась особенной яркостью, выразительностью мелодии. Композитор родился мелодистом! Ему удалось уже в 24 года написать такой шлягер, как «Мама» (1937). Задушевная песня, созданная в соавторстве с поэтом Г. Гридовым, в исполнении К. Шульженко сразу понравилась слушателям и стала популярной в стране.

А вскоре появились: «Ах, Одесса, жемчужина у моря», «Дядя Ваня» (слова А. Галла), «Разлука» (слова И. Уткина, 1939), «Цветочница Анюта» (слова Г. Строганова, 1939). Так музыкант-аккомпаниатор постепенно становился композитором.

Однако самой популярной своей довоенной песней Модест по праву считал «Ах, Одесса». Тем более что и слова, и музыка принадлежали ему. За псевдонимом «М. Любин», который значился автором текста, скрывался Модест.

Существует масса легенд, рассказывающих о создании «Ах, Одессы»… Наиболее известна история о том, как композитор в ресторане гостиницы «Лондонская» на бумажной салфетке набросал первый куплет песни, а музыканты ансамбля продолжили сочинение…

Еще одна байка, подчеркивающая удивительную популярность песни. Якобы поздним вечером Модест возвращался после выступления домой, его остановили, показали финку и предложили «без лишнего шума» снять пальто и пиджак. Когда он расставался с вещами, выпали ноты «Ах, Одесса», на которых стояла фамилия «Табачников». Налетчики поинтересовались, откуда ноты попали к фраеру. Услышав, что он (фраер) и есть композитор Моня, моментально вернули вещи, извинились и, сказав, что «срисовали его портрет», то есть запомнили… И дай бог ему здоровья… И он может спокойно ходить и никого не опасаться.

На самом деле все происходило значительно прозаичнее. Модест не только сочинял мелодии, но и писал стихи, не придавая серьезного внимания последнему занятию. Поэтический дар впоследствии пригодился ему на фронте, когда в театре «Веселый десант», присев на пенек и положив блокнот на колено или приладив лист бумаги на крыше кузова грузовика, он молниеносно создавал стихи «на злобу дня».

Некоторые из них даже печатались под фамилией автора во фронтовых газетах. Например, частушки, опубликованные 5 декабря 1943 года под названием «Метелка» (текст М. Табачникова, рисунок Б. Чекалина) «Фашист просчитался с победой, не вышло. Назад на Берлин заворачивай дышло» и т. п.

Фронтовые частушки, написанные Табачниковым в 1943

Однако вскоре текст песни «Ах, Одесса» пришелся не по вкусу цензурному комитету, и исполнять песню с эстрады и на радио запретили. Творчество «М. Любина» не получило творческого развития, пришлось обратится к поэту А. Галлу, ставшему соавтором новой шуточной песни. Так родилась известная песня «Дядя Ваня».

Из летописи войны: «В первые месяцы начала войны войска противника, несмотря на героическое сопротивление Красной армии, оказались на подступах к городу».

Началась героическая оборона Одессы, проходившая с кровопролитными боями с 5 августа по 16 октября 1941 года. Войска отдельной Приморской армии и часть сил Черноморского флота при активной поддержке населения города и добровольцев стояли насмерть. Захватчики, несмотря на превосходящие силы, не могли овладеть городом в течение двух месяцев. Среди добровольцев в ряды защитников Отечества встали считавшие себя мобилизованными творческие работники – писатели и журналисты, актеры и музыканты.

В первый месяц обороны родного города Модест создал военную песню, нужную как воздух и написанную вместе с поэтом Я. Зискиндом – другом еще по совместной творческой деятельности на Одесской киностудии, где Модест заведовал музыкальной частью. Ее назвали очень просто: «Я на фронт ухожу добровольцем». И тут же напечатали – 9 липня (июля) 1941 года в газете «Чорноморська Комуна». Проникновенные строки Я. Зискинда «Мне, товарищи, хочется жить, и творить, / И работать под солнцем. / Чтоб свободно дышать и любить, / Я на фронт ухожу добровольцем» стали использовать для агитационных листовок, поднимавших солдатский дух и помогавших «бить фашистскую гадину». Поэт и композитор создали несколько песен, среди которых можно выделить «Матросскую гитару» и «Нет, не забудет солдат», исполненные Леонидом Утесовым.

Вскоре Модеста Ефимовича назначают музыкальным и художественным руководителем ансамбля песни и пляски 2-й гвардейской армии Южного фронта и по совместительству начальником клуба политуправления Южного фронта. Аккомпанируя себе и артистам на пианино или аккордеоне, исполняя написанные только что произведения, вкладывая в песни всю душу, он имел оглушительный успех у слушателей. За первые два года войны, непрерывно находясь в районе боевых действий, пройдя и проехав с отступающими войсками по фронтовым дорогам Украины, композитор создал десятки песен, среди которых: «Давай закурим» (слова И. Френкеля, 1941), «Летная чарка» (слова А. Штейнберга, 1941), «Ты одессит, Мишка» (слова В. Дыховичного, 1941), «Разведчик Валиев» (слова И. Френкеля, 1941), «Песня 96-й дивизии» (слова Л. Дмитерко, 1941), «Песня 2-й гвардейской армии» (слова И. Оратовского, 1941), «Трио поваров» (слова И. Френкеля, 1942), «Молодая улица» (слова Л. Кондырева, 1942), «Сталинградская клятва» (слова И. Уткина, 1942), «Казачья-кириченковская» (слова А. Штейнберга, 1942), «Я верю, я жду, я тоскую» (слова В. Полякова, 1942), «Дон мой» (слова А. Софронова, 1942).

Ворошиловоград. Репетиция

Очень часто соавторами композитора становились военные корреспонденты газеты Южного фронта «Во славу Родины»: поэты С. Михалков, А. Левада, И. Френкель, сатирик В. Поляков – позднее создатель и руководитель театра «Веселый десант». В своих воспоминаниях о фронтовых буднях В. Поляков писал о Модесте: «Композитором, концертмейстером, зав. музчастью, а также и нашим оркестром стал композитор Модест Табачников, или, как нежно звали его на фронте, “рыжий Моня”. Этот рыжий Моня, беззаветно влюбленный в свою родную Одессу, за которую мы сражались на Южном фронте, человек огромной смелости и большого таланта, создал вместе с нашими поэтами немало песен, которые из нашего театра быстро перекочевали на все фронты и все эстрады нашей Родины».

В станице Каменской Ростовской области располагались в октябре 1941 года штаб политуправления Южного фронта и редакция газеты «Во славу Родины». Здесь были написаны одни из лучших песен Табачникова – «Одессит Мишка» (стихи В. Дыховичного) и «Давай закурим» (стихи И. Френкеля). «Одессит Мишка» сначала появился в журнале, так как Владимир Абрамович в 41-м попал к морякам, правда, на Северный флот, где писал и исполнял стихи и прозу, входя в различные фронтовые бригады.