Бывшее здание Сената в Кремле, где ныне размещается Судебная палата и Московский окружной суд видно издалека. Особенно если смотреть с Красной площади близ Сенатской башни. А все благодаря мощному куполу трехэтажного здания, венчающемуся столпом с царской короной и надписью: «З А К О Н Ъ».

Кто-то, зная или догадываясь, что под куполом здания находятся судебные учреждения, пройдет себе мимо, что вполне объяснимо: лучше вовсе ничего не знать про все эти присутственные места, посещение которых отнюдь не добавляет радости. Другие, увидев столп с символом царской власти и означенной надписью, уверятся что закон превыше всего. Даже власти царя… Запамятовав о том, что даже в свете новых веяний наступившего века царская власть и есть незыблемый закон…

Судебный следователь по важнейшим делам Иван Федорович Воловцов, войдя в здание и направляясь в приемную своего непосредственного начальника, председателя Департамента уголовных дел Судебной палаты статского советника Геннадия Никифоровича Радченко, не думал ни о законе, ни о царской власти. Он вообще не думал ни о чем таком серьезном. Мысль его была предельно проста: как бы не повстречаться с судебным следователь Караваевым, человеком, по его мнению, весьма неприятным. А все потому, что из-за его лености и тугоумия Караваева несколько непростым дел, находящихся в его производстве, было передано ему, Воловцову. Не случись такой передачи, следствие так и осталось бы незавершенным. Непонятно куда смотрит руководство. Давно бы надлежало гнать этого Караваева из Департамента уголовных дел Судебной палаты взашей! Возможно, что прокурор Московской Судебной палаты его превосходительство Владимир Александрович Завадский так бы и поступил, поскольку на дух не переносил лентяев, если бы тот не имел знатного покровителя, – Владимира Даниловича Караваева, сенатора и тайного советника.

А еще Ивану Федоровичу подумалось о том, что наверняка после трехнедельной вакации,¹ с таким трудом им выпрошенной, ему наверняка подсунут какое-нибудь гиблое дело. Уж в этом будьте благонадежны!

В приемной председателя Департамента уголовных дел Судебной палаты никого не было. Кроме секретаря, конечно, – молодого франта с тоненькими усиками под длинным носом, – важно сидевшего за своим столом. Он поздоровался с Иваном Федоровичем и, приняв сосредоточенное выражение лица, занялся какими-то бумагами на столе. А может, просто делал вид… Все эти секретари при больших господах с хитрецой и преисполненные какого-то тайного величия.

До десяти часов дня оставалось несколько минут. И вот когда малая стрелка напольных часов указала на десять часов, а большая уверенно расположилась на цифре двенадцать, комнату наполнили глухие торжественные удары, двери приемной отворились, и вошел румяный Радченко Геннадий Никифорович, непосредственный начальник коллежского советника Воловцова.

Радченко был на несколько лет старше Воловцова и имел чин статского советника, что, впрочем, не мешало им быть накоротке и обращаться друг с другом на "ты". Надо признать, что с начальником Воловцову повезло: Геннадий Никифорович являлся человеком благоразумным, грамотным и знающим свое дело обстоятельно и до мельчайших тонкостей.

– Прибыл, значит? – спросил он по-дружески, взглянув на Воловцова.

– Так точно! – по-военному ответствовал Иван Федорович.

– Ну тогда заходи, – прошел Радченко в свой кабинет, оставив двери открытыми.

Воловцов вошел в кабинет и сел на стул, ожидая, пока статский советник разденется и уберет верхнюю одежду в громоздкий шкап, стоявший у входа.

– Как отдохнул? – метнул Радченко на Воловцова взгляд и чуть заметно усмехнулся: – Как здоровье тетушки?

– Да все слава Богу, она ведь… – начал было отвечать на вопросы начальника Иван Федорович, но Радченко его перебил:

– Наслышаны мы о твоем рязанском деле. Значит, ты для этого отпуск себе вымаливал, чтобы в соседней губернии убивцев и поджигателей на чистую воду выводить? А говорил устал. Передых требуется… Ох, хитер! – слегка погрозил он пальцем. – Тебе здесь работы не хватает, так ты там решил себя проявить. Вот что значит, Воловцов, не человек, а кремень! Не может без работы сидеть. А вообще, молодец, хвалю!

– Так получилось, – тоном виноватого ученика произнес Воловцов. – А разве Рязань не входит в состав округа нашей Судебной палаты? – поднял Иван Федорович свой взор на статского советника.

– Входит, входит, – насмешливо произнес Радченко и уже не скрываясь усмехнулся: – Так для тебя же все равно границ не существует. Ты покуда его превосходительству Владимиру Александровичу доложись, что на службу вышел вовремя и в полной готовности. Может, наш генерал² тебе чего ладного посулит или чего дельного скажет, – продолжал хитро улыбаться Геннадий Никифорович. – А то мы все боимся, что ты всех убивцев по округе отловишь и другим ничего не оставишь. Наверняка подберет для тебе дельце достойное твоему масштабу!

– Геннадий Никифорович, но ведь я же…

– Ладно, ладно, не благодари, иди уже!

– Нет, я не о том. Я хотел сказать….

– Хочешь, чтобы я подобрал? Какой ты все-таки, Иван Федорович, злой на работу! Хорошо, так и быть подберу для тебя новое дельце. Как раз такое, каковое кроме тебя вряд ли кто сумеет открыть. Думаю, что ты останешься доволен.

Судебный следователь по важнейшим делам Воловцов вышел из кабинета Радченко слегка озадаченным. По тому, как это было сказано – "новое дельце" – Иван Федорович понял, что его опасения насчет «гиблого дела», похоже, не безосновательны…

Окружной прокурор Московской Судебной палаты действительный статский советник Владимир Александрович Завадский, кавалер семи орденов, включая орден Святой Анны Второй степени, встретил Воловцова с распростертыми объятиями. Сказано сие, конечно, образно. Ежели выразиться более приземленно и точно, то завидев Ивана Федоровича входящим в свой кабинет, Завадский поднялся, вышел из-за своего стола и даже сделал несколько шагов навстречу Воловцову, что должно было означать особое к нему расположение, протянул ему сухощавую ладошку:

– Вот он наш герой… Какой молодчина! Рад, рад, Иван Федорович!

Сказав это, Владимир Александрович предложил Воловцову присесть и вернулся за свой стол огромный стол, занимавший едва ли не четверть кабинета. Действительный статский советник Завадский часто был придирчив, скрупулезен и считал себя обязанным быть в курсе всего происходящего в обоих гражданских и уголовном департаментах палаты. Вследствие этого он периодически докучал своим подчиненным всяческими проверками, часто заставляя писать различного рода отчеты, доклады и рапорты по поводу и без оного. Характер окружной прокурор имел нервический и по-стариковски тревожный и зачастую не без вредности. Его норов усугублялся еще и тем, что, разменяв год назад седьмой десяток, Владимир Александрович рассчитывал в скором времени получить почетное и достойное его беспорочной службы и заслуг звание сенатора. А поэтому весьма опасался допустить хоть какую-либо промашку или, не приведи Господь, серьезную ошибку и тем самым перечеркнуть все надежды на сенаторское звание. В добром расположении духа, каковое виделось сейчас коллежскому советнику Воловцову, его превосходительство бывал нечасто, потому Александр Федорович немного успокоился и уверился, что уж чего-чего, а распеканции³ от Завадского не будет.

– Рад сообщить вам, Иван Федорович, что нами получены благодарственные письма от господ рязанского губернатора и прокурора тамошнего окружного суда о вашей помощи в расследовании известного вам дела, – бодро произнес окружной прокурор Московской Судебной палаты Завадский. – Весьма нашумевшего! – Несколько тише, продолжил: – Великий князь Сергей Александрович⁴ о нем выспрашивал… Эти господа, помимо прочего, положительно ходатайствуют о награждении вас орденом, о чем мною уже написано представление. Так что в самом недолгом времени я надеюсь вручить вам орден Святой Анны Третьей степени, вполне вами заслуженный. Признаюсь, я очень доволен, что в нашей Судебной палате служат лица, считающие себя на службе государю и Отечеству и в вакационное время. Это весьма и весьма похвально…

– Благодарю вас, – привстал со своего стула Иван Федорович, но Завадский жестом усадил его обратно.

– И еще, – несколько строже продолжил его превосходительство Владимир Александрович. – Принято решение и уже получено письменное согласие от генерал-прокурора и министра юстиции действительного тайного советника Николая Валериановича Муравьева о весьма значительном расширении ваших полномочий. Вы теперь по должности являетесь судебным следователем по особо важным делам, то есть наделяетесь полномочиями расследовать уголовные и иные дела не только на территории округа Московского Окружного суда и Судебной палаты, но и на территории всей Российской империи. Хотя, полагаю, вам к этому не привыкать, – едва улыбнулся Завадский. – Это очень почетно, но и весьма ответственно. И заметьте: должность сия вам вменяется безо всякой предварительной аттестации. – После этих слов действительный статский советник Завадский со значением посмотрел на Воловцова и добавил: – Поскольку будем считать, что ее вы прошли, раскрыв такое непростое дело в Рязани. А теперь, – Владимир Александрович отвел взор от собеседника, – не смею вас больше задерживать…

У Радченко был посетитель, поэтому Воловцову пришлось с четверть часа подождать в приемной, пролистывая две газеты, лежавшие на небольшом столике. Когда статский советник освободился, Иван Федорович вошел в кабинет начальника с некоторой опаской, поскольку вспомнил его слова про "новое дельце".

– Ну что, как тебе наш окружной прокурор? – поинтересовался Радченко, складывая какие-то бумаги на столе в аккуратную стопочку.

– Я застал его в благостном расположении духа, – отозвался Иван Федорович.

– Значит, быть ему вскорости сенатором, – резюмировал статский советник. – А тут еще сам градоначальник его поддерживает. О новом деле для тебя он ничего не сказывал?

– Нет, – ответил Воловцов, насторожившись.

– Ясно. Решил все перевалить на мои плечи… Ну мне это не впервой, а потом в сенаторы я пока не стремлюсь, – после недолгого молчания и глубокого вздоха посмотрел на Ивана Федоровича Радченко. – Ты слышал чего-нибудь об убийстве в Рязани генеральши Безобразовой и ее горничной двадцать восьмого августа этого года? Тетушка тебе об этом ничего не рассказывала?

– Да что-то такое слышал, однако сейчас не припомню точно, – нахмурил лоб Воловцов.

– А вот и напрасно, – заметил ему на это Геннадий Никифорович. – Дело обещает быть весьма громким…

– Так, а я здесь при чем? – пытливо посмотрел прямо в глаза статскому советнику Иван Федорович.

– Хм… А вот сейчас ты узнаешь, – не отвел взора от Воловцова председатель Департамента уголовных дел Судебной палаты. – Третьего дня случилось одно происшествие, на первый взгляд странное и вызывающее множество вопросов. О нем нам сообщили вчера, когда уже ничего нельзя было предпринять и что-либо исправить.

– Вы говорите загадками, – почему-то перешел на "вы" с Радченко Иван Федорович.

– Все верно. Само это происшествие и есть не что иное, как полная загадка, – раздумчиво произнес Геннадий Никифорович, – которую именно тебе и придется разрешить…

– Или не придется, – добавил за своего начальника следователь теперь по особым делам.

– Или не придется, – согласился с Иваном Федоровичем статский советник Радченко. И добавил: – Но ты ведь постараешься?

– Постараюсь, куда же я денусь? – усмехнулся Воловцов. – Будем считать, что интригу ты подпустил. А теперь рассказывай поподробнее.