© Шалашов Е., 2019

© ИК «Крылов», 2019

Глава первая
Эпистолярное наследие минувшей эпохи

Август-декабрь 1825 года. Санкт-Петербург

Из письма поручика лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина Элен Щербатовой:

«14 августа осьмсот двадцать пятого году.

Здравствуйте, уважаемая Элен Харитоновна! Извините, что опять несколько задержал с ответом. Конечно, Вы вновь справедливо меня укорили в том, что прочесть Ваше письмо я мог бы в пять минут, а от усадьбы Вашего папеньки до наших казарм верховой домчит письмо в два с половиной часа. Но я читал Ваше письмо не пять, а сто раз по пять минут. Увы, служебные дела так отвлекают меня, что ответ сумел дать лишь через два дня.

Я уже сообщал Вам, что нонеча назначен был полковым адъютантом. Увы, занятость не позволяют ответить Вам на языке вышеупомянутого лорда. Узнал на днях, что Ваш папенька чрезмерно расстроен разорением, что претерпел его любимый пиит, ser Walter Scott. Сообщите ему (папеньке, разумеется, а не этому аглицкому сэру), что и я в меру своих скромных сил и средств готов помочь. Присланный Вами рыцарский роман прочел с огромным прилежанием и даже осмелился распорядиться переплести его в лучшую кожу, какую можно найти в Санкт-Петербурге.

Засим с огромным и искренним почтением и уважением, поручик лейб-гвардии егерского полка Николай Клеопин».

Из письма поручика лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина Павлу Еланину, командиру роты Вятского пехотного полка в местечко Каменка Малороссии:

«18 августа осьмсот двадцать пятого году. Писано в Петербургских казармах л. гв. егерского полка.

Здравствуй дорогой Поль! В прошлом письме ты спросил меня – как продолжается дело мое о сватовстве? Отвечаю – никак! Papa моей Элен, как ты знаешь, является известным англоманом. То, на что позарилась моя дражайшая матушка при начале сватовства – приданое и имение, граничащее с моей родной деревушкой Панфилка, что в Новгородской губернии, оказалось на поверку правдой. Слышал краем уха, что Харитон Егорович уже ведет переговоры о покупке этой части имения, чтобы передать его в приданое для дочки. Словом, старикан не прочь породниться с нами. Он, оказывается, в бытность ополченцем хаживал с моим покойным батюшкой в Париж. Только вот беда, что еще после Аустерлица, где старый князь участвовал (правда, без моего батюшки, бывшего тогда в шведской кампании), Харитон Егорович отвратился от всего французского и принялся учить аглицкий. Добро бы только сам! Так ведь он и для детей своих выписал гувернантку из англичан – леди Гаррах. И от будущего зятя требует безукоризненного знания аглицкого… А я, как знаете, паст инфектум не отличу от паст префтимьют (или как там?). Тьфу! Вот и приходится при получении писем будущей невесты тащиться к знакомому из департамента иностранных дел. То же самое и с ответом… А еще, представь себе – фатеру (или фазеру?) взбрело в голову помочь деньгами Siry (seru?) Waltery Scotty. Говорят, тот был признан банкротом.

Ладно, брат. Отпиши лучше – как на новом месте? Как там твой Вятский пехотный? Как новый командир – полковник Пестель?

Засим откланиваюсь. Твой друг, поручик егерского полка Николай Клеопин.

P.S. Вспомнил недавний анекдотец. Одна княгиня, божий одуванчик, беспрестанно повторяла: «Вальтер-то он, конечно, Вальтер. Но зачем же его еще и скотом-то звать?»

Из письма поручика лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина невесте:

«20 августа осьмсот двадцать пятого года. Писано в казармах.

Здравствуйте, уважаемая Элен Харитоновна. Простите меня великодушно, но заняться аглицким языком, совершенно не было времени. Из-за вакаций в полку мне пришлось исправлять не только адъютантскую должность, но и стать исполняющим обязанность командира роты, так как прежний командир подал прошение об отпуске по семейным обстоятельствам и отбыл в имение родственников. Однако нет худа без добра. Его Высокоблагородие направил прошение на имя командира гвардейской пехоты генерал-лейтенанта Бистрома о присвоении мне чина штабс-капитана. Обещаю Вам, что в самое ближайшее время займусь Шекспиром.

Искренне преданный Вам поручик Николай Клеопин».

Из дневника Элен Щербатовой:

«20 августа 1825 года.

Сегодня получила письмо от Ники. Он такой смешной. Когда папенька разрешил ему ухаживать за мной и обмениваться письмами, клятвенно обещал, что выучит аглицкий язык к Рождеству. Папенька сделал вид, что поверил, хотя на самом-то деле Ники ему просто понравился. А аглицкого языка папенька и сам толком не знает. Выписывает уйму книг, разрезает, переплетает и… ставит на полку! А вчера я слышала, как маменька вздохнула: «Партия не блестящая, зато надежная». Папенька ответил, что на всех девок Рюриковичей не напасешься, а мальчик не ферштюк какой-нибудь, а боевой офицер. С Ермоловым два года служил и за Кавказскую войну крест имеет. Надо бы лучше денег призанять, да половину Борисоглебского Ленке в приданое откупить.

Интересно, о каком Борисоглебском он говорил? Не о том ли, что в Нелазской волости Череповского уезда? Тогда мы будем соседями с матушкой Николеньки.

22 августа 1825 года.

Сегодня леди Гаррах сделала мне замечание – почему я веду дневник на французском языке, а не на аглицком? Ага, чтобы она совала свой длинный нос в мой дневник?! Забавно, но когда папенька первый раз представил нашу гувернантку, она показалась мне такой страшной. А потом услышала, что дворня называет ее «леди Горохова». Мне было так смешно! А папенька как-то сказал, что леди Гаррах и в самом деле носит фамилию Горохова. Я тогда очень удивилась, а он объяснил, что когда англичане бежали от Кромвеля, то многие поселились в России. Забавно, но оказывается, многие знатные люди, имевшие звучные фамилии, стали переделывать их на русский лад. Гамильтоны стали Хомутовыми, а Мак-Магоны – Макагоненко.

Теперь самое важное. Вчера приезжал Николенька. Так хотелось поговорить с ним о чем-нибудь, но не знаю, о чем говорить. Получается как-то глупо – я говорю все не о том. А о чем говорить, я даже и не знаю.

10 сентября 1825 года.

Сегодня Николеньке было даровано звание штабс-капитана. Я так рада за него. Но он почему-то не приехал. И почему-то записку о присвоении чина прислал не мне, а батюшке. Когда я спросила, – почему Ник не смог сегодня приехать, то папенька только ухмыльнулся в усы. Сказал, что положено представляться (или проставляться?) господам офицерам в полку. А зачем представляться? Ладно, если бы Николенька переходил в другой полк. Странные эти люди, военные. И вообще, все мужчины странные».

Из письма штабс-капитана лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина другу Павлу Еланину, командиру роты Вятского пехотного полка в город Каменку Малороссии:

«15 сентября осьмсот двадцать пятого году. Писано в Петербургских казармах л. гв. егерского полка. Здравствуй, дорогой Поль! Письмо твое, присланное с оказией, получил еще в конце августа, однако сразу ответить не смог. Причиной явилось то, что можно передать словами того англичанина, которого я вынужден читать по прихоти моей невесты: «Неладно что-то в Датском королевстве». (Как хорошо, что почтенный father стал почитателем англичан, а не китайцев или арабов).

Многие наши офицеры либо сказываются больными и берут отпуска, либо вообще просят отставку. А ввиду того, что Государь Император пребывает в Таганроге, отставки им никто не подписывает. Но начальство смотрит сквозь пальцы на неявки на службу. Более того, скажу Вам, подходит ко мне третьего дня командир полка и спрашивает: «А не хотите ли Вы, господин штабс-капитан, в имение съездить?» Но как уехать, если из всей роты осталось всего три офицера, а в полку их осталось не более двадцати?

Касательно женитьбы. С разрешения любезнейшего Харитона Егоровича вместе с Элен Харитоновной отстоял службу на праздновании Рождества Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. Счастье, что, заделавшись англоманом, у Харитона Егорыча хватило ума не заделаться пуританином (или кто там у них сейчас?).

Остаюсь преданный друг лейб-гвардии егерского полка поручиком штабс-капитан Николай Александров Клеопин.

P.S. О главном-то и не сказал. Подписал по привычке – поручик, а ведь я уже цельный штабс-капитан! Ввиду отсутствия Императора, реляция подписана военным министром Татищевым. Погудели славно. Элен потом дулась целый день.

Из дневника Элен Щербатовой:

23 сентября 1825 года.

Слава Богу, папенька разрешил именоваться нам без этих «вичей». Хотя в своем дневнике и в мыслях я давно уже зову его просто «Николенька». Николенька недавно назвал меня Аленушкой. Было так приятно. Кажется, имена Елена или Алена (что, впрочем, одно и то же) звучат гораздо лучше, нежели какое-то дурацкое Элен.

29 сентября 1825 года.

Николенька бывает очень редко. Папенька ему только поддакивает. Нет бы сказать – а почему это, мой будущий зять, Вы так мало уделяете времени своей будущей невесте?! Я попыталась было поговорить об этом с папенькой, а он только зыркнул на меня и оборвал: «Молчи! Не женского это ума дела». Вечером плакала».

Из письма штабс-капитана лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина другу Павлу Еланину, командиру роты Вятского пехотного полка в город Каменку Малороссии:

«15 октября осьмсот двадцать пятого году.

Здравствуй, мой дражайший друг Поль. Был очень рад получить письмо. Рад, что ты нашел для себя душевных друзей. Не скрою – немного завидно. У нас же все по-старому – казармы да караулы. Сегодня заступил дежурным по полку, и посему есть время черкнуть пару-тройку строк друзьям. А лучшему другу, разумеется, напишу более подробно.

О делах сердечных сообщать особо нечего, но, кажется, все идет на лад. Но все же хотелось бы, чтобы папаша был русофилом. Да и Элен моя больше походит на русскую Аленушку, нежели на чопорную аглицкую girl. Но все же, повторюсь – дело идет на лад. Где-нибудь ближе к Рождеству будет объявлено о нашей помолвке. А уж к весне следующего, осьмсот двадцать шестого года, обязательно сыграем свадьбу. Тебя, мой дорогой друг, я хотел бы видеть шафером. Я говорил со своим начальником о свадьбе, он не возражает, хотя спросил, будет ли молодая супруга следовать за полком, или же я собираюсь подавать в отставку? Объяснил ему, что пока до имения Элениного батюшки всего лишь пара часов, то подавать в отставку не намерен. А буде наш полк направят куда-нибудь на Кавказ, то супруга может меня подождать и дома.

Засим – твой преданный друг Николай Клеопин».

Из письма штабс-капитана Николая Клеопина Элен Щербатовой:

«1 ноября осьмсот двадцать пятого года. Казармы лейб-гвардии егерского полка.

Дорогая Элен. Ужасно хотелось бы увидеться с Вами, когда рядом не будет Вашей дуэньи. Или пусть даже она будет рядом. И пусть она изрекает свои аглицкие сентенции. Когда Вы рядом со мной, то мне этого достаточно. Одна беда – свободного времени у меня все меньше и меньше. Надеюсь, что Ваш папенька не серчает, что я не смог составить ему партию в шахматы? Харитон Егорович упрекает меня в том, что я вожу дружбу с г-ном Еланиным. Павел Николаевич – прекрасный человек и офицер. И в Вятский пехотный полк Поль (как мы его зовем меж собой) перешел не из-за каких-то там карбонарских или фрондерских штучек, а исключительно из-за дуэли с поручиком S. Кстати, дуэль так и не состоялась, потому что поручик попросил извинения. Нет-нет, не из-за трусости, а просто признал свою неправоту. Он даже настаивал, что право первого выстрела уступает Еланину. О дуэли стало известно, и все стороны были наказаны. Поручик как вызвавший на дуэль направлен на Кавказ, а Еланин и секунданты в провинциальные полки. Скажу Вам откровенно, дорогая Элен, секундантом Павла должен быть я. Но я в ту пору отсутствовал. И даже не знаю – радоваться или огорчаться. С одной стороны – не был рядом с другом. С другой – не был бы сейчас рядом с Вами. Кстати, Павел Николаевич очень хвалил своего полкового командира Пестеля. Батюшка Ваш тоже хорошо о нем отзывался. Представьте, Пестель принял худший в корпусе полк и в короткий срок сделал его одним из лучших!

Простите меня Элен, что я так горячо рассказываю о вещах, которые Вам, должно быть, скучны, и ничего не говорю о своих занятиях аглицким языком. Но, как мне кажется, Ваш папенька готов принять меня в женихи и так. Николай Клеопин».

Из письма к штабс-капитана Николая Клеопина другу Павлу Еланину:

«15 ноября осьмсот двадцать пятого года.

Здравствуй, уважаемый Павел Николаевич.

Получил вчера твое письмо, которое, не скрою, меня очень озадачило. Ты спрашиваешь, как я отношусь к «семеновской истории», о которой тебе рассказал подполковник Муравьев-Апостол? С его слов, полковник Шварц «бессмысленными учениями и постоянными придирками настроил нижних чинов против себя», что и привело к бунту. Возможно. Насколько мне известно, Лейб-гвардии Семеновский полк, был лучшим в армии. А что увидел Шварц, приняв полк? Нижних чинов, которые вместо строевых смотров и выполнения ружейных артикулов занимаются исполнением работ, которые следовало выполнять исключительно градским обывателям. Разве должен защитник Отечества шить сапоги, латать исподнее для мещан или вязать перья для султанов на продажу? А унтер-офицеры, превратившиеся в коробейников, распродающих по столице товары своих солдат? Вы уверяете меня, что честные офицеры, такие, как подполковник Муравьев-Апостол, пострадали зазря, потому что «он не позволил своей роте присоединиться к мятежу». А как бы еще должен поступить командир, дававший присягу? И что делали «честные офицеры», которые попустительствовали тому, что их солдаты стали превращаться в капиталистых крестьян? Право, друг мой, я не могу Вас понять. По мне, так полковник Шварц поступил так, как он должен был поступить. Далее в своем письме, странном для меня, Вы пишете, что Александр Васильевич Суворов-Рымникский боролся с тиранами. Я слышал, что Александр Васильевич был отправлен в ссылку за то, что отказался снимать полюбившийся ему австрийский мундир. Вы знаете, дорогой друг, когда-то мой предок, поручик Аггей Клеопин, служивший, к слову, в одном полку с братьями Орловыми, отказался выступить против законного императора Петра, за что и заработал вначале остуду императрицы, а потом ее уважение и чин бригадира? Простите мое долгое и сумбурное письмо, но, думаю, что Вы уже поняли мое credo. Храни Вас Господь от опрометчивых суждений и решений.

Ваш друг по-прежнему – Николай Клеопин».

Из письма штабс-капитана Николая Клеопина своей невесте Элен Щербатовой:

«25 ноября осьмсот двадцать пятого года.

Здравствуйте, моя дорогая Елена Харитоновна, моя любимая Аленушка. Не знаю, дошли ли до Вас и до Вашего папеньки тревожные слухи. Говорят, Государь тяжело заболел и врачи не надеются на его выздоровление. Ползут разные слухи – а кто будет императором? Странно – и кому нужны эти черные сплетни? Разумеется, императором будет Его Высочество Константин Павлович. Наш корпусный командир генерал-лейтенант Бистром при сегодняшней встрече с офицерами твердо сказал, что иного императора, нежели Константин, нет и быть не может. Все слухи о «секретном» Манифесте ныне здравствующего императора Александра, дай Бог ему здоровья и скорого выздоровления – вздор. Милая Аленушка, послезавтра, то есть ноября двадцать седьмого числа, я свободен от службы и с самого утра приеду к Вам. Надеюсь, мы наконец-то сможем поговорить без Вашей дуэньи!

Любящий Вас – Н.К.»

Из дневника Элен Щербатовой:

«28.11.1825 года.

Николенька обещался вчера быть у нас, но так и не приехал. Прислал слугу с запиской. Даже не нижнего чина, а какого-то Ваньку-ямщика. И опять, записка не мне, а папеньке. Хорошо, хоть приписочку составил. Папенька показал ее мне, а там только и сказано, что «Извините, уважаемая Элен, служба». Батюшка и рассказал, что накануне Николенькиного отъезда в имение в полк прискакал гонец с приказом от командира гвардейской пехоты Бистрома. Что государь Александр умер еще 19 числа сего месяца. Все гвардейские полки с 7 часов утра стали приводить к присяге. Буду молиться за упокой почившего в бозе Государя Александра Павловича и во здравие нового Императора Константина Павловича».

Любящий Вас – Н.К.»

Из дневника Элен Щербатовой:

«28.11.1825 года.

Николенька обещался вчера быть у нас, но так и не приехал. Прислал слугу с запиской. Даже не нижнего чина, а какого-то Ваньку-ямщика. И опять, записка не мне, а папеньке. Хорошо, хоть приписочку составил. Папенька показал ее мне, а там только и сказано, что «Извините, уважаемая Элен, служба». Батюшка и рассказал, что накануне Николенькиного отъезда в имение в полк прискакал гонец с приказом от командира гвардейской пехоты Бистрома. Что государь Александр умер еще 19 числа сего месяца. Все гвардейские полки с 7 часов утра стали приводить к присяге. Буду молиться за упокой почившего в бозе Государя Александра Павловича и во здравие нового Императора Константина Павловича».

Из письма штабс-капитана Николая Клеопина к другу П.Н. Еланину: