Тут они остановились. Откуда-то издалека, из каких-то земных глубин, послышался звук, похожий на вздох. Глубокий вздох кого-то чудовищно большого.

– Что это, Рослик? – из голоса Синдры исчезла прежняя крутость. Он вдруг увидел в ней другого человека – совсем маленькую и испуганную девчонку. «Она вполне могла быть моей сестрой – если бы папа не упал тогда на стройке…», – подумал он и тут же ощутил, как что-то мягкое коснулось его волос. Он вздрогнул, провел ладонью по голове, ожидая наткнуться на какую-нибудь мерзость – типа жирного паука. Но ничего не обнаружил.

– Не знаю. Странный звук. Будто что-то где-то открылось. Или прорвалось.

– А мне показалось… – Синдра поёжилась. – Будто кто-то вздохнул. Кто-то огромный.

– Не-е, – протянул трейсер и графер. – Это что-то снаружи. Может, в ливнёвках чего-нибудь… Связь, кстати, не появилась?

Девчонка отрицательно мотнула головой.

– Ну тогда вперёд. Скоро первая развилка должна нарисоваться.

6.

Если бы начинающие диггеры прошли еще буквально шагов двадцать и взглянули на свои смартфоны, они увидели бы, что значки антенок оживились. Связь тут постоянно то пропадала, то появлялась. Кого-нибудь из них могла бы осенить идея зайти в поисковик – и тогда бы они узнали главную новость. Над У. в этот момент бушевал настоящий водяной котел: хляби небесные разверзлись, и пошел сильнейший за последнее десятилетие ливень. Как уверял местный новостной портал, за какие-то сорок минут выпала полуторамесячная норма осадков.

Другим районам города пришлось несладко: ливнёвки прочищались здесь еще при царе Горохе, и на улицах вода затопила стоящие авто чуть ли не по крыши. А вот в центре, где под землей протекала Бригадирка, ливнёвки старались поддерживать на должном уровне. И вода, скопившаяся на городском асфальте, бурным потоком уходила вниз – в русло речки-вонючки, закольцованной в бетон.

 
***
 

– Так, ага, кажется, там развилка! – объявил Рослик. Они увидели что-то темное, перегородившее путь.

– Нет, опять завал. В этот раз покруче будет – до самого верха! – в его спутницу опять вселилась прежняя Синдра: вернулись самоуверенность и верховодство. Впрочем, ему было не до психологических оценок и наблюдений.

– Да-а, тут на час работы! А может, и на два, – он вздохнул и снял с плеч рюкзак, к которому была привязана саперная лопатка. – Свети, Синдра, копать будем. Диггерство, как известно, требует жертв.

Минут через пятнадцать он решил перевести дух, воткнул инструмент в грязь завала и попросил спутницу открыть ему бутылку с минералкой.

– Верх уже, по-моему, освободился. Я чувствую с той стороны какой-то ветерок – воздух другой идет, свежий. Наверно, с ливнёвок. Чуешь?

Синдра принюхалась и махнула рукой.

– У меня вечно нос забит – с детства. Мне поэтому любые запахи по барабану…

Тут снова кто-то тяжко вздохнул. На этот раз звук сопровождался хлопком – будто совсем близко что-то прорвалось и освободилось.

– Рослан, что это? – Синдра оттолкнулась от бетонной стены, к которой она прислонилась. Рюкзаки приходилось держать в руках и за спиной: в воду их ведь не кинешь.

К ним кто-то приближался – нёсся галопом, будто осатаневший конь. Рослик выдернул лопатку из грязи и подался назад.

– Хрен знает… Синдра, давай-ка от завала отойдём! Слышишь, Синдра?! Назад дав…

И тут завал взорвался. По крайней мере, так сначала подумал Рослик. Вот только что им преграждала путь слепленная в единую пластилиновую массу куча грязи, ила и камней – и через секунду ее не стало. Черно-серый поток воды локомотивом врезался в оцепеневшую парочку и помчал их по трубе, словно детские кораблики.

Рослик услышал визг девчонки, а потом его голова встретилась с чем-то твердым, и сразу стало темно и тихо.

 
***
 

– У каждого города есть два лица – наружное, повседневное, официальное и скрытое, подземное, подлинное. И еще у городов есть особинка. Понимаешь, Рослик? Без особинок город мёртв, как вздувшаяся волжская рыба, которую давным-давно выбросило на берег…

Отец сидит на земляной кочке, поросшей паутинкой светло-зеленого мха. Светит солнце, и поют птицы; их полянку окружают пихты, сосны, дубы и березки. За ними покачиваются пальмы – а может, и какие-то другие деревья. Пахнет лесным нагретым воздухом. Он полулежит у папы в ногах и слушает его голос.

– У. – тоже с особинками. Их не так много, но они есть. Вот хотя бы баба Катя в 41-м доме по улице Розы Люксембург, любопытный у нее случай вышел… Или тётя Зина на Карла Либкнехта – она лечит. Всю жизнь лечила. Это я тебе, Рослик, людей называю. Но город – это не только люди, их отношения, действия и чувства. У. – это намного больше. Тут две реки, текущие в разные стороны. Тут мосты и свалка, новостройки и заброшки, столовая и темный коридор, трамвайные депо и канализационные коллекторы. Бродячие собаки и охотники на них. Малиновка и склепы. Везде своя жизнь, свои тайны.

И знаешь что? У. их не открывает абы кому. Тут нужен особый интерес и особый подход. У. не любит тех, кто его не любит. Этот город не столько христианин, сколько язычник, – отец улыбается и гладит сына по голове.

От этого легкого прикосновения Рослику становится хорошо и спокойно. Ему хочется слушать отца, внимать каждому его слову, остаться с ним здесь навсегда.

– В У. можно прожить всю жизнь и даже не увидеть его второго лица. Каждый Божий день мотаться по одному и тому же маршруту: дом – работа, дом – учеба. Туда-сюда, туда-сюда. Глаз замыливается, ты перестаешь что-либо замечать. А что тут замечать? Провинциальный городишко, потёртые трамвайчики, облезлые хрущёвки, озабоченные спины маршрутчиков и прохожие, прохожие, прохожие. Даже мемцентр – и тот облезлый. Вся наша жизнь – это облезлость и скучная хореография из одних и тех же движений «туда-сюда», «туда-сюда»…

Отец двумя ладонями берёт Рослика за подбородок и тянет его голову чуть вверх, чтобы их глаза встретились.

– Так вот, сын. Это не так. Мир другой. И У. – другой. У всего есть свои особинки, до них нужно просто дойти, достучаться, врасти в них. Спроси У. – и он тебе ответит. Он любит тех, у кого сердце исследователя. Город ничего не скрывает от своих жителей и гостей, он весь – как на ладони. Нужно просто искать, но искать не тайну, не загадки, а разгадывать его повседневность, видеть в обычном необычное. Понимаешь?

Рослик кивает. Ему кажется, что он всегда ждал и жаждал именно этих слов. Как же ему хорошо с отцом! Он никуда больше от него не уйдет, он всегда будет с ним. Всегда.

– Не-ет, – шепчет отец, и черты его лица колеблются. – Ишь ты чего удумал! Это легче всего – остаться. И зачем же тогда идти вперед? Зачем ты тогда покорял Бригадирку? Чтобы остаться – и всё? Нет, нет, Рослик, так настоящие исследователи не поступают. Тем более что ты потащил за собой девчонку – тут уж нельзя. Тут уж надо быть мужиком, Рослик… Рослан! Рослан! Вот ё-мое! Очнись же, господи! Очнись!

Его трясли и лупили по щекам. Он разлепил веки и первое, что ощутил, – везде и всюду было мокро. Он сам сидел по пояс в воде, а над ним кто-то стоял и лил ему в глаза нестерпимый свет.

– О-ой, ё-оо… – заскрипел он, и его перестали трясти. – Не свети ты мне в глаза…

– Росличек, Рослёночек, миленький! – Синдра обняла его. – Я думала, ты окочурился, блин. Смотри: у тебя кровь!

Ему захотелось тепла и сухости. Но встать он не мог, и вóды Бригадирки – еще взволнованные и мутные – обтекали и холодили ему живот и спину.

– Помоги мне встать, Синдра. Я замёрз!

Девчонка наклонилась и, вцепившись ему в руку, помогла подняться. У него дрожали ноги и болела голова. Только тут он заметил, что его налобный фонарик исчез. Рюкзак и лопата тоже испарились.

– Я долго валялся?

– Минут десять. Меня отнесло метров на сто от тебя, но, слава Богу, не долбануло ничем. Ногу вон только задело – по коленке сильно царапнуло. Арматура какая-нибудь, наверно. А ты приложился башкой обо что-то…

– Это, наверно, дождь… Ливнёвки прорвало, – Рослик сделал два шага и понял, что набрал полные сапоги воды. – Надо выбираться отсюда – иначе задрыгнем здесь до смерти. Воду щас только вылью из сапог.

Девчонка смогла уберечь свой рюкзачок, в котором правда болталось не бог весть какое богатство – полбутылки воды и запасной фонарь.

– Рослик, а куда двинем-то? Назад?

– Чёрт! – диггер только что открыл, что он, помимо прочего, посеял и свой смартфон. У Синдры телефон остался, но отказывался включаться: видимо, села батарейка.

Он попросил дать фонарь и осветил обе стороны трубы: налево или направо?

– По логике, надо бы назад двинуть – к Катькиному роднику. Но это часа два ходьбы. Мы, в принципе, должны уже были до ливнёвок дойти – тут выход прям близко. Лучше пойти к развилке.

И они двинули по прежнему маршруту, выбрав вариант совсем не из лучших.

7.

До первой развилки доковыляли через час. У Синдры разболелась поврежденная нога: судя по всему, она ее не просто поцарапала, а задела серьезнее. Она с каждым шагом хромала всё сильнее. Рослик, несмотря на головную боль, чувствовал себя неплохо. Конечно, очень хотелось жрать и промокшие ноги превратились в льдышки. Но в целом – терпимо. Он готов был идти дальше.

А вот Синдра совсем скисла. Не прибавило ей настроения и новое открытие: ливневая труба, по которой они надеялись выбраться из бетонки, забилась вусмерть – не подкопаешься.

– Надо идти ко второй ливнёвке. Это недалеко. Карта у тебя? – спросил Рослик.

Карты у девчонки не оказалось: он вспомнил, что положил ее в свой рюкзак, который сейчас валяется где-нибудь в завале, если его вообще не протащило до самого Катькиного родника. Больше всего он жалел о старой губной гармошке, уплывшей вместе с рюкзаком. Эта гармоника ему всегда напоминала об отце, хотя тот никогда не слышал, как играет сын: музыка пришла уже после смерти папы.

Синдра прислонилась спиной к мокрому бетону и заплакала.

– Рослик… я больше не могу идти! Нога… вообще охренеть как болит. Надо было назад двинуть – мы щас уже до родника доползли бы.

Увидев ее слезы, он смутился и почувствовал себя виноватым.

– Ну, не кисни, Синдра! Осталось совсем ничего. Дойдем. Я тебя донесу, если надо…

Она не отвечала. Закрыв глаза руками, продолжала всхлипывать. Он подошел к ней, попытался обнять, но она оттолкнула его.

– Убери лапы! Щас пойдем уже. Диггер хренов! Чтоб я еще куда-нибудь сунулась с тобой – да не в жисть! Попёрли, говорю… Бери мой фонарь.

Он закрепил на голове ее фонарик, а запасной спрятал в уцелевший рюкзак. Девчонка сделала всего несколько шагов и заскрипела зубами.

– Чё, сильно болит, да? – спросил он. – Эх, у меня ведь в рюкзаке анальгин был. Легче было бы… Опирайся на меня, давай руку!

В этот раз она его не оттолкнула, и они, спотыкаясь о мелкие камни и куски асфальта, которые сюда притащил недавний ливень, похлюпали дальше. Синдру начало знобить.

 
***
 

Шли целую вечность. Сначала девчонка еще храбрилась, а потом совсем расслабилась. Он буквально тащил ее вперед, держа за пояс, затем – волок под мышки. Наконец, она остановилась и сползла по стене прямо в воду. Он попытался ее поднять, уговаривал, она не отвечала, плакала и закрывала глаза.

– Синдрочка… Давай хотя бы до кочки какой-нибудь дойдем, до камня или грязи – где посуше. Нельзя в воде сидеть!

Та отворачивалась, плевалась и говорила, чтобы он уё..л отсюда. Тогда он сел на дно трубы рядом с ней. Рюкзак подсунул себе под шею, прижав его к бетонной стене. Бригадирка, освежённая дождевыми водами, доходила им почти до груди. Налобный фонарь Рослика стал подмигивать.

– Послушай, Синдра, – шепнул он ей на ухо. – Осталось совсем чуть-чуть. Мы выберемся, я тебе обещаю! Мы еще смеяться над всей этой херью будем, поверь мне! А если останемся здесь – сдохнем, как крысы.

Упоминание о крысах было в тему: Синдре представилось, как их окоченевшие тела разрывают полчища серых тварей, и она поползла спиной вверх по стенке. Вода мелкими ручейками потекла с ее штанов и куртки.

– Вот так! Вот так… – обрадованно запричитал вскочивший вместе с ней Рослик. – Сейчас будет ливнёвка. Я тебе гарантирую.

Ливнёвку они нашли минут через двадцать – тоже забитую буреломом, грязью и камнями. Однако в этот раз завал не был столь основательным.

– Да я его раскопаю, ноу проблем! Тут на полчаса работёнки! И здесь смотри: вода не такая глубокая – всего по колено. Сейчас я эти камни вытащу, и ты на них сможешь сесть, отдышаться.

Девчонка лишь махнула рукой. Загвоздка была в том, что его лопату унесло вместе с рюкзаком. Но руки-то у него остались – и Рослик с остервенением набросился на завал, преградивший им путь в широкий канал ливнёвки.

Вскоре ему удалось вынуть из грязевой смеси несколько приличных булыжников и веток. Он сложил из всего этого небольшую горку.

– Вот тебе трон, Синдром Синдромыч. Садись отдыхай! – шутку его не оценили. Девчонка бухнулась на камни и закрыла глаза.

Диггер продолжил свое дело, стараясь не вспоминать о том, что никто из ходивших по Бригадирке никогда не выбирался отсюда по развилочным ливнёвкам. Все говорили только о Татарском овраге как о выходе, а обычные ливневые канализации игнорились олдовыми челами. Почему так, – он не знал. И не хотел сейчас даже думать об этом.

 
***
 

Увлечённый работой, он почти забыл про свою напарницу. Где-то час он как сумасшедший грыз долбанный завал и пробился-таки к просвету. Он готов был уже петь от счастья, вернуться к Синдре и растормошить ее благой вестью, но решил-таки сунуться в проход сам. Метра четыре он полз, извиваясь как червь, упираясь в бока прохода, который становился всё уже и уже. Затем плечи его застряли, и на секунду ему представилось самое страшное – повисший в ливнёвке труп, который если и найдут, то только по запаху. Он затрепыхался, как муха, угодившая в паутину, и пополз обратно: развернуться здесь нельзя, поэтому он просто дал задний ход.

Рослик вывалился из лаза грязный, будто хулиган из фильма про Шурика: видны были только глаза. Налобный фонарик мигнул в последний раз и потух. Случись это не возле ливнёвки, воцарилась бы кромешная тьма. Но из пробитого прохода чуть брезжил отдаленный свет уходящего дня. А может, это уже были уличные фонари. Диггер, проморгавшись, быстро сориентировался и нащупал рюкзак с запасным фонариком. Он лежал на той же куче камней, что и Синдра.

Посветив в лицо девушки, он увидел, что та спит: ладони сложены под щекой, глаза закрыты, губы чуть улыбаются. Как дома на диване, ей-богу.

– Вот и отличненько! – пробормотал Рослик. – Без нервов оно завсегда лучше… Тэ-эк, всё, шутки в сторону!.. Надо идти за помощью – один я ее отсюда не выволоку.

Он решил, что искать мифический Татарский овраг – дело гиблое. Лучше идти знакомым путем: в одиночку он скоренько доберётся до Катькиного родника, стрельнет у кого угодно сотовый и позвонит… Кому? Да хотя бы тому же Димычу, номер он его помнил – и вместе они спокойно вызволят Синдру. Та, может, и проснуться еще не успеет. Так что лучше ее не будить, это точно.

Посидев рядом со спящей еще минут пять, он сорвался в дорогу. Сначала ему представлялось, что он чуть ли не побежит по поверхности Бригадирки – но не тут-то было. Он устал как чёрт, болела башка и ужасно хотелось есть. Тем не менее шел он бодро. И про себя молился всем подземным и речным богам, чтобы успеть и чтобы всё было хоккей.

8.

До выхода из бетонки он добрался только через час. Его лихорадило, одежда превратилась в грязевую корку. Когда Рослик наконец вывалился на асфальтовую дорогу, которая проходила в двухстах метрах от Катькиного родника, он был похож на мертвеца, только что вылезшего из свежей влажной могилы.

Была глубокая ночь, но не это удивило его. Он поразился тому, как тепло на поверхности.

«Так ведь сейчас лето, дурень! Лето!..»

Он побежал в сторону высотки – ближайшего жилого дома. По дороге ему навстречу попался автомобиль, который объехал его и укатил прочь – несмотря на отчаянные крики. Нужен был сотовый – срочно, любой ценой.

В высотке было всего два подъезда, оба с домофонами. Он начал набирать номера квартиры подряд. В четырёх вообще не подали признаков жизни, в одной послали матом, еще в трёх – выслушали и ничего не ответили. Рослик, всхлипывая, продолжал трезвонить в домофон.

Тут подъезд осветился фарами: подъехал кто-то из припозднившихся жильцов. Рослик кинулся к открывшейся водительской двери, оттуда выплыла дамочка на шпильках – в годах, но подтянутая, с маникюром и кокетливыми золотистыми очками.

– Вот чёрт рогатый!.. Да ты напугал меня до смерти… Господи, да откуда ты вылез – из канализации, что ли? – при этом женщина улыбалась – видно, что не из робких.

– Пожалуйста!.. Я… Дайте мне позвонить… Человек погибает…

– Ага, щас, разбежался! Много вас тут таких по ночам ползает, – она внимательно смотрела в глаза Рослику. – Я сама позвоню, если надо. Кому? Номер называй.

Проклятый Димыч был недоступен. Хоть помирай… Если уж не везёт, то по всем статьям! Женщина трижды ему звонила – и без толку. Рослик просто не мог сообразить, что делать дальше. У него несколько часов в голове вертелась только одна мысль – про Димыча. Он олдовый, он Бригадирку вдоль и поперёк исходил… А тут – всё! Пшик. Абонент временно недоступен.

Несостоявшийся диггер сел на асфальт и заплакал.

– Та-ак, этого еще недоставало… – дамочка поправила золотистые очки. – Давай-ка иди на лавку садись. Говори толком: что случилось?

Рослик сбивчиво рассказал.

– Какой там на фиг Димыч! – женщина от возмущения побледнела. – В МЧС сейчас позвоним – и всё. Понял?

– Не надо в МЧС… – запротестовал он, но понял, что деваться уже некуда: карусель завертелась-закрутилась…

Дальше всё произошло на удивление быстро и четко, но Рослик всегда вспоминал об этом, словно о туманном сне, бреде. Ребята из МЧС и слушать не стали про какой-то вход возле Катькиного родника. На уши подняли местных городских коммунальщиков, и те подсказали, из какого канализационного люка можно быстрее всего добраться до того места, про которое рассказывал Рослик. Точных координат он, естественно, не знал, но коммунальщики тут же сообразили, о чём говорит этот грязный, как леший, парнишка.

– Мы в Бригадирку раз в год лазим, – рассказывал седой коммунальщик молодому и серьезному МЧС-нику; никто из их бригады даже не смотрел в сторону Рослика. – Обычно зимой. Прочищаем засоры. Я сразу понял, где это.

В трубу полезло двое коммунальщиков, двое МЧС-ников и горе-диггер. Его убеждали не строить из себя героя, «ты уже и так натворил делов, парень, иди-ка отдохни», и всё в таком же духе – но он не отступил и полез. Убедил их, сказал, что с ним они быстрее найдут девчонку.

Когда добрались до места, – ошибиться было невозможно, ведь он сам накидал здесь кучу камней, вытащенных из ливнёвки, – Синдры там не оказалось. Обыскали большую часть бетонки – километр туда, километр обратно. Потом, уже на поверхности, Рослик, который отрубался из-за усталости и нервов, догадался позвонить родителям Синдры, и те, отматерив диггера, сообщили, что она дома. Привёл ее великий Димыч – вот он-то герой и подлинный друг. Оказалось, что олдовый диггер тусовался у выхода в Татарском овраге и, не дождавшись их, сам полез в бетонку.

Дрожащими руками Рослик взял у одного МЧС-ника прикуренную сигаретку и долго сидел на корточках, смотря на свои черные от грязи сапоги.

– Пойдем-ка, парень! Тебе еще всякие бумаги подписывать, объяснительные и другую ерунду. Штрафами, наверно, отделаешься, но будь моя воля – я бы тебя серьезнее наказал, чтобы не совался туда, куда не просят, – сказал ему старший из бригады.

Рассвет он встретил, трясясь в дежурной машине. Там и заснул – и снилась ему не Синдра и не бетонка, а папа. Он говорил, что с удовольствием взял бы сына к себе, но тому еще рановато.

«Да и У. тебя ждет, Рослик. Давно ждет. У тебя же сердце настоящего исследователя!» – он эту папину фразу запомнил дословно. И потом вспоминал много-много раз.