От составителей

Настоящее издание – пятая книга стихов Евгения Федоровича Сабурова и первая, составленная без участия автора, умершего в 2009 году. На данный момент это самое полное собрание его поэтических произведений, но и в него вошли далеко не все стихи, написанные Сабуровым за полвека активной и постоянной работы.

У нас есть все основания утверждать, что поэзия была главным делом Сабурова, при том, что перечень и масштаб других его постоянных занятий (проза, драматургия, эссеистика, экономика, политика, образование) выходят далеко за рамки привычных представлений о жизненной программе и человеческой судьбе.

Соединить в одном томе все, написанное Сабуровым, не представляется возможным, и полное собрание его сочинений – дело будущего. Чем-то мы были вынуждены здесь пожертвовать. В книгу не включены, например, большие вещи 2007 года – поэма «Художник в старости» и триптих поэм «В поисках Африки», – только потому, что они были опубликованы сравнительно недавно в четвертой книге Сабурова «В сторону Африки» (М.: Новое литературное обозрение, 2009). Не вошли в настоящее издание и некоторые стихотворения, опубликованные в предыдущих трех книгах: «Пороховой заговор» (М.: Золотой век, 1995), «По краю озера» (М.: ОГИ, 2001), «Тоже мне новости» (М.: Новое издательство, 2006). Зато многие представленные здесь вещи ранее не публиковались ни в книгах, ни в периодических изданиях.

Нужно сделать некоторые пояснения, касающиеся принципа составления данного тома. По некоторым соображениям мы решили отойти от привычного построения изборника, где изданные книги, неизданные вещи и поэмы выделяются в отдельные разделы. Во-первых, только книга «В сторону Африки» является собственно «книгой стихов» – корпусом, единым по времени и авторскому замыслу. В двух предыдущих книгах стихи определенного периода дополнены значительно более ранними поэмами и циклами («Бодлер», «Из 1991 года», «Хаос звуков»). То есть по принципу составления это скорее сборники. «Пороховой заговор» представляет собой еще более сложный издательский случай. Стихи Сабурова начали появляться в отечественной периодике только в конце 80-х (а ранее публиковались в зарубежных журналах и альманахах). Поэтому его первая, сравнительно небольшая книга 1995 года смогла представить лишь малую часть написанного, являясь по существу его кратким конспектом. Ранние стихи не публиковались вовсе и только в последние два года частично опубликованы на страницах журнала «Знамя».

Ввиду этих непростых обстоятельств мы решили при составлении книги придерживаться сквозного, строго хронологического принципа. Но такое решение не было только вынужденным, учитывая, что именно хронологический принцип всегда принимался и одобрялся автором, как самый естественный и логичный.

При этом Сабуров не ставил даты под отдельными вещами, и датировка стихов остается несколько «плавающей». Зато точно известны их последовательность и место в хронологическом ряду. Сам этот ряд выстроен по авторским записным книжкам, всегда имеющим начальную дату и порядковый номер.

Сохранились все (кроме одной) записные книжки, в которые Сабуров записывал свои вещи по мере их появления. Они и являются единственным стиховым «архивом» автора; с ними сверено и настоящее издание. Как и в записных книжках, поэмы (или циклы) не выделены здесь в особый раздел, а расположены в той же хронологической последовательности, образуя естественное членение на периоды всего стихового корпуса.

В публикации сохранен ряд особенностей авторских орфографии и пунктуации.

Названия книги и стиховых разделов принадлежат составителям.

Смешение различных состояний
Стихи 1966–1972 годов

«Нам надо встретиться…»

 
Нам надо встретиться
твержу и не устану
нам надо встретиться
нечаянно нежданно
и встрепенувшись
обернуться разом
нам надо встретиться
и задержаться рядом
 
 
Вот мы и встретились
умно и осторожно
мы совершили
все, что было можно.
Не ожидая
близость или радость
вот мы и встретились
и задержались рядом.
 
 
Шарахается ветер меж домами,
шарахаются ветки на ветру
я дерево о дерево потру
добуду дремлющее пламя
я мяту между пальцев изомну
и извлеку заснувший запах
все прошлое необязательно
нам надо встретиться мы оба как в плену
 

«Смешение различных состояний…»

 
Смешение различных состояний
колеблемая ветром слова полоса
           из ожиданий
           сплетенная коса
баячат проволки на жести
пронзительно и жестко
и дребезжанье носит вести
а воздух – вести мостик.
О бурое железо крыши
все загорело ржавчиной оконце
              коробки окон дышат
                           солнцем
и пыль на чердаке меж балок
мешается в лучах из окон
и нестерпимо пахнет паленым
моя чердачная эпоха
десятилетия колонн
застыли у веков горкома
зовя мой мир – мой миг оконный
к колоннам прянуть на поклон.
Ты мрешь в разноязычьи лада
(дождинки в лужах – бульк буйков)
пожар зеленых языков
горисполкомовской ограды
Все только смена рук и камня
             полоски вести
клей ожиданья в телеграммы
сколачивай свой дом из жести…
Лепи последнее значенье
все жилка – красное словцо
в чернилах синих излученье
излучины – твое лицо
в уключинах любовь и лето
а в скрипе крыш уключин дребезг
все изученье без ответа
ни зги – и шелест.
 

«О женщинах о красоте их краткой…»

 
О женщинах о красоте их краткой
писать. Все стало б на свои места
добро и красота
легли б на полку маленькой тетрадкой
 
 
И осень. Еще и осени добро
струящееся между пальцев веток
на землю ветхую
на вечное перо
 
 
Не думать не гадать
не волноваться не переиначивать
всё крутится на ваших пальчиках
и небо и земля и суша и вода
 
 
а ветки тронутые ветром возмущенно
глядятся в ваших глаз большие водоемы.
 

«Королева ко мне склонилась…»

 
Королева ко мне склонилась
на блюдо луга села
и спросилась
что мне снилось
когда она любовь посеяла
 
 
ветики ветики яблок
я не слушал я сетовал
мол солнце село, село мол
не осталось лучей его сабель
 
 
Королева не поняла барда
круглым облачком блюдо луга пересекла
была дымом побыла гарью
лодкой-тузиком сплыла.
 

«Ты по билету отвечала…»

 
Ты по билету отвечала
вопрос о памяти молчанья
вопрос второй: что есть начало
всех начинаний и нечаянностей
 
 
и все ответила не в лад
я ждал тебя у входа в ВУЗ
ты провалилась и плыла
красиво скомкав угол уст
 
 
заплаканную прижимал
и в щечку целовал.
 

«Я рассказал тебе один секрет…»

 
Я рассказал тебе один секрет
ты узкой кистью запахнула тело
в халатик и глядела
глаза и горе возведя горе
я долго выбирал минуту и удачу
и важные сперва
перерождалися слова
все крепче приближаясь к плачу
 
 
Плащи надели мы и вышли
у стоечки купили вишни
и чутко слушали дождь утра
и чудно говорили: «нате —
у нас не нервы а канаты»
и поступали очень мудро.
 

«Я уловил незримое звено…»

 
Я уловил незримое звено
звено привязанности звездной и земной
лучами высвечено небо надо мной
ночное в стеклышки разбитое окно
 
 
То дно небес и от него вниз
невидимыми лучниками пущены
булавочки лучей бездумно и заученно
впиваются между ресниц
 
 
и созревают яблоки в глазницах
для новых жатв
и вся земля нанизана на спицы
лучей, что движутся дрожа
 
 
твой звездный бег неотвратим
не растворится над тобою звездный дым.
 

«Вот так при запертых дверях…»

 
Вот так при запертых дверях
соединять возможное с возможным
чтоб в угол сваливался прах
уже не нужной кожи
 
 
и ты б летел, охолодав
в разверстые проемы
и под тобой цвела б вода
на ржавых водоемах
 
 
как рыжие глазные пятна
меж камышей ресниц
ты камышовой трубочкой приснись
в моих губах свистящей о невнятном.
 

«Еще мой дом не заселен людьми…»

 
Еще мой дом не заселен людьми
но лебеди оставив эти полки
ушли так далеко и так надолго
что в пору сердце дому надломить
 
 
но дом еще людьми не заселен
до понимания не дожил
где на земле добро и зло
его окошки хлопают в ладоши
 
 
а ты манежишься и ждешь луча на башне
манежишься и важничая ждешь
как у подножия возникнет разводящий
и хлынет дождь
 
 
по берегам что сберегают воды
на воды призванные дом беречь
и мимо возникает речь
ручьи курлычат мимо про кого-то
 
 
глотая капли с веток
читая мне пчелиные законы
а дом еще людьми не заселенный
еще пустыми комнатами светел.
 

«Зачем же нимб-окалину мы мнем…»

 
Зачем же нимб-окалину мы мнем
копаем руды, собираем крохи
какую радость приготовили нам боги
в предвечном милосердии своем
 
 
Надолго ли мне пряхи нить напряли
настолько ли насколько я хочу
чтобы по нити как по звездному лучу
по звездному лучу звончее стали
 
 
Ни мудрость зодчего, ни глупость очевидца
бессмертные я вас прошу о стали
Стрельцом слепящим в небеса явиться
пить жилы из земли как посох Парсифаля.
 

«Я видел шелест слышал мак…»

 
Я видел шелест слышал мак
и днями наблюдал за днями
и листьев желтыми листами
обрушивался в лихомань
 
 
и падали струясь страницы
сливаясь по полу в ручьи
и пить из них резные птицы
с наличников своих пришли
 
 
я соблюдал стальную меру
в преображении вещей
складным вооруженный метром
карманной связкою лучей
 
 
и пальцы падают ничьи
сливаясь в долгие ручьи.
 

«Проснись сударик господин…»

 
Проснись сударик господин
Дай оглядеться на земле
Да я не требую всего
Дай оглядеться на земле
Проснись сударик-го-сударик
 
 
Какая легкая пора
когда я с облаком один
когда я в комнате в тепле
когда на свете ничего
не соревнуется горя
 
 
Дай оглядеться господин
всего-то горя, что фонарик
забыл один какой-то шарик
и он купается легко
………………………
ему упасть не глубоко
ему подняться не беда
………………………
 

«Вот так в четвёртый через третий на десятый…»

 
Вот так в четвертый через третий на десятый
приходит раз, когда приходит час,
когда в платок сморкаясь полосатый
живешь ты полуплача хлопоча
а что к чему какая в том задача
руками хлопоча глазами полуплача
идешь от насморка носатый
 
 
Природа гипсовых богинь размешена в любви
всё за тобой они следят глазами
вот потому готовые и сами
всё за тобой всегда везде твои
и обещают их глаза
оставить гипсовые небеса
всё за тобой с тобой под небесами
 
 
Вот так кощунствует богиня
ты тело вещее раздень
всё за тобой твое везде
ведь тело тела не покинет
не для добра и не для зла
вот гипсовая простыня сползла
и гипсовая пыль осела инеем
 
 
а что к чему какая там задача
ведь тело тела не продаст
всё за тобой твое всегда
руками хлопоча глазами полуплача.