Военком сдвинул фуражку и тут же вернул ее в прежнее положение. Пустым, серым взглядом посмотрел на Даута. Тот шел слишком медленно, но потом испугался, что мать или бабушка увидят Зураба Отаровича и сами выйдут к нему. Не признаваясь себе, чем вызван этот страх, Даут заторопился. Сейчас он настойчиво думал о треснувшем черенке лопаты, о том, что нужно будет его заменить. Думал о том, что уже второй день болит палец на ноге. Должно быть, ушиб его где-то ненароком. Его мысли пытались выскользнуть, ухватить что-то витавшее поблизости, но он им запрещал. Вновь и вновь думал о черенке, о пальце, о сетях, о фуражке военкома…
– Вот, – Зураб Отарович протянул ему сложенный пополам листок бумаги.
– Что это?
– Это не вам.