Спустя два часа мясо было готово. Ни специй, ни соли к нему по обычаю не добавили.
– Ну… садимся с миром, – сказал жрец.
Его голос был твердым, однако едва звучал на другом конце стола, приходилось передавать слова по цепочке.
Жрец начал молитву. Собравшиеся обратились к востоку. Разговоры стихли. По окончании молитвы дозволялось приступить к трапезе. Гочуа разносили корзины с мясом и мамалыгой, выкладывали пищу на стол. Ни тарелок, ни вилок, ели руками, вытирались травой.
Вино пили из малых стаканов. Одно из правил – уйти с моления нужно в сознании.
За едой говорили, смеялись. За таким большим столом общей темы не было, каждая группа обсуждала что-то свое. Некоторые пели, играть на инструментах запрещалось.
Говор стихал только на время тоста. Жрец вставал со стаканом вина. Старик знал, что с дальней стороны его не слышат, но кричать не хотел. Многие помнили порядок тостов, а потому сами знали, за что или за кого пьют. Так, для начала вино предложили за Бога. Потом за жреца. Далее – за всех Гочуа, которые помогли собрать деньги, купить быков, подготовить столы, скамейки, костровища. Следующий тост – за старейшин. Так – двенадцать тостов, и с каждым из них надо было полностью осушить стакан.